История государства Лахмидов - [22]
Тем не менее последствием убийства Ауса везде называется возвращение царской власти к Лахмидам. Сасанидский царь назначил новым правителем Хиры сына Амра II — Имру-ль-Кайса II. Для политической ситуации в Хире это, несомненно, стало развязкой, однако современному историку трудно объяснить смысл происшедшего. Из того, что власть вернули Лахмидам, можно заключить, что они не утратили расположение Шапура II. Но почему Имру-ль-Кайс не был назначен сразу? Не исключено, конечно, что к моменту смерти Амра он еще не достиг совершеннолетия, и Аус, не принадлежавший к царской династии, был при нем своего рода регентом.
Однако Амр II умер не молодым человеком: только его правление заняло тридцать лет. Тогда у Имру-ль-Кайса должны были быть старшие братья, и ситуация запутывается еще больше. Можно лишь догадываться, что Шапур II в связи с какими-то событиями решил на время отстранить Лахмидов от власти и поставил управлять Хирой представителя местной знати, на верность которого считал возможным полагаться. Но через несколько лет среди этой знати начались междоусобицы, и Шапур вернул власть Лахмидам.
Этот шаг, судя по всему, оправдал себя: Имру-ль-Кайс II правил в Хире четверть века без каких-либо заметных проблем. Источники не сообщают ни о каких событиях или потрясениях, происшедших в его правление. Уже сам факт столь долгого правления свидетельствует о стабильности, которая наконец-то была достигнута.
Ан-Нуман I (399–428/429) и аль-Мунзир II (428/429 — 472/473)
Куда более заметной фигурой был сын и наследник Имру-ль-Кайса II — ан-Нуман I. Судя по некоторым данным, для самих Лахмидов его правление стало началом какого-то нового этапа их истории. Это видно по тому, что царя аль-Мунзира III, которого, вероятно, можно считать самым выдающимся правителем династии, средневековые авторы называют «сын аш-Шакики» (Jbn al-Saqiqa)[72]. Но согласно арабским преданиям мать аль-Мунзира звали Мауия или Мария[73]; за красоту она получила прозвище Μa' al-sama' (Небесная (т. е. дождевая) вода), ибо дождь у арабов считался благодатью [19, сер. 1, с. 900; 67, с. 105; 107, т. 3, с. 200; 238, с. 359]. Аш-Шакика была матерью ан-Нумана I [19, сер. 1, с. 850; 67, с. 101], отчего его называли «сыном аш-Шакики» [172, ч. 2, с. 36; 181, с. 114; 213, с. 113; 238, с. 358][74]. Следовательно, аль-Мунзир III считался потомком аш-Шакики, а еще вернее — потомком ан-Нумана[75]. Иоанн Эфесский считал правителей Хиры «родом ан-Нумана»[76].
Это начало может быть связано со знаменательным для Лахмидов решением сасанидского царя Ездигерда I (400–420), который отправил к царю Хиры на воспитание своего сына Варахрана, будущего царя Варахрана V Гора. Сказания об этом, восходящие к Хишаму аль-Кальби, распространены в средневековой мусульманской литературе. Согласно их переложению у ат-Табари, сразу после рождения Варахрана Ездигерд велел звездочетам составить его гороскоп. Звездочеты выполнили повеление царя, и выяснилось, что Варахран унаследует престол, но будет вскормлен не в той стране, где живут персы. Ездигерд стал помышлять о том, чтобы отправить сына за пределы своих владений. Первое время он колебался, не зная, отправлять ли сына к ромеям или к арабам, но затем выбрал последних[77]. Этот рассказ может показаться красивой выдумкой (как можно было отправить малолетнего наследника престола в далекое и опасное путешествие, да и вообще разлучаться с ним?). Но в свете того, что мы знаем о сасанидских традициях, сообщение ат-Табари отнюдь не кажется фантастичным. Сасаниды действительно увлекались астрологией и верили предсказаниям звездочетов[78]. В обычаях Сасанидов было и отдавать детей на воспитание в знатные роды. В накш-и-рустамской надписи Шапура I упоминаются сасанидские царевичи-тезки по имени Сасан, отданные на воспитание в роды Парриганов и Кидуганов [110, с. 326–327][79]. Более того, сам Ездигерд был опекуном Феодосия, сына императора Восточной Римской империи Аркадия (395–408) и будущего императора Феодосия II[80]. Возможно, Ездигерд считал себя вправе рассчитывать на ответный шаг со стороны императора. Правда, впоследствии рассматриваемый эпизод действительно вобрал в себя немало легендарных элементов. Рассказывали, например, что дети Ездигерда умирали, и он хотел отправить Варахрана в место со здоровым климатом [73, с. 539; 172, ч. 2, с. 36; 213, с. 113; 253, с. 139] или что сам Варахран страдал одержимостью или какой-то другой болезнью, и придворные лекари советовали отвезти его в Хиру с ее здоровым климатом, где он будет омываться мочой верблюдов и пить их молоко [227, с. 212; 264, т. 2, с.402][81].
Наиболее подробный рассказ об этих событиях мы находим у ат-Табари. Согласно ему, Ездигерд, ознакомившись с гороскопом,
«…стал помышлять о том, чтобы отдать его (Варахрана. — Д. М.) на вскормление и воспитание кому-нибудь из бывших при его дворе ромеев, арабов или иных кто не был из персов, и ему пришло на ум избрать арабов, чтобы те воспитывали его и нянчили. И вот он призвал аль-Мунзира, сына ан-Нумана, назначил его опекать Бахрама[82], возвысил его (аль-Мунзира. —
Монография представляет собой очерк ряда ярких и одновременно слабо изученных эпизодов многовековой истории Арабского Востока. При том, что на страницах монографии дана широкая панорама истории арабов в эпоху Античности, Средние века и Новое время, основным центром притяжения авторского внимания является проблема пространств в арабо-мусульманской истории. Как воспринимали арабов античные авторы и что мы знаем о структуре, перемещениях и свершениях арабских племён доисламской поры, как описывали арабские авторы земли, лежавшие за пределами Дар ал-ислам, и как воспринимали пришедших оттуда чужаков, как в арабской географической литературе сочетались реальные знания и мифологизированные представления, как сосуществовали номадическое и городское пространства на мусульманском Западе и как структурировалось пространство мечетей ал-Андалуса, как выстраивались социальные и смысловые пространства арабского мира в позднее Средневековье и в Новое время — все эти вопросы рассматриваются авторами монографии на материале конкретных исторических казусов.
Сакалиба исламской литературы - бывшие воины славянских контингентов византийских армий, перешедшие в ходе боев в Малой Азии на сторону мусульман, а также невольники славянского происхождения, привезенные на Восток из славяно-германского региона, Чехии, русских земель, с Балкан. Каждая из этих групп имеет свою историю. Предпринятое в работе комплексное изучение средневековых восточных и западных материалов дало возможность установить общие закономерности истории сакалиба, а также сделать ряд наблюдений относительно истории исламского мира, Европы, Руси.
сакалиба исламской литературы — бывшие воины славянских контингентов византийских армий, перешедшие в ходе боев в Малой Азии на сторону мусульман, а также невольники славянского происхождения, привезенные на Восток из славяно-германского региона, Чехии, русских земель, с Балкан. Каждая из этих групп имеет свою историю. Предпринятое в работе комплексное изучение средневековых восточных и западных материалов дало возможность установить общие закономерности истории сакалиба, а также сделать ряд наблюдений относительно истории исламского мира, Европы, Руси.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.