История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография - [96]

Под стать им и рабочие нашей лесопилки. Так что вряд ли я воспользуюсь добрым предложением».

Улыбнувшись Розенбауму, полковник тотчас же заметил: «Никогда не поверю, что такой мастер сыска, как ты, не может найти тех, кто должен быть бы на подозрении, даже в такой глуши, как Россь. Я тебя не узнаю…». И в ответ на это бывший советник полиции резонно ответил: «Конечно, найти таких людей несложно. Взять хотя бы местечко Пески. Коренное население его преимущественно еврейское. Много среди жителей местечка и таких, что вернулись из Советской России, а значит, зараженных идеями коммунизма. Но опять-таки для того чтобы ими всерьез заняться, надо там бывать очень часто, а для меня это не так-то просто. Кроме всего прочего, мне известно, что комендант Песковского участка Матеевский является энергичным человеком и заклятым врагом всего революционного. Что называется, на месте находятся и его частные сотрудники — Врублевский и Колендо. Они больше, чем я, могут принести там пользы. Единственно возможным для себя я считал бы раскрытие и обезвреживание единичных лиц, если, разумеется, такие найдутся. Но и здесь я бы не хотел вступать во взаимоотношения с комендантом полицейского участка в Росси, так как у нас в местечке никаких тайн не существует, потому и мое участие в политическом сыске будет тотчас же раскрыто. А для меня, ввиду особой позиции в этом вопросе моей жены, может принять нежелательный оборот».

Выслушав все это, полковик сказал, что он в связи с сомнениями Розенбаума поставит его в такие условия, когда ни с кем, кроме него лично, по делам разведки он встречаться не будет. В конце концов оба пришли к следующему соглашению: бывший советник госполиции, выполняя свои основные обязанности по лесопилке или в другом месте, брал под свою ответственность наблюдение в политическом отношении за отдельными лицами, «захватывая для этого наблюдения такое пространство, на которое дает ему возможность его прямая служба». Плата за сыск будет осуществляться раз в два месяца по воскресеньям за каждое конкретное донесение. Предупреждать о своем приезде в Варшаву (для прикрытия можно говорить о поездке к кузине и матери) Розенбаум должен Корвин-Пиотровского за неделю до этого дня. На бесплатный проезд он получил специальную отрывную книжку с шестью разовыми билетами для проезда в обе стороны по первому классу обслуживания. На возможные по этому делу расходы, уже прощаясь, полковник вручил Розенбауму 500 злотых.

Вернувшись из Варшавы, Розенбаум стал частным образом, как он впоследствии называл — «совершенно инкогнито» заниматься политическим сыском, почти не обременяя себя тяжелой сезонной работой на лесопилке. Одновременно, насколько это было возможно в его ситуации, он завел обширное количество знакомых, имеющих отношение к лесозаготовкам и деревообработке. За 1930 год ему удалось раскрыть весьма подозрительную в политическом отношении деятельность варшавского брокера из фирмы Геллера, приезжавшего на местную лесопилку за так называемой английской рейкой специальной распиловки, некоего Арона Гельфандта, а также работавшего на площадке лесоматериалов при железнодорожной станции Россь уроженца Кракова Боруха Гликлиха. Последние завели широкие контакты со многими жителями близлежащих местечек, инициировали проведение собраний, связанных с улучшением материального и социального положения еврейской бедноты. Об упомянутых лицах Розенбаум донес Корвин-Пиотровскому, и по его распоряжению оба были арестованы. Причем и у одного, и у второго было обнаружено большое количество марксистских изданий, включая издания КПП (Коммунистической партии Польши) и КПЗБ (Коммунистической партии Западной Белоруссии), а также свежие советские газеты и журналы. Оба впоследствии были осуждены: Гельфандт на два года, а Гликлих на 8 месяцев.

В начале 1931 года лесопильный завод, где сезонно подрабатывал Розенбаум, был поставлен на ремонт. Всем рабочим и служащим, которые оказались занятыми на этих работах, выписывалась зарплата в половинном размере. Поскольку он не попал в это число, то решил поехать погостить к своей двоюродной сестре в Пацевичи, а затем проведать свою жену, которая уже гостила в Песках у своей младшей сестры, служившей домохозяйкой у местного ксендза Альбина. Будучи в Пацевичах, Розенбаум заглянул там и к помещику Леону Поплавскому. Так случилось, что в это время у него находился его сосед Антоний Ходаковский. За чайным столом, как это водится, завязался заинтересовавший всех разговор об экономическом положении страны, о промышленном кризисе и т. д., в ходе которого Розенбаум обронил фразу, что «этот кризис льет, к сожалению, воду на коммунистическую мельницу и подталкивает недавно успокоившиеся массы рабочих на новый виток революционного движения». В ответ Ходаковский заметил: «Вот, посмотрите, скоро и наши песковские обыватели в этом направлении задвигаются…». Сказанное натолкнуло Розенбаума на мысль воспользоваться своим свободным времяпровождением для изучения умонастроений коренных жителей Песков.

Имея здесь хорошего знакомого старика-еврея Шеваховича, бывшего «за русскими» богатым лесопромышленником, зная его как человека, враждебно настроенного по отношению ко всяким реформам и революциям, Розенбаум решил зайти к нему, чтобы побеседовать и поиграть в шахматы (старик был страстным поклонником этой игры и лучшим в местечке шахматистом). Шевахович принял нежданного гостя весьма любезно и сразу завел разговор об Одессе, где в старые времена не раз бывал, памятуя, что гость — уроженец этого южного теплого города. Последнему пришлось приложить немало усилий для того, чтобы вывести, наконец, старика на нужную тему, но они не пропали даром. Вскоре бывший лесопромышленник «переключился» и начал свой монолог с того, что «нынешняя еврейская молодежь уже не хочет слушать своих мудрых стариков, не исполняет религиозных требований, распутничает, заражаясь при этом духом социализма. Она не понимает, что, ухватившись за этот запретный плод, она докатится до такого положения, из которого обратного пути уже не будет».