История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов - [179]

Возможности бороться со столь великими трудностями прежде всего обязан царствующий дом главным образом Абд-аль-Мелику, из пятнадцати его сыновей четверо были халифами; Маслама, один из братьев, признаваемый всеми за замечательнейшего полководца ислама, при всех четырех тоже играл выдающуюся роль. Не следует также упускать из виду, что двое из упомянутых четырех халифов, Валид и Хишам, принадлежали к самым замечательным властелинам изо всех, какие только вообще появлялись на Востоке. Однако даже и в подобной семье, располагавшей таким изобилием личных дарований, должны были попадаться более слабо одаренные лица. Между тем отношения йеменцев к кайситам становились чересчур обостренными, так что первая встречная ошибка могла стать вместе и роковой. Второй сын Абд-аль-Мелика, Сулейман, и совершил ее. От него начинается если не по внешности, то в сущности упадок владычества Омейядов. Отец его с самообладающей мудростью, что составляло вообще выдающуюся черту его характера, старался всеми мерами уравновешивать отношения между кельбитами и кайситами. Невзирая на то что последние и после битвы на луговине проявили еще раз у Хазиры свое враждебное настроение и подготовили власти довольно значительное затруднение, халиф вверил управление всем востоком кайситу Хаджжаджу; тот в свою очередь постарался насовать всюду своих родственников, положим, нисколько не в ущерб государству, и по-вытеснить отовсюду старейшин йеменцев, особенно же членов семьи Мухаллаба. Арабы юга выказали живейшее негодование, горько стали жаловаться на неблагодарность властелина, обязанного им троном, но в конце концов успокоились, когда халиф предоставил им завоевания и управление на западе. Как ни беззаветно продолжал Валид держаться Хаджжаджа, все-таки и он поостерегся что-нибудь изменять в сложившихся порядках. Халиф этот скончался внезапно далеко еще не старый[300]. По воле отца покойному наследовал брат Сулейман. Он не умел жертвовать своими личными побуждениями благу государства, не обладал ни хладнокровием, ни мудростью своих предшественников. Изо всех качеств своей семьи новый властелин унаследовал опаснейшее — надменность; он не был в силах побороть в себе страсти к наслаждениям и проявления внезапных прихотей. С Валидом был он не в ладах уже потому, что этот халиф, как и его предшественники, питал надежду лишить его преемства и передать наследие своему собственному сыну Абд аль-Азизу. Недовольные йеменцы, и во главе их Язид ибн Мухаллаб, не могший никак переварить потери управления богатой провинцией Хорасаном, примкнули, понятно, к грядущему властелину. Для Хаджжаджа слишком достаточно было поводов содействовать секретным планам Валида, но предусмотрительный властелин считал возможным привести их в исполнение, ввиду общей напряженности положения, лишь постепенно, не торопясь. Между тем вице-король сильно тревожился, он нисколько не сомневался, какая судьба ждет его, если Сулейман вступит на престол. Единственной молитвой в последние его годы было, вероятно, чтобы Аллах ниспослал ему смерть раньше кончины повелителя правоверных. Желание его было услышано: не прошло и полугода, как последовал за ним и Валид. Мщение нового владыки, от которого успел ускользнуть состарившийся вице-король, разразилось, как гром. Наступившее преследование единоплеменников покойного было тем беспощаднее, что неприязненные йеменцы слишком охотно напрашивались стать орудиями мести. Назначение Язида ибн Мухаллаба наместником Ирака не только уничтожило навсегда поддерживаемое до сих пор с таким трудом равновесие между кайситами и йеменцами, оно подало сигнал к гонению на самых уважаемых и заслуженных лиц, принадлежавших еще недавно к господствовавшей партии северян, притом в неслыханных доселе размерах, чего никогда не случалось и при забрасываемом несправедливо грязью Хаджжадже. Даже и этот неумолимый правитель ограничился только смещением сына Мухаллаба, а осторожный Абд аль-Мелик долго медлил утвердить решение своего наместника. Теперь не постеснялись даже с таким человеком, каким был Мухаммед ибн Касим, обновивший славу исламского оружия и только что приобщивший на дальнем востоке новые провинции к государству; с ним обошлись, как с заурядным преступником: выданного на руки личных врагов дома Хаджжаджа, его замучили в страшных пытках. Подобная же участь грозила и Кутейбе ибн Муслиму; тот умер, по крайней мере, с мечом в руках, обороняясь как умел от внезапно нагрянувшего несчастия (96 = 715). Это послужило гибельным примером для всех тех, которые могли опасаться при новой перемене правления торжества угнетенной до той поры партии. Вообще редко случается, чтобы правление партии было благотворно; но при данных обстоятельствах было оно худшим из зол, ибо растущее ожесточение между обоими племенами неотразимо быстро передалось в средоточие центрального управления. И здесь также вскоре нижние слои вытеснили бывших верхними.

Все зло подобных отношений усугублялось еще кратковременностью царствования каждого из халифов. Сулейман (96–99 = 715–717) и Омар II (99–101 = 717–720) скончались на третьем году своего управления; Язид II (101–105 = 720–724) — на пятом; Валид II, сын Язида II (125–126 = 743–744), — на втором, а Язид III, сын Валила I (126–744), лишь полгода процарствовал. Один Хишам (105–125 = 724–743) управлял 19,5 лет. Каждая перемена правления начиная с Сулеймана, смотря по различным семейным связям каждого халифа с обеими партиями или по другим каким-либо личным мотивам, неизменно сопровождалась переменой внутренней политики, поэтому и оказалось, что в промежуток времени между 101 и 127, т. е. в течение всего 26 лет, пять раз переходила власть от одной племенной группы к другой. Между тем всякая перемена правления сопровождалась постоянно ожесточенным преследованием бывших доселе влиятельных личностей, поступавших с своей стороны прежде точно так же нисколько не лучше. Таким образом, в короткий период погибло, по большей части ужасным образом, множество почтенных личностей, а взаимная вражда между северянами и южанами возросла до необычайных размеров. Всякий, кто только рассчитывал на свое влияние, грозил прямо открытым возмущением, если только новый халиф казался ему и его друзьям опасным. Так, по смерти Омара II, в 101 (720), когда с воцарением Язида II кайситы снова стали у кормила правления, в Басре взбунтовался Язид Ибн Мухаллаб. Бунт широко раскинулся по преданным большей частью наместнику восточным провинциям, и, казалось, теперь же наступал уже конец сирийской гегемонии. На этот раз, однако, Масламе, надежнейшему мечу семьи Абд Аль-Мелика, удалось потушить мятеж. 14 Сафара 102 (24 августа 720) пал княжески надменный сын Мухаллаба в упорном бою поблизости Куфы, на берегу Евфрата. С его смертью было восстановлено вскоре спокойствие также в Басре и во всей Персии. Но когда Валид II осмелился казнить самым бесчеловечным образом заслуженного наместника Хишама, йеменца Халида Ибн Абдуллу Аль-Касрия, единоплеменники последнего восстали, провозгласили Язида III, двоюродного брата Валида, властелином и умертвили халифа. Вот когда действительно наступило начало конца. Отныне каждая из партий стала выставлять своего собственного халифа; сирийцы резались поминутно в открытой междоусобной войне, пока соединенные силы восточных провинций не нагрянули на них и не раздавили разом обе партии.