История Гражданской войны в США. 1861–1865 - [47]

Действия конгресса весной и в начале лета 1862 года показывают прогресс в общественных настроениях по этому вопросу – впервые после первого выстрела в форте Самтер. Республиканцы в своих общенациональных программах не считали разумным требовать искоренения рабства в округе Колумбия, но в апреле конгресс оформил это законом, хотя в то же время обеспечил компенсацию лояльным рабовладельцам, которая была надлежащим образом произведена. В июне запрет рабства на всех территориях Соединенных Штатов кристаллизовался формально – в кардинальных принципах республиканской партии, самой основе ее существования.[392] Линкольн пошел дальше конгресса. В начале марта 1862 года он предложил постепенную отмену рабства с компенсацией для рабовладельцев, и конгресс принял его рекомендации. Это предложение было сделано на фоне военных успехов Севера, хотя никто не ожидал, что кто-то, кроме пограничных с Союзом рабовладельческих штатов, воспользуется этим на практике, предложение было сделано всем; и если народ какого-нибудь или всех Конфедеративных Штатов в это время решил бы сложить оружие и проявить уважение к власти национального правительства, то все они могли получить, в рамках плана постепенной эмансипации, примерно по четыреста долларов за каждого освобожденного раба.

Линкольн с осмотрительностью делал каждый шаг вперед и был намерен держать вопрос об отмене института рабства под своим контролем. 9 мая генерал Хантер, командующий Южным военным округом, издал указ, декларирующий освобождение всех рабов в Южной Каролине, Флориде и Джорджии. Линкольн узнал об этом через неделю из газет и одновременно получил письмо от Чейза, который написал, что, по его мнению, действие этого приказа следует приостановить. Президент ответил министру: «Ни один командующий не должен делать таких вещей, являющихся областью моей ответственности, без консультации со мной», и 19 мая опубликовал прокламацию, отменяющую приказ Хантера. В этом документе он со всей серьезностью обратился к населению пограничных рабовладельческих штатов Союза, призвав их к постепенному освобождению своих рабов за компенсацию, которая предлагалась от его имени и от имени конгресса. «Я не буду приводить аргументов, – писал он, – а прошу вас самих поискать их. Вы не можете не замечать знаков времени». Предполагаемое освобождение рабов «должно прийти мягко, как божья роса, без насилия и разрушения».

Затем последовала крайне неудачная кампания Макклеллана, убедившая президента, что с рабством должно быть покончено. Он страстно желал реализовать свою политику постепенного освобождения рабов, компенсации их владельцам за счет федерального правительства и расселения свободного чернокожего населения в Гаити, Южной Америке и Либерии. Он был уверен, что отмена рабства в рабовладельческих штатах Союза ослабит возможности длительного сопротивления для Южной Конфедерации. 12 июля, перед закрытием сессии конгресса, он пригласил в Белый дом сенаторов и конгрессменов от пограничных рабовладельческих штатов Союза и убедительно попросил их повлиять на то, чтобы их штаты согласились с его политикой. «Если война продлится долго, – сказал он, – рабство в ваших штатах будет уничтожено… самим ходом войны. Оно исчезнет, и вы ничего не получите взамен. Для вас и для вашего народа будет намного лучше совершить шаг, который приблизит конец войны и обеспечит вам существенную компенсацию за то, что в ином случае будет наверняка просто потеряно!» Президент рассказал, какое давление на него оказывается, чтобы прекратить существование института рабства, и о недовольстве со стороны радикально настроенных членов правительства, угрожающих «расколом тех, кто не слишком сильно сплочен». «Наша общая страна в огромной опасности», – продолжал он; проявленные с их стороны благородные намерения и смелые действия принесут быстрое облегчение. Он упрашивал их дать свободу своим рабам. Но Линкольн не смог заручиться согласием пограничных штатов. Институт рабства пронизывал всю их политическую и общественную жизнь, и они не могли проникнуться сознанием, что он обречен.

В этом вопросе, как и во всех других, президенту мешало отсутствие военных успехов. Планировалось, что плата за рабов будет осуществляться 6 %-ными государственными облигациями, и хотя ценность собственности на них становилась сомнительной, в свете огромных правительственных расходов, недавних военных неудач и сохраняющей силу Конфедерации сам собой возникал вопрос – имеют ли вообще государственные обещания какую-то ценность. Золото, которое теперь стало измерением состояния Союза, 3 июня продавалось на три с половиной процента выше номинала; 12 июля, вследствие поражения Макклеллана и санкционированного выпуска бумажных денег,[393] оно уже приносило 14 %-ный доход. Наверняка можно сказать одно: если бы пограничные штаты повели себя должным образом, они бы получили справедливую компенсацию в облигациях Соединенных Штатов за своих рабов – вместо того, чтобы со временем просто понести финансовые потери от их освобождения.

На следующий после беседы с представителями пограничных штатов день Линкольн, направляясь на похороны малолетнего сына министра Стэнтона, поделился со Сьюардом и Уэллсом мыслями о проблеме, которая его занимала больше всего. Отступление от Ричмонда и огромная мощь Конфедерации убедили его в том, что необходимо изменение политики. Поскольку рабы выращивали продукты питания для солдат армии Конфедерации, служили в ней возницами, работали на сооружении оборонительных сооружений во вспомогательных отрядах, он «пришел к заключению, что в военных целях совершенно необходимо, крайне существенно для спасения нации освободить рабов, иначе будем покорены сами».