История гражданской войны в СССР. Том 2 - [211]

«Ничтожная кучка начала гражданскую войну, — отвечал Ленин поборникам «свободы печати» — Она не кончена. К Москве подступают калединцы, к Питеру — ударники…

Мы вполне допускаем искренность социалистов-революционеров, но за их спинами стоят, тем не менее, Каледин и Милюков.

Чем твёрже будете вы, солдаты и рабочие, тем больше мы достигнем. Наоборот, нам скажут: «они не крепки ещё, если выпустят Милюкова». Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмём власть в руки. Терпеть существование этих газет значит перестать быть социалистом…

Какая свобода нужна этим газетам? Не свобода ли покупать массу бумаги и нанимать массу писак? Мы должны уйти от этой свободы печати, зависящей от капитала… Если мы идём к социальной революции, мы не можем к бомбам Каледина добавлять бомбы лжи»[681].

Рабочие и солдаты уже успели узнать, что означает «свобода печати». Ежедневно со страниц контрреволюционных газет лились потоки самой грязной клеветы. Красногвардейцев обвиняли в изнасиловании ударниц, — сами ударницы писали из Петропавловской крепости опровержения. Рабочих и солдат обвиняли в разрушении исторических памятников — Зимнего дворца, Кремля и др. Иностранные корреспонденты опровергали этот дикий вымысел. Газеты контрреволюции продолжали лгать, клеветать, натравливать на рабочих и солдат самые отсталые слои населения. Рабочие типографий отказывались набирать эти лживые, клеветнические статейки.

Резолюция Ларина, несмотря на дружную поддержку «левых» эсеров, была отвергнута.

Тогда выступил с заявлением от имени «группы народных Комиссаров» В. Ногин. Каменевско-троцкистские капитулянты ещё раз потребовали включения в правительство эсеров и меньшевиков и заявили о выходе из состава Совета народных комиссаров.

Это заявление подписали кроме Ногина народные комиссары: А. Рыков, В. Милютин, И. Теодорович, присоединились к нему: комиссар путей сообщения Рязанов и комиссар по делам печати Н. Дербышев, Комиссар государственных типографий И. Арбузов, комиссар Красной гвардии Юренев, заведующий отделом конфликтов в министерстве труда Г. Фёдоров, Г. Ларин и комиссар труда Шляпников.

Вслед за Ногиным немедленно выступает представитель фракции «левых» эсеров. Он обращается с запросом к председателю Совета народных комиссаров В. И. Ленину:

«1. На каком основании проекты декретов и иных актов не представляются на рассмотрение Центрального исполнительного комитета.

2. Намерено ли правительство отказаться от произвольно установленного им совершенно недопустимого порядка — декретирования законов»[682].

Во всех выступлениях «левых» эсеров и каменевско-зиновьевской группы был определённый план. Они хотели превратить Всероссийский центральный исполнительный комитет в буржуазный орган, противопоставленный Совету народных комиссаров. Атаки, предпринятые предателями на заседании 4 ноября, — выступление и резолюция Ларина, заявление группы народных комиссаров и, наконец, запрос «левых» эсеров — свидетельствовали о том, что капитулянты сговорились выразить на Всероссийском центральном исполнительном комитете недоверие Совету народных комиссаров, а затем свалить советское правительство.

«Новая власть, — отвечал Ленин на запрос эсеров, — не могла считаться в своей деятельности со всеми рогатками, которые могли ей стать на пути при точном соблюдении всех формальностей. Момент был слишком серьёзным и не допускал промедления. Нельзя было тратить время на то, чтобы сглаживать шероховатости, которые, придавая лишь внешнюю отделку, ничего не изменяли, в существе новых мероприятий»[683].

От фракции «левых» эсеров член Центрального исполнительного комитета Спиро предложил принять резолюцию, выражающую недоверие Совету народных комиссаров.

Урицкий внёс другую резолюцию, в которой говорилось: «Советский парламент не может отказать Совету народных комиссаров в праве издавать без предварительного обсуждения Центрального исполнительного комитета неотложные декреты в рамках общей программы Всероссийского съезда Советов»[684].

С. М. Урицкий.

Во время голосования Рыков, Ногин, Каменев, Зиновьев и другие ушли с заседания. Этот двурушнический, предательский шаг был рассчитан на то, что большинство получат «левые» эсеры.

За резолюцию Урицкого было подано 25 голосов, против — 23 голоса. Была принята резолюция Урицкого.

Попытка блока «левых» эсеров и правых капитулянтов свалить советское правительство потерпела крушение. Момент был чрезвычайно тяжёлый. Контрреволюция ликовала и предсказывала неизбежный крах в ближайшие дни и часы.

«Победители уже в состоянии полного разложения! — вопили меньшевики в своей газетке. — Один за другим уходят народные комиссары, не успев ещё ни разу побывать во «вверенных» им министерствах»[685].

Министерская партия меньшевиков видела в дезертирстве нескольких лидеров «начало конца». Партия, не связанная с массами, иначе не могла рассуждать.

«Уход столь многих лидеров открывает возможность на соглашение и организацию правительства без Ленина»[686], — записал в своих мемуарах Бьюкенен.

Вся буржуазия приготовилась если не к моментальному развалу диктатуры пролетариата, то к большим уступкам, ведущим к этому развалу. Требование предоставить половину мест в правительстве эсеро-меньшевикам было равносильно ликвидации диктатуры пролетариата.