История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов - [203]

Несколько лет выжидали спокойно огнепоклонники, маздакиты и буддисты исполнения своих заманчивых надежд, обещанных им эмиссарами хашимитов, а между тем все еще ровно ничего не осуществлялось. Когда же разнеслась повсюду страшная весть об умерщвлении Абу Муслима, в том же самом году (137 = 755), немедленно же, некто Сумбаз, из окрестностей Нишапура в Хорасане, отъявленный последователь учения Зороастра, никогда не принимавший ислама, стал проповедовать об отомщении за пролитую кровь именитого мужа Персии. Восстание, быстро распространяясь, сразу охватило часть Хорасана в направлении к Рею и Мидии. В кровавой стычке у Хамадана пал Сумбаз, и бунт был временно потушен. Несколько лет спустя наступил момент разрыва с Аббасидами и приверженцев учения о воплощении. Целые толпы персов стали одно время появляться вокруг дворца Мансура в Хашимие в 141 (758). Из Хорасана стекались люди взглянуть поближе на нового властелина. В нем, толковали они, признаем мы Бога своего, а двух вельмож почитали некоторые из них за Адама и ангела Гавриила — очевидное смешение исламских воззрений с учением о воплощении, почти то же самое, какое нередко случалось подмечать прежде и у крайних шиитов, а в данном случае при посредстве прежних сподвижников Абу Муслима перенесенное на современных представителей власти. Во всем этом выказывалось, собственно говоря, весьма благодушное отношение, но Мансур понял сразу, что невозможно долее потакать подобным сектантским фантазиям. Как можно, все благомыслящие люди, — а о сохранении их привязанности только и думал халиф, — будут этим страшно оскорблены! И повелел он тех, кто больше горланит, схватить, но многочисленные единомышленники — их было, вероятно, более пятисот человек — бросились к тюрьме, освободили узников и с шумом понеслись к замку. Пришлось изрубить на месте зачинщиков, а с ними и многих других. Так порвана была окончательно всякая связь между Аббасидами и персидскими националистами антиисламского направления. Конечно, возмущение в Хорасане бывшего наместника страны, Абд Аль-Джаббара, случившееся в том же самом или следующем году (142 = 759), ничего не имело общего с этим новым направлением; сами жители, негодовавшие на дурное его управление, помогли укротить мятеж. Зато в 150 (767) последовало возмущение настоящего перса по имени Устазсиса. Он выдал себя в окрестностях Герата за пророка и в скором времени взволновал целые близлежащие округа, соседний Седжестан и собственно Хорасан. Вооруженных его приверженцев насчитывалось вскоре до 300 тыс. человек С большим трудом одолел его, вероятно только в 151 (768), Хазим Ибн Хузейма; но и после того силы мятежника оставались еще настолько грозными, что пришлось волей-неволей прибегнуть к почетной с ним капитуляции. Со смертью Мансура эти движения принимают особенно тревожный характер. В 161 (778) возмутился на дальнем северо-востоке Ата, перс из Мерва, служивший некогда секретарем при Абу Муслиме, а теперь выступивший снова с учением о воплощении. Понятно, он учил, что Абу Муслим и сам он были теми, в которых воплотилось в последний раз божество. Для того, вероятно, чтобы укрыть[329] от глаз непосвященной толпы величественное зрелище своего лика, он выступал постоянно закутанный в златотканый покров, от которого и получил прозвание свое аль-Му-канна — «Покрытый». Настоящим его местопребыванием был замок Санам, возле Кеша за Оксусом. Отсюда восстание разлилось по всей провинции, а в соседнем Хорасане харуриты[330] завладели тоже с необычайной быстротой значительной полосой земли. Многих генералов Махдия разбивал Муканна. Только в 163 (780), когда Язид Ибн Мазьяд успел осилить харуритов, мог Са’ид Аль-Хариший справиться с этим замечательным пророком. Теснимый все более и более, он был вынужден наконец запереться в своем укрепленном замке Санам. Когда же держаться долее не было никакой возможности, он принял яд вместе со своими женами и приспешниками, в последнюю минуту поджег замок и погиб в пламени (163 = 780). Еще годом раньше, подобно тому как и в соседнем Табаристане, вспыхнуло в ненадежном Джурджане иного сорта восстание, возбужденное коммунистическими стремлениями маздакитов. Возмущение было подавлено, но снова повторилось при Харуне в 180 (797) в той же самой провинции и продолжалось с такой силой, что протянулось и на второй год. Упорство, с которым эти еретические движения постоянно возобновлялись, заставило правительство убедиться в необходимости вырвать зло с корнем. А опасность легко было усмотреть; она очевидно проистекала от продолжавших постоянно держаться тайных языческих воззрений, которые, отчасти даже под маской исламского исповедания, еще широко были распространены почти по всем областям востока. Маздакиты в Азербайджане и прикаспийских провинциях, пропитанные буддизмом огнепоклонники в Хорасане, манихейцы и родственные им секты в Месопотамии, особенно в Харране и окрестностях, в болотистых местностях южной полосы Евфрата до самой Басры и Хузистана, в одинаковой мере пылали ненавистью к истинной вере, хотя все эти различные учения сильно отличались друг от друга в отдельных подробностях. Тем опаснее становились их основы, когда проникали в среду пропитанных вольномыслием арабов, на что неоднократно слышались жалобы уже во времена Мансура. Всех этих неверных и еретиков клеймили общим наименованием зендиков, что значило первоначально «колдуны»