История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов - [178]
Таким образом, к концу эпохи Омейядов арабское мировое господство достигает наибольшего своего расширения, а с момента почти одновременных поражений под стенами Константинополя и Пуатье устанавливаются границы, никогда снова не переступаемые молодыми завоевателями. Но и здесь Аякс же подкосил силы Аякса. Не греческий огонь и не меч франков обусловливали разрушение могучего здания халифата и положили предел героическому и завоевательному периоду арабской истории. Было это дело старинного наследственного порока в высшей степени подвижного, беспокойного народа. И тут сыграла главную роль племенная рознь.
Глава IV
ТРЕТЬЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА И ПАДЕНИЕ ДИНАСТИИ
Религия воздействует на народ в двояком направлении. Составляя, в сущности, проявление высших стремлений национального духа, определяющее их форму и дарующее содержимому потребное ограничение, она одновременно носительница иррационального, так сказать, элемента нового идеала, приносящего с собой новообращенным безусловное обещание разрешения всех задач грядущего прогресса. Таким образом, каждая вера служит неизменно образовательным целям народа, серьезно к ней относящегося. Едва ли какая-либо другая религия по сравнению с исламом имеет больше прав на это. И какой успех! Нечто необычайное — на первый взгляд. Аравия всем обязана своеобразному очарованию личностью и пылом религиозного одушевления Мухаммеда, горсти отважных и выдающихся голов.
Вместе с победой вероучения как бы чудом снято было сразу древнее заклятие, препятствовавшее доселе арабам приобщиться к высшей цивилизации и занять подобающее им место среди остальных народов. Расщепленность нации на сотни племен и отделов, завистливо пожирающих друг друга, не подвигавшейся ни на шаг вперед по целым столетиям, устранено единым условием — всеобщего подчинения абсолютному властелину веры — Аллаху. Перед ним не было высших, никто, стало быть, не имел права косо взглянуть на другого. Хрупкие стрелы собраны сразу в могучую связку не поддающегося излому целого, и с насмешкой поглядывает молодой народ на бессильные попытки состарившихся наций сломить их совокупность. Но от подобного воспитания, произведшего столь великие чудеса, солоно иногда приходилось человеку простому. Беспокойная юная нация бежала из школы при первой возникшей междоусобной войне. Пришлось тогда поневоле отложить на время нравственное влияние катехизиса, не послушали бы все равно; прибегли к иным мерам — бисквитам и розге, дабы заставить, по крайней мере, учеников смирно сидеть. А что думала про это толпа, лучше всего показала вторая междоусобная война. Новые повторения насильственных поползновений прямо грозили, что все разлетится в прах, если не погулять хорошенько палкой по непокорным спинам. И действительно, тогда только, когда установленная по персидским образцам полиция стала посредницей, успокоилась наконец юная нация. И вот, во времена Аббасидов мало-помалу спасительное учение начинает действительно овладевать умами. Между тем сколько драгоценного времени было потрачено даром; воспитанники слишком постарели. Они ищут себе места, которое по их природным дарованиям могли бы занять в мире, и должны удовольствоваться в конце концов ролью помощников другим для проведения своих запоздалых планов.
Мы видели, как Омейяды, при всем своем мирском настроении, из-за тонкого расчета продолжали неустанно покровительствовать людям, принадлежавшим к умеренной партии правоверных. Немало, кажется, трудов положили Зияд и Хаджжадж, дабы «привлечь веру в страну» для своих добрых принцев. Но по приказу, понятно, она не так-то легко водворяется. Из любви к мирским интересам современные властелины самовольно отвернулись от веры старинных сподвижников пророка, стали гнать их и преследовать: и вера по всей справедливости не пожелала им служить. К тому же при подобных обстоятельствах, в главнейшей, а пожалуй, в сущности, и единственной подпоре династии — Сирии, слишком хорошо знали друг друга, чтобы можно было рассчитывать чего-либо добиться притворной набожностью. Поэтому все зависело от того, как бы опять не сцепились кайситы с кельбитами, подобно тому, как это случилось по смерти Язида I. Устранить же этот взрыв страстей после битвы на «луговине Рахит», когда все сильнее внедрялась ненависть между обеими партиями, могло только личное влияние и прозорливая мудрость самого халифа. Таким образом, всякий раз при появлении у кормила правления слабого властелина или же непредусмотрительного политика неприязненные племенные группы неизбежно должны были прийти в столкновение. А так как совокупность обеих партий и составляла собственно ту силу, которая необходима была для сдерживания религиозных и национальных контрастов, то за их разладом естественно следовало постоянно и неизбежно усиление смут, в заключение же вспыхивали злокачественные восстания хариджитов и шиитов, персов и берберов. Во всех частях государства эти разлагающие элементы мало-помалу множились, и попутно с ними с головокружительной быстротой падало сирийское владычество, увлекая за собой и династию Омейядов.
