История государства Лахмидов [заметки]

Шрифт

Интервал

По устоявшейся традиции имена династий составляются посредством добавления суффикса «ид», а названия племен — суффикса «ит». В настоящей работе фигурируют и Лахмиды — члены рода правителей Хиры, и лахмиты — арабы, принадлежавшие к племенному объединению Бану Лахм (Ваnū Lahm). Вообще говоря, династии принято именовать по названиям правивших родов, а не племен; в этом отношении было бы вернее называть правителей Хиры Насридами, по имени Насра Ибн Рабии (Nasr Ibn Rabi'a), к которому они возводили свою родословную. Однако название «Лахмиды» широко используется в научной литературе; кроме того, Насридами принято именовать мусульманских правителей Гранады XIII–XV вв. Поэтому в настоящей работе используется название «Лахмиды».

Достаточно сказать, что и теперь классической работой по истории Лахмидов считается вышедший в 1899 г. труд Г. Ротштайна (G. Rothstein). Ему нельзя не дать высокую оценку: в нем представлена полная и развернутая картина истории Лахмидов, восстановлена их хронология. Критический подход к источникам, выделение изначальных сообщений из поздних передач были важным преимуществом его над более ранним основополагающим трудом по рассматриваемой теме — разделом об истории Хиры в труде А. П. Коссена де Персеваля (А. Р. Caussin de Perceval), где изложение нередко сводится к пересказу сообщений мусульманских авторов. Однако в настоящее время и труд Ротштайна нуждается в пересмотре — главным образом, в связи с введением в научный оборот ряда новых источников, но также и вследствие подчас чрезмерно критического подхода автора к арабским материалам. В последующие времена, насколько автор этих строк может судить по доступным ему материалам, попытки комплексного восстановления истории Лахмидов не было предложено. Н. В. Пигулевская, которая посвятила истории доисламских арабов ряд работ, основывалась по преимуществу на данных из византийских и сирийских источников, а также на йеменских надписях. Материалы арабоязычных источников были ею разобраны в гораздо меньшей степени, что позволило проанализировать только отдельные эпизоды истории Лахмидов. Появившаяся в самое последнее время работа И. Тораль-Нихофф (I. Toral-Niehoff), специально посвященная Хире, основана на более широком круге источников, что в немалой степени составляет ее преимущество перед трудами, указанными выше. Вместе с тем И. Тораль-Нихофф сосредоточилась главным образом на анализе основных тем истории государства Лахмидов, которые сформулированы примерно так же, как в Части II настоящей работы. Значительно меньше внимания уделяется событийной истории, а также хронологии. Поэтому, несмотря на появление книги И. Тораль-Нихофф, перед исследователями истории Лахмидского государства остается достаточный простор для работы, прежде всего — в части объединения исторического и тематического подходов, которое только и может обеспечить рассмотрение явлений в их исторической эволюции. Другие специалисты, в том числе и современные, касались отдельных аспектов данной темы — распространения в Хире и ее окрестностях христианского вероучения (с упором на данные повествовательных источников, как Дж. С. Тримингхэм (J. S. Trimingham) и Т. Хайнталер (Th. Hainthaler), или археологии, как Э. Хантер (Е. С. D. Hunter), или манихейства (У. Сестон (W. Seston), М. Тардье (М. Tardieu)), контактов Лахмидов с другими арабскими племенами и государствами (И. Шахид (I. Shahid), М. Дж. Кистер (М. J. Kister), Я. Ретсе (J. Retsö)), исторической топографии)С. А. аль-Али (S. А. al-Άli)), воспоминаниях о прошлом Лахмидского государства в исламскую эпоху (А. Талиб (A. Talib)). Указания на соответствующие работы даны в разделе «Использованные источники и литература»; отдельные их положения разбираются ниже. Появившаяся недавно работа Я. Захран (Y. Zahran) была мне, к сожалению, недоступна.

Мусульманский автор X в. аль-Хасан аль-Хамдани (al-Hasan al-Hamdānī) приводит, со слов Хишама Ибн Мухаммада (Hišām Ibn Muhammad), т. е., вероятно, Хишама аль-Кальби (о нем см. ниже), сообщение о том, что поблизости от Хиры была найдена гробница с надписью «Я — Абду-ль-Масих Ибн Букайла» [210, с. 153]. Этот текст надписи кажется очень странным, так как основатель рода Бану Букайла назван не по имени, а по прозвищу, полученному им в насмешку (см. прим. 270). Но в в любом случае находку, о которой идет речь выше, следует сопоставить с этим сообщением.

Обзор ряда других археологических изысканий в области Хиры представлен у И. Тораль-Нихофф [165, с. 28–29, 181–182]. К сожалению, они не дают существенных данных об истории Лахмидов

Т. е. жители Хиры, которая прежде была столицей Лахмидов.

Имеется в виду Наср Ибн Рабиа (см. прим. 1).

В арабском тексте использованного издания — ض وا-ىرهم. У Ибн Халдуна (Ibn Haldūn, 1332–1406), который пользовался трудом ат-Табари и приводит этот фрагмент почти без изменений — ٠في كذاس٠م و!ىرهم т. е. «в их церквях и стихах» [240, с. 312]. Если выбирать из этих двух вариантов, текст ат-Табари кажется предпочтительным: книги лучше стихов как носители сведений. Однако здесь, как и в случае, рассмотренном ниже, кажутся странными слова о том, что сведения были в церквях. Возможно, следует читать не ءكتع٠م т. е. «их записи». В графическом отношении такая конъектура вполне возможна. Фраза о том, что хирцы имели точные сведения о Лахмидах в своих записях и книгах, кажется более логичной и правильной, чем представленный выше перевод.

Хишам аль-Кальби говорит здесь о себе в первом лице.

Буквально — «рода Хосрова» (al Kisra). Форма Kisra в принципе представляет собой прошедшую через ряд промежуточных стадий арабскую передачу персидского имени Хосров. Однако в источниках слово Kisra могло обозначать сасанидского царя вообще. Сходным образом имя Карла Великого превратилось у славян в слово «король» и применялось ко многим западным правителям. В данном случае Хишам аль-Кальби имеет в виду род сасанидских царей вообще.

Мухаммад Ибн ас-Саиб аль-Кальби (Muhammad Ibn al-Sa'ib al-Kalbi), ум. в 763 г.

Имеется в виду правитель киндитов. О нем см. Часть I.

Правильнее, кажется, читать al-'ibad. О них см. Часть II.

Речь идет о Хире.

О них см. Часть II.

Эту книгу Абу-ль-Фараджа упоминает ряд средневековых авторов [87, кол. 762; 228, т. 1, с. 355; 265, с. 1708].

Имеется в виду сборник стихов и комментариев к ним, состав — ленный аль-Касимом аль-Анбари (al-Qasim al-Anbari, ум. в 916/17 г.) и впоследствии опубликованный, с некоторыми изменениями, его сыном Мухаммадом (Muhammad al-Anbari, ум. в 939/40 г.).

В трудах первых четырех из указанных авторов есть отдельные разделы, посвященные «[памятным] дням арабов».

Аль-Муталаммис (букв. — «усердно ищущий») — прозвище поэта, данное ему в связи с одним выражением, которое он употребил в своих стихах. В том, что касается его имени и его интерпретации, сведения в источниках расходятся. Поэтому в настоящем исследовании мы будем называть поэта аль-Муталаммис.

Публикации этих надписей разбросаны по периодическим изданиям, которые подчас недоступны автору этих строк. В процессе работы над настоящим исследованием автор пользовался базой данных Университета Пизы «Корпус южноаравийских надписей» (Corpus of South Arabian Inscriptions, CSAI). Ее несомненным достоинством является то, что по каждой надписи она представляет достигнутые к настоящему времени результаты работы ученых. При рассмотрении южноаравийских надписей автор этих строк «по умолчанию» ссылается на CSAI, если иное прямо не указано в тексте.

О времени написания этого произведения можно приблизительно судить по одному фрагменту, в котором речь идет о том периоде жизни Сэбришб, когда он еще не был епископом Лашома (отметим, что в событиях, рассматриваемых в Части II, он выступает именно в этом качестве) и вел жизнь отшельника. Автор жития ссылается на то, что ему и другим рассказал один богобоязненный человек, приходивший тогда к Сэбришб [72, с. 295].

Вопрос о применении такой системы расчетов в Сасанидской державе рассмотрен автором этих строк в «Хосрове» [3, с. 38–39].

Эти датировки рассмотрены в Части I.

В источниках встречаются и другие указания продолжительности правления аль-Мунзира III. В изданиях истории Хамзы аль-Исфахани, использованных в настоящем исследовании, указывается, что аль-Мунзир III правил 32 года [67, с. 105; 256, с. 92]. Однако Т. Нельдеке (Th. Noldeke) отметил, что в хранившемся в Лейдене списке этого трактата, более правильном, по его мнению, нежели тексты указанных изданий, указана та же продолжительность правления аль-Мунзира III, что и в других источниках — сорок девять лет [117, с. 170, прим. 1]. Ибн Хабиб отводил аль-Мунзиру сорок семь лет правления [238, с. 359]. Однако здесь могла иметь место ошибка переписчика: формы (sab'a, семь) и (tis'a, девять) очень близки, и даже незначительное искажение может вызвать путаницу.

Против этих расчетов можно возразить, что, согласно Феофану Исповеднику в 6005 г. от сотворения мира (1 сентября 512 — 31 августа 513) приверженцы Халкидонского собора (православные) вопреки стараниям двух монофизитских епископов крестили филарха сарацин Аламундара, т. е. аль-Мунзира [163, с. 246]. Но И. Гвиди, посвятивший этому фрагменту отдельную работу, совершенно, как представляется, верно отметил, что Феофан воспроизводит отрывок из церковной истории Феодора Чтеца (Анагноста), созданной в первой четверти VI в. [62, с. 142]. Текст Феодора [120, т. 86, кол. 204] подтверждает правильность этого вывода. Сам Феодор не сообщает даты, и, насколько можно судить, его история не была хроникой, как труд Феофана. Поэтому в отнесении данного рассказа к событиям 512–513 гг. следует видеть мнение самого Феофана, который, как показано в Части I, на этом временном отрезке не всегда точен в хронологии. Кроме того, не очевидно, что этот рассказ вообще имеет какое-либо отношение к аль-Мунзиру III. Как показано в Части II, он был приверженцем традиционного арабского культа аль-Уззы и не крестился. Влияния православных в Хире, равно как и во всей Сасанидской державе, совершенно не просматривается. Остается считать, что крестился не аль-Мунзир III, а кто-то из Гассанидов, например, аль-Мунзир Ибн ан-Нуман, о котором упоминает Хамза аль-Исфахани [67, с. 120].

По сложившейся традиции такие хроники именуются в историографии по тому году, до которого в них доведено изложение, напр., Хроника 846 г., Хроника 1234 г.

Ставить эту дату под сомнение, кажется, нет оснований, так как события того времени обрисованы в источнике довольно точно. В том же фрагменте землетрясение в Антиохии отнесено к ноябрю 570 г., что соответствует рассказу очевидца этого события — Евагрия Схоластика [50, с. 171].

Это видно из одного фрагмента истории Ибн аль-Асира [226, т. 1, с. 506]. Приписывать такую точку зрения Хишаму аль-Кальби было бы неправильно. Согласно восходящему к нему списку лахмидских царей, ан-Нуман правил в Хире семь лет и восемь месяцев в царствование Хормузда [67, с. 111; 19, сер. 1, с. 1038]. Вопрос о достоверности этих сведений рассмотрен выше.

См. прим. 9.

Сведения о правлении Ийаса сохранились только в пересказах повествования об Ади Ибн Зайде, согласно которым после смерти аль-Мунзира IV сасанидский царь назначил управлять Хирой Ийаса Ибн Кабису. Тот правил в Хире один месяц (Ибн Халдун) или несколько (ат-Табари, Абу-ль-Фарадж аль-Исфахани), а затем царь по совету придворного переводчика Ади Ибн Зайда решил испытать Лахмидов [19, сер. 1, с. 1017; 172, ч. 2, с. 21; 240, с. 319]. Выражением «несколько месяцев» здесь переводится форма ashur в источниках. Она представляет собой форму множественного числа, но одновременно указывает на то, что обозначаемых ей понятий (в данном случае — месяцев) немного. Упоминание Ибн Халдуна об одном месяце показывает, что в данном случае «несколько» означает «немногим более двух». Как показано ниже, предположение о том, что время правления Ийаса Ибн Кабисы составило три месяца, хорошо вписывается в хронологические расчеты.

Имеется в виду Спасинов Харакс — столица царства Месена (в источниках также Харакина, Харацена, Майшан и Майсан), названная так по имени отстроившего ее царя Спасина (или Испасина), сына Сагдодонака. Плиний называет Спасина правителем живших поблизости арабов [123, с. 442]. Династия, основанная Спасином, известна по монетам и ряду упоминаний в повествовательных источниках, но по сохранившимся сведениям ее трудно считать арабской. История этой династии заслуживает отдельного исследования и не входит в предмет настоящей работы.

Естественно сближать этих атталов Плиния с аттаями (Άτταίοι) Клавдия Птолемея (род. ок. 87 г., ум. после 150 г.) [35, с. 101]. В этом отношении напрашивается аналогия с арабским племенем Таййи (Tayyi'), которое не раз будет упомянуто ниже. Латинское и греческое названия, приводимые нами, происходят, кажется, от арабской формы с определенным артиклем al-ta'i (таййит). Необходимо, впрочем, учитывать, что речь может идти не обо всех таййитах, а только о части племени, ушедшей на северо-восток.

Происхождение кудаа еще в Средние века считалось спорным. Некоторые авторитетные ученые, в частности, Хишам аль-Кальби, считали, что кудаа принадлежат к кахтанитам [233, с. 103; 260, с. 551]. Между тем в передаче аль-Бакри до нас дошло принадлежащее Ибн Хишаму сообщение о том, что Кудаа (Quda'a), прародитель кудаитов, был сыном Маадда (Ma'add) и внуком Аднана [188, с. 17]. По словам Ибн Хишама, сами кудаиты и йеменцы относили кудаа к южным арабам. Но там же Ибн Хишам приводит мнение Ибн Исхака (Ibn Ishaq, ум. в 767 г.), согласно которому Кудаа, прародитель кудаитов, был сыном Маадда и внуком Аднана. Далее, видимо, опять-таки с опорой на мнение Ибн Исхака, утверждается, что кудаа присоединились к йеменцам (tayamanat) впоследствии [242, т. 1, с. 28]. Очень похожую точку зрения высказывает более поздний испано-мусульманский автор Ибн Абди-ль-Барр (Ibn 'Abd al-Barr, ум. в 1070/71 г.). По его словам, большинство мусульманских ученых причисляют кудаитов к северным арабам-аднанитам. Так считали и изначально, но в 80-е гг. VII в. кудаиты вступили в союз с йеменскими арабами и стали причислять себя к ним [225, с. 59–61].

Кудаитов Бану Асад Ибн Уабара (об их родословной см. 260, с. 644, 646) следует отличать от аднанитов Бану Асад Ибн Хузайма, о которых речь пойдет ниже. Заметим, что в источнике, на который сделана ссылка, имя отца Фахма — не Таймуллах, а Таймуллат (Таут al-Lat).

Название «область Бахрейна» применяется в связи с тем, что средневековый Бахрейн был не тождествен современному и охватывал весь аравийский берег Персидского залива («от Басры до Омана» мусульманских географов) [188, с. 228; 264, т. 1, с. 347].

От арабского корня t.n.h — «встать на стоянку». Хишам аль-Кальби объясняет слово tanuh как muqdm (стоянка) [260, с. 646]. Вероятнее всего первоначально такое название значило «стоящие на одной стоянке».

Набатеями арабы часто называли людей, говоривших на сирийском языке. Аль-Масуди упоминает о «сирийцах» (al-suryaniyyun, т. е. людях, говоривших по-сирийски), «которые суть халдеи (al-kaldaniyyun); они именуются suryan, их язык — сирийский (sitriyya). Арабы называют их набатеями» [93, с. 177]. Так называлось и сироязычное население южного Ирака. Хороший пример этого — одно высказывание Хишама аль-Кальби, где он перечисляет не-арабов ('uluq). Согласно ему, неарабы Египта — копты, Месопотамии — гармайцы (жители области Бет Гармай, т. е. района современного Киркука), Савада — набатеи [227, с. 93]. В данном случае, видимо, эти «набатеи» идентичны халдеям Плиния.

Т. е. потомки Маадда (Ма'add), сына Аднана. К ним относилось подавляющее большинство аднанитов.

В арабском написании — اس اس. Встречается также написание الحيقان ابن الحين, т. е. аль-Хайкан Ибн аль-Хайн.

Это племя в источнике причисляется к амалекитам. О том, кем были амалекиты для мусульманских авторов, см. прим. 272 и Часть II.

Приведенный рассказ представляет собой объединенную версию, восстановленную путем сопоставления известий ряда источников [19, сер. 1, с. 748–750; 172, ч. 11, с. 156; 188, с. 52; 231, с. 542; 253, с. 137–138; 264, т. 2, с. 330].

Phrw br sly набатейского текста, Φερου Σολλεου (в родительном падеже) греческого. Имя Суллай (Шуллай) практически не встречается в арабоязычных источниках, однако в кудаитском племени Бану Джарм мы находим некоего аль-Хариса (al-Harit); его звали также Сулла (Sulla), и от него происходил род Бану Сулла [239, с. 422]. Разумеется, прямое отождествление Суллая надписи с аль-Харисом Сулла вряд ли правомерно, однако заслуживает внимание то, что это редкое имя встречается именно у Бану Джарм. К тому же племени принадлежал Амр Ибн Абди-ль-Джинн, которого Джазима впоследствии назначил командовать войском.

Для русскоязычного читателя формы Гадимат и Джазима сильно различаются, но необходимо иметь в виду, что г северных семитских языков у арабов соответствует дж, а з в Джазима представляет собой не з, похожее на русское, а межзубный звук, подобный английскому th в словах this или that; в арабском он нередко передает д других языков.

О Бакке см. прим. 51.

Вероятно, имеется в виду не аль-Гумайр в Аравии, а аль-Укайр расположенный в области Бахрейна, неподалеку от ее центра — Хаджара.

Совр. Тактакана.

О Бану Ийад см. прим. 115.

См. Приложение 1.

Об этих танухитах нам известно очень мало. Согласно Ибн Саиду, который ссылается на аль-Байхаки, у танухитов был свой царь, который сидел в Айн ат-Тамре (примерно в 105 км к северо-западу от Хиры) и воевал с Лахмидами. Впоследствии танухиты оставили Айн ат-Тамр и рассеялись по землям кудаитов [236, с. 177]. Другой поздний автор, аль-Умари, упоминает в одном месте о войнах танухитов с Лахмидами [208, ч. 4, с. 132]. В источниках не указывается, к какому времени относятся эти сведения. Судя по тому, что предания о более поздних временах не донесли до нас никаких воспоминаний об этих столкновениях, речь может идти о довольно ранних событиях. Как закончилась история этого государства со столицей в Айн ат-Тамре — неизвестно. Можно предполагать, что уход танухитов из Айн ат-Тамра объясняется установлением над ним власти Лахмидов.

Об этих названиях см. Часть II.

Это известие разбирается в Приложении 1 (Фрагмент 1). О войсках досар и боргаль см. Часть II.

Бакка — крепость на Евфрате, расположенная немного ниже по течению, чем Хит [39, с. 4]. Поскольку аль-Укайр, как показано в прим. 44, находился в области Бахрейна, можно заключить, что Шапур I разделил арабов, отправив часть из них на северо-запад, а других — на юго-восток.

В арабском тексте источника — قيلىنذرضادان. Поскольку в арабских рукописях диакритические знаки нередко теряются, можно предполагать, что первым словом было не ٠ض а ٠س т. е. имя следует читать как Sill bin Farruhzddan. Если считать, что данный рассказ представляет собой переложение какого-то среднеперсидского известия (что кажется вполне вероятным), можно представить себе, что в последнем рассматриваемое имя было написано как Sir i Farrohzadan. Далее, поскольку звуки l и r в среднеперсидском языке в большинстве случаев передавались одной и той же графемой, можно предложить следующую реконструкцию: ذدر ٠ ص هلا د (Sir i — Sili — Sila). To, что человек, переложивший среднеперсидское известие на арабский язык, не очень хорошо представлял себе, как следует передавать иранские имена, видно из употребления слова ف. Слово Фаррохзадан само по себе означает «сын Фаррохзада», однако арабоязычные авторы, не зная этого, нередко ставили перед такими формами слово ибн (сын).

Этот вопрос раскрыт в «Хосрове» [3, с. 90, 421].

По-арабски al-Zabba' буквально означает «волосатая», однако эта форма является скорее звукоподражательной и пародийной. Сходным образом в более поздние времена испано-мусульманские авторы именовали португальского короля Афонсу I, сына Энрике (Афонсу Энрикеш, правил в 1139–1185 гг.) не Ibn Anriq, a Ibn al-riq (буквально — «сын слюны»).

Известна пальмирская надпись, согласно которой старший сын Одената Септимий Иродиан, царь царей, снискал царскую власть при Оронте, победив персов [45, с. 67; 56, с. 255]. Этот Иродиан, по-видимому, тождествен Ироду, который упоминается в истории «тридцати тиранов», приписываемой Требеллию Поллиону [160, с. 106–107]. Логично считать, что, если такой титул принял сын и престолонаследник при живом отце-правителе, он был и у последнего. В надписях, выполненных после гибели Одената, он фигурирует как «царь царей» [36, с. 290; 56, с. 256; 71, с. 70 (надпись РАТ 0292), с. 74 (надпись РАТ 0317)]. Вероятно, эти сведения следует сближать со встречающимся в приписываемой Требеллию Поллиону истории «тридцати тиранов» известием о том, что Оденат, выступая против Шапура, принял царский титул (nomen regale) [160, т. 3, с. 104–105].

Эта дата основана на том, что на монетах и медальонах его преемника Вахб-Аллата (Вабаллата римских авторов) четвертый год его правления отождествляется с первым годом царствования императора Аврелиана [98, с. 113; 168, с. 601–602].

Датировка основана на сопоставлении данных источников [160, т. 3, с. 172–173, 352–353; 170, с. 40–42].

Поздний византийский историк Никифор Каллист (род. ок. 1256 г., ум. ок. 1335 г.) считал, что персы, победив римлян, передали Зенобии власть над Сирией и Финикией [120, т. 145, кол. 1181–1182]. Это не соответствует данным других источников (см. выше), но тоже, кажется, указывает на существование союза между Зенобией и Шапуром I.

Впрочем, бакритский поэт Маймун Ибн Кайс (Мауmun Ibn Qays), известный как «Подслеповатый» (al-A'sa) в одном стихе говорит, что смерть «отстранила Узайну (Udayna) от царской власти его». Составитель комментария к стиху и некоторые другие авторы считали, что речь идет об Узайне, упомянутом выше [57, с. 14; 67, с. 97; 107, т. 5, с. 274; 210, с. 130]. Мы не можем, к сожалению, сказать, кого в данном случае имел в виду сам поэт, и что он знал о нем. Если приведенная интерпретация отражает представления, имевшие хождение среди арабов, можно выдвинуть следующую гипотезу. Узайна, о котором упоминает Маймун Подслеповатый, по всей вероятности должен отождествляться с Оденатом: трудно найти другого правителя с таким именем, гибель которого могла бы и через сотни лет считаться примером неотвратимости смерти.

Но, кроме этого, арабам почти ничего не было известно об Оденате; это хорошо видно по сведениям о нем у мусульманских авторов. Особенно примечательно то, что Узайна большинства арабских сказаний — не муж, а прапрадед аз-Забба. Исключение составляет разве что аль-Масуди, однако и у него аз-Забба — в одном месте мать Хассана, сына Узайны, в другом — мать Амра, сына Тариба (здесь не Zarib, а Tarib), в третьем — дочь Амра Ибн Дарба (Amr Ibn Darb) [107, т. 3, с. 189, 274–275]. Брак Узайны и аз-Забба нигде не является (а в большинстве случаев — и не может являться) сюжетом арабских сказаний. Значит, история о том, как Зенобия погубила своего мужа, в принципе не могла относиться к Узайне. Соответственно, если арабы восприняли эту историю, для их рассказчиков место погибшего мужа Зенобии оставалось незанятым. Это умозаключение вполне соответствует предложенной в тексте гипотезе, согласно которой в арабских сказаниях место погибшего мужа Зенобии отдано Джазиме (см. ниже).

Этот Ади — отец первого лахмидского царя Амра I. Мы сталкиваемся здесь с вопросом о родословной династии. О ее происхождении в Средние века шли споры. Одни возводили ее родословную к мааддитам, т. е. северным арабам, другие — к ним, в частности, принадлежал Абу Убайда — к правителям Хатры [19, сер. 1, с. 748; 200, с. 207; 213, с. 275–276]. Теория о мааддитском происхождении Лахмидов основывается, по-видимому, на рассказе о том, как Джубайр Ибн Мутим (Gubayr Ibn Mut'im), считавшийся знатоком арабских родословных, доставил халифу Умару Ибн аль-Хаттабу (634–644) меч последнего Лахмида ан-Нумана III, хранившийся в сокровищницах Сасанидов. На вопрос халифа о родословной ан-Нумана Джубайр ответил, что, как говорят арабы, он — из потомков Уджма, сына Канаса Ибн Маадда ('Ugm Ibn Qanas Ibn Ma'add), т. е. из мааддитов. Не зная, кто такой Уджм, арабы заменили его имя именем Лахма. По некоторым иным сообщениям, в парфянскую эпоху потомки Канаса Ибн Маадда вторглись в Ирак, но потерпели поражение от местных правителей и Аршакидов и, понеся большие потери, растворились среди других племен [188, с. 52–53; 217, ч. 1, с. 125–128; 264, т. 2, с. 330]. Однако история о такой подмене имен кажется фантастичной. Напротив, в переложениях сведений Хишама аль-Кальби, восходящих к хирским записям, родословная Лахмидов неизменно возводится к племени Нумара из кахтанитского (южно-арабского) племенного объединения Лахм [19, сер. 1, с. 748, 752, 768; 54, с. 52; 213, с. 272; 238, с. 358]. Сам Хишам в своем труде о родословных арабов тоже причислял род царей Хиры к лахмитам; ему следовал Ибн Дурайд [231, с. 377; 260, с. 209]. Веским доводом в пользу лахмитского происхождения является также то, что, как будет показано далее, Амр I упоминается в надписи сасанидского царя Нарсе как лахмит.

Из родословной Амра Ибн аль-Джинна у Ибн Хазма (Ibn Hazm, 994–1063) видно, что он принадлежал к племени Бану Джарм Ибн Раббан (Banu Garm Ibn Rabban) из Кудаа [239, с. 422]. Поэтому верно пишут и ат-Табари, и аль-Масуди; первый называет его al-Garmi, второй — al-Tanuhi.

Из приведенных форм две первых — различные варианты чтения среднеперсидского текста надписи. Третья форма — из парфянского текста.

Нисба (nisba) — прилагательное, указывавшее на принадлежность человека к племени или селению, например al-Kalbi (кальбитский) или al-Bagdadi (багдадский).

По сути, этим исчерпываются сведения данного источника о взаимоотношениях царя Амаро и манихеев, которые мы можем считать полностью достоверными. Текст дошел до нас поврежденным, особенно сильно пострадали поля. Автор этих строк основывается на переводе Н. А. Педерсена (N. A. Pedersen) — буквальном, сделанном с учетом пробелов. По-другому несколько ранее подошел к этому источник М. Тардье, перевод которого, по-видимому, основывается на ряде сделанных им допущений и конъектур [148, с. 17]. На основании своего перевода М. Тардье сделал вывод о том, что манихеи обосновались в области Хиры в 70-е гг. III в. [148, с. 18–21]. Однако перевод Н. А. Педерсена — на котором, заметим, основываются и составители кембриджского сборника манихейских текстов [55, с. 114] — не дает оснований делать столь далеко идущие выводы. Соображения относительно возможности поселения манихеев в Хире изложены в Части II.

Форма 'pgrn'n еще не получила надлежащего объяснения в литературе. Звуковое сходство наводит на мысль об аналогии с Абгар — именем, которое носили правители Эдессы [70, с. 141]. Против этого было выдвинуто возражение, что в описываемое время Эдесса, скорее всего, не находилась под властью Сасанидов [53, с. 703]. В ответ было отмечено, что, если исходить из текста надписи, 'pgrn'n не обязательно должен быть правителем, подчиненным Сасанидам [127, с. 466]. Это последнее соображение в принципе справедливо. Однако данный вопрос еще остается открытым; его исследование не входит в предмет настоящей работы.

Другое объяснение предложил Я. Ретсе, согласно которому попытки включить Имру-ль-Кайса ан-намарской надписи в историю царей Хиры ат-Табари и других авторов — методологическая ошибка, вызванная стремлением примирить несовпадающие сведения, хотя в таких случаях следует отдавать предпочтение данным современных источников — надписей и т. п. Имру-ль-Кайс надписи тождествен Имру-ль-Кайсу мусульманских источников, но это объясняется тем, что первый из них был включен в перечень царей Хиры много позже смерти [127, с. 485]. Однако для того, чтобы доказать правильность этой гипотезы, необходимо найти убедительные ответы на некоторые вопросы. В частности, что могло побудить составителей хирских записей включить в перечень лахмидских царей Имру-ль-Кайса, если последний никогда не правил в Хире? Вероятнее всего, таким мотивом могло бы стать желание возвести истоки династии к славному предку и тем самым возвеличить ее или легитимировать ее правление. В этом случае можно было бы ожидать от авторов записей рассказа о деяниях Имру-ль-Кайса. Однако в сообщениях мусульманских историков, восходящих к хирским записям, не упоминаются свершения, которые составители ан-намарской надписи считали главными в жизни Имру-ль-Кайса. Вообще говоря, в этих сообщениях Имру-ль-Кайс I предстает по большей части лишь как один из лахмидских царей, а не как великий правитель и полководец. Значит, говорить о том, что Лахмидов возвеличивали или представляли законными правителями за счет причисления к ним Имру-ль-Кайса, не приходится. Тогда необходимо найти другое объяснение действиям авторов хирских записей, но правдоподобных гипотез не просматривается. Кроме того, гипотеза Я. Ретсе предполагает, что мы должны полностью отказать в исторической достоверности сообщениям о Хире у мусульманских авторов, для чего необходимо иметь веские основания. Но таких оснований пока тоже нет. Поэтому на данном этапе объяснение, о котором идет речь, можно считать чисто гипотетическим.

Эти события подробно рассмотрены в «Хосрове» [3, с. 50, 234–235, 277–282].

Написание этого имени неоднозначно. В первых изданиях дошедших до нас фрагментов труда Аммиана Марцеллина мы видим форму Podosaces [13, с. 310; 14, с. 347]. В последующие десятилетия в изданиях обнаруживаются формы Podosaces (М. Низар, 1869 [18, с. 214]) и Podosacis (Ф. Айссенхардт, 1871 [15, с. 297], Ф. Гардтхаузен, 1875 [16, с. 6]). В издании 1940 г., на которое сделана ссылка выше, принята форма Podosacis, но в английском переводе Дж. К. Рольфа (J. С. Rolfe) в этом месте стоит Malechus, Podosaces by name [17, т. 2, с. 411]. Вопрос о том, какая из двух форм правильна, открыт; остается лишь обратить на него внимание специалистов по рукописям трудов Аммиана Марцеллина и полагаться на их компетентное суждение.

Так, например, считал аль-Хилли [213, с. 111, 431].

Расхождения в написании имен — только графические: هاجانا (Hahgana) соответствует جحجبا (Gahgaba), a سق ('Abil) — شك ('Atik).

Это написание (بو هساران) кажется искаженным لار نوان (Бану Фаран).

Σακκίκης Прокопия Кесарийского [125, т. 1, с. 144], Ζεκικής Феофана Исповедника [163, с. 273]. Сыном аш-Шакики считали аль-Мунзира и авторы Христианского Востока — как несториане [20, с. 192, 200], так и монофизиты [11, с. 82; 33, т. 2, с. 269; 150, с. 5].

На письме формы (Mawiya) и (Mariya) очень похожи, вследствие чего путаница между ними вполне возможна.

Эти сведения восходят к Хишаму аль-Кальби, на которого прямо ссылается ат-Табари. Заметим, однако, что некоторые авторы считают матерью ан-Нумана I не аш-Шакику, а аль-Хайджаману (al-Haygamana), происходившую из племени Мурад (Murad) или Ийад [107, т. 3, с. 199; 213, с. 113].

Подчас это вводило в заблуждение авторов источников. Например, Абу Убайда в одном месте прямо назвал аль-Мунзира сыном ан-Нумана, сына аш-Шакики [172, ч. 2, с. 60].

Это хорошо видно на примере того, что лахмидскую Хиру Иоанн Эфесский считает «Хирой арабов рода Нумана» [27, ч. 1, с. 140], тогда как арабской Хирой он называет столицу Гассанидов [27, ч. 2, с. 490/692, ч. 3, с. 154; 162, с. 252].

Перевод данного фрагмента см. ниже.

Это показывает, например, фрагмент труда византийского историка Феофилакта Симокатты (писал между 628 и 638 г.), где он говорит об увлечении Хосрова II Парвиза астрологией [164, с. 234].

В переводе основываемся на греческом тексте надписи: Σασάνου τοΰ έγ βασιλέω(ν) τοΰ ε<ίς> Παρικαν τραφέντος… Σασάνου τοΰ έγ βασιλ[έ]ων τοΰ εις Κιδουκαν άνατραψέντος. В парфянском и среднеперсидском текстах этому соответствует pad Parrigdn / Kidugan dast, т. е. «которого он (Шапур I. — Д. М.) держал в роду Парриганов / Кидуганов».

Этот эпизод подробно разобран автором этих строк в «Хосрове» [3, с. 245, 326].

Эти рассказы тоже в определенной части основаны на реальности. О том, что в Хире хорошие воздух и почва, говорит аль-Масуди, который добавляет, что и аббасидские халифы Абу-ль-Аббас ас-Саффах (749–754), Абу Джафар аль-Мансур (754–775) и Харун ар-Рашид (786–809) приезжали туда по этой причине [107, т. 3, с. 23]. Современник аль-Масуди географ аль-Истахри отмечает, что, хотя с постройкой Куфы Хира опустела, воздух и почва в последней лучше [167, с. 82]. Ибн аль-Факих приводит изречение, согласно которому один день и одна ночь в Хире благотворнее, чем лекарства на целый год [227, с. 216, 529].

В арабоязычных текстах Бахрам (Bahrain) соответствует среднеперсидскому «Варахран».

Имеется в виду высокое положение, вновь обретенное аль-Мунзиром.

Об этом см. 3, с. 101–102.

О Хаварнаке и других лахмидских дворцах более подробно в Части II.

Этот неопубликованный, насколько известно автору, источник относится к XIII или XIV в. и содержит фрагменты некоторых не дошедших до нас произведений [3, с. 27].

Эти события более подробно рассматриваются в «Хосрове», где даны также ссылки на источники [3, с. 101–103].

Ход этой войны рассмотрен автором этих строк в «Хосрове» [3, с. 250–252].

Видимо, так в данном случае следует переводить al-'ibada.

Характерно в этой связи приводимое у Ибн Халдуна высказывание аль-Байхаки (видимо — Захир-ад-Дина), согласно которому, по одним утверждениям, первым из Лахмидов, кто крестился, был ан-Нуман, сын аш-Шакики (ан-Нуман I), а по другим — ан-Нуман Последний (ан-Нуман III) [240, с. 325].

Так в тексте источника, однако это явная ошибка: сасанидский царь Валаш, правивший в 484–488 гг., был сыном Пероза, а не Ездигерда. Ат-Табари сам пишет об этом через несколько строк.

О глаголе naqama в значении «покарать» см. 99, с. 3037.

Идентификация этого топонима неоднозначна, потому что, как справедливо отметил Э. Хонигманн, существовали две крепости с похожими названиями: Апатна в Осроэне и Ападна в Месопотамии. Обе эти крепости упоминаются в Notitia dignitatum; о второй из них говорит также Прокопий Кесарийский, называя ее одной из крепостей, расположенных вокруг Амиды [76, с. 14; 116, С. 76, 78; 124, С. 223].

Ход войны подробно разобран автором этих строк в «Хосрове» [3, с. 263–267].

Заметим, впрочем, что аль-Масуди считал аль-Мунзира III сыном аль-Асуада [107, т. 3, с. 200], но это — явная ошибка, вызванная, может быть, тем, что автор спутал его с аль-Мунзиром II.

В этом известии слова Хамзы аль-Исфахани подкрепляются отрывком из муаллаки бакритского поэта аль-Хариса Ибн Хилиззы, который, рассказывая о достопамятных деяниях соплеменников, сказал:

«Затем [был] Худжр (Нugr) — я имею в виду сына Умм Катам (Umm Qatam) — а у него [было подобное] персидскому [войско], серо-стальное [по цвету доспехов].

В бою [он — ] лев, сокрушающий добычу, а при недостатке дождя — источник изобилия.

Мы отразили их ударом; так поверхность воды в колодце отражает бурдюки» [43, с. 34; 172, ч. 9, с. 173; 179, с. 154–155; 218, с. 282–284; 223, с. 142]. Третья строка есть только у Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани и Яхьи ат-Тибризи (Yahya al-Tibrizi, 1030–1109). Речь идет о сыне киндитского царя аль-Хариса (о нем см. ниже), рожденном от женщины по имени Умм Катам [157, с. 429; 244, с. 486, 733]. В исторических комментариях к этому стиху у Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани и ат-Тибризи говорится следующее: Худжр, сын аль-Хариса, напал на Имру-ль-Кайса. Заметим, что здесь Абу-ль-Фарадж или его источник допускает явную ошибку и называет Имру-ль-Кайса «Небесной водой» (Μa' al-sama'). Вероятно, средневекового комментатора ввело в заблуждение то, что аль-Мунзир III именовался «Сыном Небесной воды»; могло создаться впечатление, что таково было прозвище его отца, а не матери. Далее в комментариях утверждается, что бакриты, бывшие в войске Имру-ль-Кайса, отразили наступление Худжра и перебили его воинов [172, ч. 9, с. 173; 218, с. 283]. Очевидно, на первых порах бакриты выступали на стороне Лахмидов против киндитов и лишь впоследствии перешли на сторону последних. Аль-Харис не случайно упоминает в стихе именно об этом эпизоде. Как будет показано далее, он сказал этот стих на своего рода суде, на котором бакриты и таглибиты фактически спорили о том, кто из них более ценен для лахмидских царей. Именно поэтому, кажется, аль-Харис говорит, что бакриты выступали на стороне Имру-ль-Кайса, но умалчивает о том, какую поддержку они впоследствии оказывали киндитам.

Предложенная реконструкция исторического контекста во многом определяет перевод стиха. Ат-Тибризи и другой комментатор поэмы, аль-Хусайн аз-Заузани (al-Husayn al-Zawzani, ум. в 1093 г.), считали, что слово farisiyya из первой строки можно понимать как «персидский отряд» или «отряд в персидских доспехах». Но, как показано в тексте, к тому времени союз между сасанидским царем Кавадом I и киндитами еще не был заключен. Поэтому буквальный перевод «персидский отряд» отпадает. Впрочем, не менее трудно сказать, откуда у киндитов были персидские доспехи. Наиболее вероятным представляется следующее объяснение. Следующее за farisiyya слово hadra' согласно обоим комментариям указывает на цвет доспехов. Вероятно, имеется в виду серый, серо-стальной или черный цвет, который, заметим, является одним из «словарных» значений данного слова [99, с. 756]. Такое войско напоминало стоявший в Хире персидский отряд, который назывался al-sahba' или al-malhd' именно из-за цвета доспехов (об этом см. Часть II). Видимо, слова поэта следует истолковывать в том смысле, что войско киндитов в доспехах (возможно — трофейных, взятых у арабских племен и в византийских владениях) было подобно персидскому.

О чтении арабского имени ص (в цитате выше — Худжр) см. прим. 110.

Вопрос о том, как следует читать это имя, остается открытым. Здесь, в соответствии с устоявшейся в историографии традицией, дед аль-Хариса будет фигурировать под именем Худжр. Вопрос об альтернативе между чтениями Худжр и Хаджар применительно к именам киндитов рассмотрен в прим. 110.

В отношении того, как исчислять годы химьяритской эры, мнения специалистов расходятся (см. напр. 23, с. 141; 28, с. 6; 38, с. 119–120; 66, с. 519; 133, с. 22–24). Наиболее правильной представляется та точка зрения, согласно которой из указанной в надписи даты по химьяритской эре следует вычитать 109 (если речь идет о событии, имевшем место с января по март, т. е. до апреля, начала химьяритского года) или 110 (для событий, происходивших с апреля по декабрь). Этот вывод подтверждается сообщениями о правлении царя объединенной державы Химьяра и Сабы Иосифа Асар Ясара (в южноаравийских надписях — Ysf 's'r Yt'r). События, происшедшие в то время, датируются в южноаравийских надписях по химьяритской эре, а в повествовательных источниках — по известным нам летосчислениям, что позволяет провести некоторые параллели.

Сообщения повествовательных источников дают основания для различных выводов в том, что касается хронологии. Поэтому сначала необходимо определить, какие данные следует принимать как наиболее правильные. Вероятнее всего таковыми следует считать упоминания дат в рассказе Симеона Бет-Аршамского о его поездке к аль-Мунзиру III в составе византийского посольства. Симеон называет недавние даты из своей собственной жизни, что по общему правилу более достоверно, чем даты, известные со слов других людей. По словам Симеона, посольство к аль-Мунзиру III, находившемуся тогда вне столицы, двинулось в путь из Нумановой Хиры (о ней см. прим. 76) 20 кануна второго 835 года селевкидской эры, т. е. 20 января 524 г. [75, с. 64; 83, с. 57, 331, т. 2, с. 183], а затем вернулось туда в первую субботу поста [75, с. 70; 83, с. 63]. Если, что вероятно, имеется в виду Великий пост, время возвращения можно приблизительно определить из того, что в 524 г. Пасха пришлась на 7 апреля. Следовательно, послы пробыли у аль-Мунзира недолго и вернулись уже в конце февраля или в самом начале марта. Судя по рассказу Симеона, непосредственно перед этим Иосиф Асар Ясар еще стоял у власти, и его правлению пока ничто не угрожало. Он направил к аль-Мунзиру III посла, который передал лахмидскому царю его послание. Текст этого послания, который приводится в хрониках, приписываемых Захарии Митилинскому и Дионисию Телль-Махрскому, кажется апокрифичным. Однако вполне вероятно, что по крайней мере общий смысл пересказа послания в источниках верен, и Иосиф действительно сообщил аль-Мунзиру о взятии Наджрана. При этом посол Иосифа должен был потратить некоторое время на поездку к аль-Мунзиру. Из этого на данном этапе можно заключить, что Наджран пал не позднее начала 524 г.

Далее указания источников противоречат друг другу и дают основания для нескольких взаимоисключающих датировок падения Наджрана. Первая из них — 523 г., она основывается на том, что, согласно «Деяниям св. Арефы и Румы», многие наджранские христиане, в т. ч. их предводитель аль-Харис (Арефа), были казнены 24 гиперберетея, т. е. октября, второго года очередного индикта [11, с. 77]. Речь может идти только о 24 октября 523 г., вторнике. В сирийской истории наджранских мучеников, опубликованной И. Шахидом, есть эпизод, в котором фигурирует служанка аль-Хариса, казненная вместе с другими женщинами в среду. В разговоре с Иосифом Асар Ясаром она говорит ему, что он казнил аль-Хариса днем ранее, т. е. во вторник. Правда, в данном источнике казни, о которых идет речь, относятся к тишрин-у второму, т. е. ноябрю [139, с. xviii, хх], однако автор мог и ошибиться, спутав этот месяц с тишрин-ом первым (октябрем). В другом фрагменте того же текста говорится, что наджранские мученики удостоились венца, т. е. были казнены, в тишрин-е втором 835 г. Александра [139, с. xviii], т. е. в ноябре 523 г.

Вторая возможная датировка — 522 г. — основана на том, что в упомянутой выше истории мучеников казнь св. Румы отнесена к воскресенью 20-го тишрин-а второго [139, с. xxvii]. Из годов, о которых может идти речь, 20 ноября пришлось на воскресенье только в 522 г. При этом в «Деяниях св. Арефы и Румы» казнь наджранских мучеников датируется не только вторым годом индикта, но и пятым годом правления Юстина I (10 июля 522 — 9 июля 523) [11, с. 61]. Если верно это последнее указание, из всех возможных датировок остается только ноябрь 522 г. Кроме того, Феофан Исповедник повествует о репрессиях над Арефой и другими наджранскими мучениками под 6015 годом от сотворения мира (1 сентября 522 — 31 августа 523) [163, с. 260]. Правда, вследствие отмеченных выше многочисленных неточностей в хронологии Феофана ссылка на нее не может быть решающим аргументом.

Третья возможная датировка — 518 г. В ее пользу говорит то, что, согласно сирийской «Книге о химьяритах», изданной А. Мубергом (A. Moberg), один из наджранцев (его имя невозможно однозначно определить из-за пробелов в тексте) был казнен в воскресенье 25 тишрин-а второго (ноябрь) [150, с. 23, CXV], что подходит только к 518 г. Кроме того, в конце истории наджранских мучеников, опубликованной И. Шахидом, мы читаем, что текст был написан в ставке гассанидского царя Джабалы (Gab'ala) в аль-Джабии (GbM) в месяце таммуз 830 г. Александра [Македонского] [139, с. xxxi], т. е. в июле 519 г. Правда, при критическом анализе текста эта последняя дата кажется очень сомнительной. Мы видели, что в другом его фрагменте казнь мучеников отнесена к тишрин-у второму 835 г. Александра. При этом имя Александра в этих фрагментах написано по-разному: لههس (фрагмент на с. xviii), لههس (фрагмент на с. xxxi). Еще в одном фрагменте сообщается, что об одном из героев повествования рассказывает также Иоанн Асийский [139, с. XVI], т. е. Иоанн Эфесский. Деятельность Иоанна Эфесского пришлась на более позднее время, и в 519 г. такой фрагмент едва ли мог появиться. Поэтому если дата «830 г. Александра» и верна, это означает лишь то, что тогда был создан исходный текст, который впоследствии подвергся значительным изменениям. Вполне может быть, что повествование о наджранских мучениках представляет собой более позднюю вставку, которой по каким-то причинам был заменен исходный текст.

Тем не менее ни одну из предложенных датировок нельзя с самого начала сбрасывать со счетов. При буквальном подходе наиболее правильной следует признать датировку наджранских событий 518 г. Согласно «Деяниям св. Арефы и Румы» через некоторое время после того, как византийское посольство прибыло к аль-Мунзиру III, состоялся диспут Симеона и других монофизитов с несторианами, которых возглавлял епископ Сила (этот эпизод более подробно разобран в Части II). Вероятно, монофизитский автор «Деяний» имеет в виду несторианского католикоса Силу, который умер в середине 521 г. [3, с. 208–209, прим. 280, 449, прим. 630]. Однако в этом случае после взятия Наджрана войсками Иосифа Асар Ясара осенью 518 г. история как бы замирает. Иосиф остается у власти, но направляет послов к аль-Мунзиру с известием о взятии Наджрана только через пять лет; ни византийский император, ни царь Аксума ничего не предпринимают. Для последнего такое поведение довольно странно: ведь Иосиф Асар Ясар, будучи его данником, поднял мятеж, захватил Зафар, уничтожил стоявший там эфиопский гарнизон и сжег церковь. И только после византийского посольства к аль-Мунзиру III в 524 г. происходит какая-то перемена, и царь Аксума переходит к активным действиям. Эту длительную паузу очень трудно объяснить. Напротив, датировка кампаний Иосифа Асар Ясара кажется тем более вероятной, чем ближе она к началу 524 г. Если считать, что поход Иосифа на Наджран пришелся на 523 г., развитие событий выглядит вполне естественным. Иосиф Асар Ясар, захватив Зафар и Наджран, вскоре известил об этом аль-Мунзира III и, вероятно, предложил ему какую-то форму союза, а царь Аксума Калеб Элла-Асбаха, употребив 524 г. на подготовку похода, в следующем году восстановил свою власть над Йеменом (об этом см. прим. 170). Поэтому на данном этапе исследований лучше всего принять датировку походов Иосифа 523 г. Сообщение о диспуте монофизитов с католикосом Силой в «Деяниях св. Арефы и Румы» само по себе вряд ли может служить решающим аргументом против этой датировки, так как его достоверность вызывает сомнения (см. Часть II).

Впрочем, нельзя исключать, что объяснение пятилетней паузы, о которой говорилось выше, все же будет найдено.

Сделанное умозаключение следует теперь сопоставить с южноаравийскими надписями. Здесь необходимо разобрать надписи полководца Шарахиля Якбуля (Srh'l Yqbl) из рода Язанов (Yz'n), в которых он повествует о боевых действиях и своем участии в них на стороне Иосифа Асар Ясара (Ja 1028, Ry 507, Ry 508). В надписи Ry 508 (месяц d-Qyzn, т. е. июнь, 633 года химьяритской эры) Шарахиль сообщает, что был послан с войском против Наджрана. В двух других надписях, т. е. Ja 1028 и Ry 508, относящихся к месяцу d-Μdr'n (июль) того же года говорится, что они были написаны тогда, когда Шарахиль с войском стоял перед Наджраном. Крайне маловероятно, чтобы в этих надписях речь шла не о той осаде Наджрана, о которой говорится в повествовательных источниках. У нас нет свидетельств того, чтобы войска Иосифа Асар Ясара брали Наджран дважды. В то же время в «Книге о химьяритах» упоминается полководец Иосифа Асар Ясара по имени Зу Язан [150, с. 44, CXXXIV], с которым, видимо, и следует отождествить Шарахиля. Судя по тому, в каком контексте в «Книге о химьяритах» появляется Зу Язан, Шарахиль должен был оставаться у Наджрана до конца осады и далее, т. е. осенью 523 г. Из некоторых указаний в источниках следует, что осада Наджрана продолжалась шесть месяцев [49, с. 127; 139, с. 184]. Во всех рассмотренных выше фрагментах падение Наджрана и казнь христианских мучеников происходят в октябре-ноябре. Отступая на 6 месяцев назад, мы приходим в апрель-май того же года. Здесь следует обратить внимание на то, что месяц d-Qyzn 633 года химьяритской эры — время создания надписи Ry 508, а не похода Шарахиля Якбуля на Наджран. Поход должен был начаться немногим ранее — возможно, опять-таки в апреле-мае. Получается, что надписи касаются отдельных эпизодов похода, о котором говорится в повествовательных источниках. Значит, июнь и июль 633 г. химьяритской эры соответствуют июню и июлю 523 г., что можно использовать как основу для дальнейших хронологических расчетов.

В отношении того, что считать началом года по химьяритской эре, автор этих строк основывается на выводах К. Робена (Ch. Robin) [128, с. 48].

Из этих людей Хассан, Мадикариб и Шурахбиль известны по другим надписям как сыновья Абкариба Асада (см. надписи Ry 509, Gar BSE, ВупМ 17 относительно первых двух и CIH 540, Gar Sharahbil A, Gar Sharahbil B относительно третьего). Обратим внимание и на то, что в списке царей Абкариб Асад стоит первым. Это указывает на главенствующее положение Абкариба Асада среди членов правившего рода.

100

Это название значит «юг» [24, с. 168]. Видимо, имеются в виду южные области Йемена.

101

Известна еще одна надпись, на которой Абкариб и Хассан называются царями Сабы, Зу Райдана, Хадрамаута, юга, побережья и возвышенности — ВупМ 17. В этой надписи частично определена дата — 5_5; числительное из разряда десятков не поддается установлению. Стало быть, надпись ВупМ 17 относится либо к 545, либо к 555 году химьяритской эры (435/36 и 445/46 соответственно). Однако текст надписи сохранился плохо и, насколько можно судить, не содержит упоминаний об арабах, что не дает возможности опираться на нее в целях настоящего исследования.

102

Приведем примеры, хронология которых наиболее ясна. Царь из химьяритского рода Зу Райдан по имени Ясир Юханим (в надписях — Ysrm Yhn'm), который вместе со своим сыном Шаммиром Юхаришем (Smr Yhrs) правил объединенной державой Химьяра и Сабы, на определенном этапе (между концом 275 и серединой 297 г.) принял титул повелителя Сабы, Зу Райдана, Хадрамаута и Яманата. Однако в надписях Ja 665 и Ja 665 ZI 68; Sh 30 сообщается, что его войско сражалось с силами правителя Хадрамаута. Шаммир Юхариш, который, судя по всему, управлял державой после смерти Ясира Юханима, тоже носил указанный выше титул (о нем и хронологии его правления см. Прил. 2) и, согласно надписи Ja 656, воевал с двумя царями Хадрамаута.

103

Об этом свидетельствуют сказания о Туббе и приписываемые ему стихи, которые донесли до нас мусульманские источники [19, сер. 1, с. 684–686; 67, с. 129; 149, с. 177; 233, с. 631; 245, с. 453–456; 262, с. 122–125].

104

Известны две надписи, на которых в качестве сына и соправителя Абкариба Асада назван некий Hgr'yf (Gar BSE, Ja 520 Lu 10). Если отождествлять его с Худжром Пожирателем горьких растений, статус последнего, несомненно, повышается. Однако на данном этапе исследования такое отождествление кажется скорее гипотетическим. У нас нет ни оснований для однозначной идентификации, ни объяснения для yf, как Худжр в источниках нигде не называется.

105

У Ибн Хишама в качестве противников киндитов называется Амр Ибн Хабула аль-Гассани (Amr Ibn Habiila al-Gassdni), причем приводятся разные мнения: по одной из версий, рассказ о нападении относится к аль-Харису Киндитскому, по другой — к Худжру [242, т. 4, с. 275].

106

Аль-Анбари, который приводит это известие, сообщает лишь то, что оно принадлежит не Хишаму аль-Кальби.

107

Вероятнее всего, речь идет о горе аль-Канан (al-Qanan), к которой, судя по сообщениям Якута, можно было прийти от горы Хабша (Habsa), расположенной к востоку от Самиры (Samira') [264, т. 2, с. 214, т. 4, с. 401]. В другом месте Якут помещает аль-Канан к востоку от Самиры [264, т. 4, с. 127]. Самира находилась на пути из Багдада в Медину, между Куфой и Зат Ирком [91, с. 186].

108

Хишам аль-Кальби полагал, что Амр женился на Умм Унас (Umm Unas), дочери Ауфа Ибн Мухаллима ('Awflаn Muhallim), принадлежавшего к Бану Шайбан Ибн Салаба [157, с. 429; 260, с. 27, 168–169]. Однако аль-Харис Ибн Хилизза в своей муаллаке говорит: «Мы (т. е. бакриты. — Д. М.) родили Амра, сына Умм Унас» [43, с. 34; 179, с. 155; 218, с. 286–287; 223, с. 142]. Поэт, который рассказывает о славных эпизодах из истории своего племени, очевидно, имеет в виду кого-то из знаменитых персонажей; это в известной степени говорит в пользу того, что упомянутый им Амр — киндитский правитель. Комментатор муаллаки ат-Тибризи считал, что речь идет о киндитском правителе Амре, сыне Худжра (см. сноску выше). Слова аль-Хариса Ибн Хилиззы следует, очевидно, понимать в том смысле, что Амр был рожден матерью-бакриткой — Умм Унас. Однако тогда встает вопрос о том, кем была последняя — женой или матерью Амра. Возникшее противоречие можно было бы решить, предположив, что Амр, о котором говорит аль-Харис Ибн Хилизза, — сын Амра и Умм Унас, т. е. брат аль-Хариса Киндитского. Однако Хишам аль-Кальби прямо указывает, что кроме аль-Хариса у Умм Унас не было детей [260, с. 169]. Заслуживает внимания и то, что Ибн Хишам, повествуя о набеге гассанидских арабов на лагерь Пожирателя горьких растений (здесь отождествляемого с аль-Харисом), сообщает, что в плен попала жена последнего Умм Унас [242, т. 4, с. 275]. Если руководствоваться общепринятым подходом и принимать за достоверные сведения более раннего источника, следует считать, что Умм Унас была женой Худжра. Но и известия Хишама аль-Кальби едва ли можно однозначно объявить ошибочными или вымышленными; скорее всего, они имеют под собой реальную основу. Видимо, Амр по примеру отца женился на девушке из Бану Шайбан, образ которой слился с образом Умм Унас.

109

Этот царь неизвестен по надписям, а в повествовательных источниках есть расхождения. Следует обратить внимание на параллельное сообщение ад-Динавари о том, что аль-Хариса назначил правителем мааддитов Сухбан (Suhban), который убил царя Йемена и узурпировал власть. Данное сообщение не встречается в других повествовательных источниках, рассказы которых об этом периоде сильно различаются. О Сухбане ад-Динавари пишет, что он был ف ذي زب что, кажется, следует читать как ذي ٠دن (Ibn di Gadan), т. е. «сын Зу Джадана». Гаданы (в арабском произношении — Зу Джаданы) были одним из родов йеменских князей (кайлов). Как будет показано ниже, и о Сухбане, и о Зу Джаданах в средневековых арабских сказаниях сообщается, что они так или иначе принимали участие в событиях в Аравии. Возвращаясь к повествованию ад-Динавари, отметим: по его словам, на выбор Сухбана повлияло то, что мать аль-Хариса принадлежала к племени Бану Амир Ибн Сасаа (Ваnu 'Amir Ibn Sa'sa'a) [174, c. 52]. В свете сообщений источников об Умм Унас это утверждение ад-Динавари кажется ошибочным, но нельзя не отметить, что общая линия повествования выдержана верно: аль-Харис был назначен правителем бакритов не в последнюю очередь потому, что из них происходила его мать (см. ниже).

110

Среди стихов Имру-ль-Кайса автору этих строк не удалось обнаружить такого, где чтение Худжр было бы единственно возможным. Большой арсенал поэтических вольностей (подобных русскому переносу ударения в стихе и т. п.), имевшийся у арабского поэта, всегда оставляет возможность того, что в форме عجر сокращена вторая гласная, и следует читать не Худжр, а Хаджр, т. е. Хаджар. Показателен стих, где Имру-ль-Кайс называет себя Ibn H.g.r. Эта форма рифмуется с sukri, что диктовало бы чтение Худжр, но также с nadri и nasri (с соответствующим чтением Хаджр) [244, с. 655–656]. Тем не менее чтение Худжр является общеупотребительным в литературе.

111

Имеется в виду бывшая римская провинция Arabia (см, выше).

112

Это известие повторяет затем следующий за повествованием Феофана Георгий Кедрин [59а, с. 628].

113

Эта война помещается у Феофана под 5996 г. от сотворения мира (1 сентября 503 — 31 августа 504 гг.) [163, с. 222]. Эта дата неточна, т. к. война, как показано ниже, началась в 502 г.

114

Помимо рассмотренных выше известий Хамзы аль-Исфахани следует обратить внимание на рассказ Абу Убайды в передаче Ибн Абд Раббихи, согласно которому аль-Харис воевал против Лахмидов вместе с бакритами [224, ч. 5, с. 222].

115

Бану Ийад (ийадиты) периодически упоминаются на страницах настоящего исследования, в связи с чем целесообразно вкратце остановиться на истории их самих и их отношений с Лахмидами. Автор этих строк надеется посвятить данному вопросу отдельное исследование и потому ограничится здесь лишь кратким изложением основных выводов. Ийадиты пришли на северо-восток Аравийского полуострова из Тихамы, несколькими потоками. Как показано выше, некоторые из них примкнули к танухитам. Эти ийадиты впоследствии жили во владениях Лахмидов, а также у Айн Убага. Вероятно, именно ийадиты, жившие в Айн Убаге, фигурируют в рассматриваемом в тексте арабском сказании. Когда же аль-Мунзир, усилившись, начал наступление на киндитов, в войсках, которые он послал против Имру-ль-Кайса и аль-Хариса Киндитского, были ийадиты (см. ниже), которых, видимо, следует отождествлять с ийадитами из лахмидских владений или из области Айн Убага. Другие племена ийадитов, миграции которых не связаны с переселениями танухитов, осели между Хирой и Убуллой; там, на вади Синдад, находилось их святилище — «Синдадская Кааба». Эти племена составляли основную часть ийадитов [188, с. 69]. Судя по всему, они были теми ийадитами, которые в начале IV в. нападали на сасанидские владения (см. выше). Несмотря на близость к Хире, эти ийадиты не подчинялись Лахмидам. Об этом можно судить по сказаниям об Имру-ль-Кайсе. Бежав от аль-Мунзира III (этот эпизод рассмотрен ниже), он какое-то время укрывался у Саада Ибн ад-Дабаба аль-Ийади (Sa'd Ibn al-Dabab al-Jyddi), которого Абу-ль-Фарадж аль-Исфахани называет саййид-ом (т. е. предводителем, главой) своего народа (ийадитов), а аль-Якуби — наместником сасанидского царя над одной из областей Ирака [82, с. 250; 172, ч. 8, с. 68]. Предводитель «синдадских» ийадитов, тем самым, тоже был сасанидским наместником и потому не подчинялся лахмидскому царю. Именно этим, видимо, следует объяснять слова ийадитского поэта Абу Дуада (о нем см. ниже), который, повествуя о своих соплеменниках, сказал, что «никогда ни один царь не принуждал их что-либо делать» [171, с. 94], и дошедшую до нас в разных передачах фразу Хишама аль-Кальби о том, что Бану Ийад были laqah или liqah, т. е. независимыми [81, с. 97; 248, с. 71]. Сведения об отношениях «синдадских» ийадитов с Лахмидами очень неоднозначны. Судя по историческому контексту эти отношения были скорее дружественными, чем враждебными; иначе трудно объяснить, почему «синдадские» ийадиты не выступили против Лахмидов в самое трудное для тех время противоборства с киндитами. В начале правления сасанидского царя Хосрова I Ануширвана «синдадские» ийадиты вторглись в сасанидские владения. Хосров — вероятно, не без помощи аль-Мунзира III (о чем источники, правда, не сообщают) — отразил эти нападения и, более того, разгромил «синдадских» ийадитов, остатки которых были переселены на север Ирака. Впоследствии Хосров изгнал ийадитов и оттуда, и они ушли в византийские владения.

116

Так в буквальном переводе (du'afar). Имеются в виду люди, не обладавшие весом, влиянием в обществе и потому не представлявшие собой силу.

117

Это — очевидный анахронизм, что видно из сопоставления дат. В начале VI в. ан-Нуман, сын аль-Мунзира, должен был быть уже почти столетним старцем.

118

Похожее известие мы обнаруживаем в историческом комментарии аль-Анбари к составленному аль-Муфаддалем сборнику стихов. Согласно этому источнику аль-Харис заключил с Кавадом договор, по которому границей между их владениями стала река (al-Sarat) [157, с. 429]. Это, несомненно, Жамаспова река, о которой говорит Ибн Хабиб.

119

Подобный фрагмент — правда, со ссылкой на неназванных рассказчиков (al-ruwat) — приводит и аль-Хилли [213, с. 122].

120

Мусульманские авторы сообщают, что наряду с известным прозвищем «Сын Небесной воды» аль-Мунзир носил и другое — du-l-qamayn (двурогий). Это второе прозвище было дано аль-Мунзиру за то, что он носил две косички [19, сер. 1, с. 899; 157, с. 427; 172, ч. 11, с. 60; 232, с. 794; 240, с. 318; 244, с. 563; 262, с. 112]. В то время у арабов такие косички носили юноши. В дошедших до нас пересказах известий Абу Убайды есть один эпизод, в котором появляется Хаджиб Ибн Зурара (Hagib Ibn Zurara, о нем см. ниже). О нем сообщается, что он был юношей и носил косичку [157, с. 364; 251, с. 414]. Применительно к правителю такое прозвище (с учетом вкладывавшегося в него смысла) было малопочетным. Сходным образом в России «младореформаторов» называли «мальчиками в коротких штанишках».

121

Этот год должен соответствовать промежутку времени с начала сентября 518 по конец августа 519 г. Автор хроники использовал греческий календарь, по которому год начинался в сентябре. Это видно из того, что взятие Кавадом Амиды, которое, как показано выше, имело место в январе 503 г., в «Хронике 724 г.» упоминается под 814 г. [32, ч. 2, с. 147].

122

Т. е. в промежутке времени от начала сентября 519 г. до конца августа 520 г. Как показано в «Хосрове», Илия Нисибисский считал началом года сентябрь [3, с. 60, прим. 67].

123

Дата этого события неизвестна. Ее можно приблизительно определить по тому, что, согласно запискам Нонноса, освобождению пленных содействовал император Юстин I (518–527) [52, с. 179].

124

Этот Авраам был сыном Нонноса, который в 502–503 гг. вел переговоры с аль-Харисом Киндитским о заключении мира [52, с. 179]. Формально это исключает его отождествление с Авраамом, сыном Евпора, который возглавлял византийское посольство к аль-Мунзиру в 524 г. [75, с. 64; 83, с. 57]. Следует, впрочем, иметь в виду, что в древнегреческом языке слово εύπορος означает «способный, ловкий». Можно представить себе, что Нонносу дали такое прозвище, а Симеон Бет-Аршамский, на письме которого основывается автор истории, приписываемой Захарии Митилинскому, по какой-то причине принял его за имя.

125

Фрагмент истории Прокопия Кесарийского, на который сделана ссылка, приведен в переводе ниже.

126

Так у Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани — ا.ب. Об этом топониме см. ниже. У Ибн аль-Асира — اب но в этом случае невозможно найти подходящую идентификацию.

127

Об участии ийадитов в этих событиях см. прим. 115.

128

Ибн Кутайба, который тоже рассказывает об этом эпизоде, сообщает только о двенадцати казненных киндитах из правящего рода [81, с. 44].

129

У Ибн Кутайбы, как далее у Якута, это место называется gafr al-amlak. Однако слово gafr в основном означает «колодец», в связи с чем более вероятной кажется форма hafr (яма) из рассказа Абу Убайды. На письме формы A (gafr) и A (hafr) очень сходны, что могло вызвать путаницу.

130

Здесь, кажется, у Якута снова неверная форма. Речь должна идти не о монастыре (dayr), а о владениях (diyar).

131

Очень похожее известие обнаруживается у Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани, который указывает тех, кто пересказывал его. Судя по тексту, источника, известие восходит к иудеям города Тайма. Согласно ему, аль-Харис воссел в Хире, но затем начались раздоры между низаритами (т. е. мааддитами), и их вельможи просили, чтобы киндитский царь назначил своих сыновей их наместниками [172, ч. 8, с. 62]. Однако о потере аль-Харисом интереса к делам в Аравии речи не идет.

132

Им. в виду аль-Харис.

133

Т. е. посредством принуждения и т. п. заставил племена признать наследственную власть его сыновей.

134

О Худжре и возможности его отождествления с Агаром Феофана Исповедника (Хаджаром) см. выше.

135

Авторы, повествующие о том, как аль-Харис Киндитский назначил своих сыновей вождями племен, обычно ограничиваются тем, что называют Ваnu As.d. Между тем у Ибн Хабиба — Бану Асад Ибн Хузайма [238, с. 369]. Абу-ль-Фарадж аль-Исфахани со ссылкой на Хишама аль-Кальби рассказывает, что Бану Асад убили Худжра по совету своего прорицателя, принадлежавшего к Бану Асад Ибн Хузайма [172, т. 8, с. 63]. В другом фрагменте Абу-ль-Фарадж, говоря, опять-таки, со ссылкой на Хишама аль-Кальби, о том, как Имру-ль-Кайс воевал с Бану Асад, замечает, что Асад и Кинана — братья [172, т. 8, с. 67; ср. 226, т. 1, с. 403]. Согласно аль-Масуди Худжра убили Бану Асад Ибн Хузайма [93, с. 187]. Тем самым, речь идет об аднанитском (североарабском) племени Бану Асад Ибн Хузайма.

136

Бану Кайс (Бану Кайс Айлан, Ваnu Qays 'Ауlan) представляли собой крупное племенное объединение аднанитов, к которому принадлежали, в частности, Бану Гатафан и Бану Амир. Поэтому, если принимать на веру упоминания в данном контексте о Бану Гатафан, остается считать, что имеются в виду не все кайситы, а лишь некоторые их племена.

137

В пользу этой версии говорит то, что Шурахбиль, согласно одному известию, был вскормлен в тамимитском племени Бану Дарим (Ваnu Darim) [81, с. 48]. Логика подсказывает, что в этом случае бакриты и таглибиты «остаются» Саламе.

138

Об участии ийадитов в этих событиях см. прим. 115.

139

Процитированный фрагмент сам по себе не опровергает высказанного выше предположения о том, что Худжр мусульманских авторов и Агар Феофана Исповедника (Хаджар) — разные люди. К моменту, когда аль-Харис стал назначать сыновей правителями арабских племен, Хаджара уже не было в живых; можно предполагать, что именно поэтому он не фигурирует в перечнях наместников отца.

140

Имеется в виду, кажется, племя Бану-н-Намир Ибн Касит (Ваnu al-Namir Ibn Qasit), принадлежавшее к аднанитскому племенному объединению Бану Рабиа.

141

Сходное известие обнаруживается в историческом комментарии аль-Анбари, согласно которому Бану Салаба изгнали Саламу, и он ушел к бакритам, а таглибиты примкнули к аль-Мунзиру, сыну Имру-ль-Кайса, т. е. к аль-Мунзиру III [157, с. 441]. Бану Салаба, принадлежавшие к бакритам, нигде не называются поданными Саламы. Вероятно, мы имеем здесь дело с ошибкой переписчика, и вместо دنو ثب٠ (Бану Салаба) следует читать ض دلأب (Бану Таглиб).

142

Мазхиджиты прежде выступали в войнах на стороне царей объединенной державы Химьяра и Сабы — Мадикариба Яфура (надпись Ry 510) и Иосифа Асар Ясара (надписи Ry 508, Ja 1028). Судя по составу войска, пошедшего в поход с Саламой, последний искал помощи в Йемене. То же самое он, как показано ниже, сделал и перед походом, закончившимся битвой при Хазазе. Гипотеза, объясняющая эти действия Саламы, предложена ниже.

143

Определить, где произошло сражение, трудно вследствие недостатка сведений об ас-Суллане. Собственно говоря, нельзя даже однозначно сказать, к чему относилось это название. В арабском языке слово al-sullan (мн. ч. от sail) означает низины, где протекает вода или растут деревья. Значит, ас-Суллан не обязательно был селением; он мог представлять собой одну из таких низин. Указаний на его местонахождение очень мало; Якут в одном месте помещает его в Тихаму со стороны Йемена, в другом — между Хиджазом и Йеменом [264, т. 3, с. 235]. Эта локализация, однако, не соответствует рассматриваемой исторической ситуации: если ас-Суллан находился там, куда его помещает Якут, поход предпринял скорее не Салама, а его противники.

144

По словам Абу Убайды, которые мы знаем через посредство Ибн аль-Асира и Якута, гора Хазаз находилась около Тыхфы [226, т. 1, с.408; 264, т. 2, с. 365]. Из локализации Тыхфы (см. прим. 283) можно заключить, что рассматриваемые события происходили в северо-восточной части Йемамы.

145

Эта реконструкция событий основана на сравнительном анализе ряда источников [82, с. 257; 173, с. 129; 224, ч. 5, с. 213; 226, т. 1 с. 407–408; 246, с. 12–17; 264, т. 2, с. 365–366, т. 3, с. 234–235]. Заметим что арабы с древних времен извещали друг друга о подходе против ника в ночи, зажигая огонь. Римский автор Секст Юлий Фронтиг (I — начало II в.) называет это их обычаем. Правда, по его словам, при непосредственном приближении неприятеля сигналы не подавали чтобы противник полагал, что о его подходе не догадываются [18 с. 536; 52а, с. 140–141]. Однако последнее, видимо, не было универ сальным правилом; в каждом случае действовали сообразно с обстановкой.

146

Об этом походе отряда из пятисот человек мы читаем в рассказах о поэте Имру-ль-Кайсе (см. выше).

147

Аль-Хилли, который тоже приводит аналогичный рассказ, сообщает, что Сухбан погиб вместе с девятью братьями; еще пятьдесят человек, принадлежавших к йеменскому царскому роду, попали в плен [213, с. 533].

148

И в этом случае мы основываемся на сопоставлении источников [57, с. 63–64; 173, с. 130; 213, с. 122–123; 221, с. 222–224; 226, т. 1, с. 437; 231, с. 345; 260, с. 22, 47–48; 261, с. 491, 521; 264, т. 2, с. 273].

149

Текст этого стиха, восстановленный на основе сравнительного анализа его передач в источниках, дан у Л. Шейхо [263, с. 3–4].

150

Если верны изложенные выше построения, некоторые из сыновей аль-Хариса: Худжр, Шурахбиль, а возможно — также Шарахиль и Мухаррик — были уже мертвы. Очень мало сведений о Мадикарибе, который, насколько можно судить по рассказам источников, умер вследствие душевного расстройства, вызванного гибелью Шурахбиля [157, с. 441; 238, с. 370; 240, с. 328]. Если так, в описываемое время Мадикариб либо был мертв, либо пребывал в таком душевном состоянии, которое не давало ему возможности воевать.

151

Отметим в этой связи один фрагмент из муаллаки аль-Хариса Ибн Хилиззы:

«А у аль-Джауна — [аль-]Джауна [из рода] Бану-ль-Аус — было войско, подобное орлу [, бросающемуся на добычу].

Когда разгорелся бой, не успели мы оказаться под облаком пыли, как они (воины аль-Джауна. — Д. М.) обратились в беспорядочное бегство» [43, с. 34; 179, с. 155; 218, с. 285–286; 223, с. 142].

Согласно историческому комментарию к фрагменту этой муаллаки у Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани (который, впрочем, не приводит процитированный стих) аль-Мунзир III послал бакритов преследовать членов киндитского правящего рода (в тексте — H.g.r, но имеются в виду, очевидно, banu Hugr Akil al-murar). Бакриты привели к нему девять пленников, которых он приказал казнить у «могилы царей». Далее Абу-ль-Фарадж повествует о том, как бакриты столкнулись с отрядом некоего аль-Джауна (букв. — «Черный») из рода аль-Ауса (Gawn al al-Aws), который шел, чтобы защитить киндитских царевичей. В этом столкновении бакриты взяли верх; пленных противников привели к аль-Мунзиру, который велел казнить и их тоже. В тексте комментария Абу-ль-Фараджа, а также у ат-Тибризи этот аль-Джаун назван сыном дяди (по матери) Кайса, сына Мадикариба и одним из царей киндитов. Ат-Тибризи добавляет, что Бану-ль-Аус — киндиты [172, ч. 9, с. 173–174; 218, с. 285–286]. Следует учесть, что аль-Харис Ибн Хилизза прочитал свой стих во время суда бакритов и таглибитов перед аль-Мунзиром. Ему было важно показать заслуги бакритов перед Лахмидами, и ради достижения этой цели он говорил несколько тенденциозно (об этом см. прим. 96 и текст ниже). Поэтому не исключено, что масштаб этого боя в той или иной мере преувеличен. Заметим, впрочем, что и в этом случае бакриты выступают на стороне Лахмидов уже во время начала наступления аль-Мунзира III на киндитов и казни у «могилы царей». Это вполне согласуется с представленной выше реконструкцией событий.

152

Сообщения источников о гибели аль-Хариса рассмотрены автором этих строк в «Хосрове». Дальнейшие изыскания в этой области не привели к обнаружению материалов, которые могли бы скорректировать представленную там реконструкцию событий. Поскольку в этих событиях немаловажную роль сыграл аль-Мунзир III, целесообразно привести здесь, с отдельными изменениями, изложенные в «Хосрове» наблюдения. Судя по рассказу Иоанна Малалы, в первые годы правления Юстиниана, незадолго до похода Хосрова и Михрана (530 г.) на Византию, произошел конфликт между византийским военным комендантом Сирии и филархом сарацин Арефой. Устрашившись византийцев, Арефа бежал в область, которую Иоанн Малала называет «индийскими пределами». Узнав об этом, Аламундар (аль-Мунзир) напал на него, захватил в плен и казнил [84, с. 434–435]. Очень похожим образом рассказывал об этом впоследствии Феофан Исповедник, хотя его текст несколько отличается. Прежде всего Феофан указывает дату этого события — 6021 год от сотворения мира (1 сентября 528 — 31 августа 529 г.). Кроме того, в его изложении византийский наместник начал конфликт против неназванного филарха подчиненных ромеям сарацин; тот бежал во внешние пределы империи, где на него напал ал-Мунзир [163, с. 275]. Но, несмотря на эти различия, оба рассказа явно восходят к какому-то общему источнику, на что указывает хотя бы текстуальное сходство.

Этот рассказ продолжается так. Узнав о происшедшем, Юстиниан собрал войско, к которому присоединились филарх Арефа, а также другие вожди арабов, среди которых называются Гнуф (Джафна?) и Нааман (ан-Нуман). Теперь уже ал-Мунзир был вынужден бежать в «индийские пределы». Византийцы и союзные им арабы разорили его ставку и с победой вернулись домой [84, с. 434–435; 163, с. 275–276].

Арефа (Άρέθας) Иоанна Малалы и Феофана Исповедника — несомненно, аль-Харис (ар. al-Harit). Таким образом, в источниках появляются два филарха сарацин по имени аль-Харис. Их отождествление, разумеется, невозможно — хотя бы потому, что один погиб прежде, чем другой выступил в поход. Арефа (аль-Харис), выступивший в поход вместе с византийцами, по-видимому, тождествен с гассанидским правителем аль-Харисом Ибн Джабалой (о нем см. прим. 157) и, следовательно, не может быть сыном аль-Хариса Киндитского. Значит, погибший аль-Харис, с одной стороны, был достаточно крупным деятелем, чтобы ответом на нападение на него стал поход на Лахмидов, а с другой — не приходился ни отцом, ни братом тогдашнему гассанидскому царю. Вполне возможно, что погибший — аль-Харис Киндитский. Мы не знаем никакого другого аль-Хариса, который соответствовал бы тому, что следует из сообщений Иоанна Малалы и Феофана Исповедника. Судя по всему, аль-Харис не погиб при погоне и бежал вверх по течению Евфрата в византийские владения. Там, в Византии, могли оценить высокое положение и военный опыт ал-Хариса. Нетрудно представить себе, что он стал вождем каких-то подчиненных Византии арабов.

Здесь мы сталкиваемся с непреодолимым противоречием. У Иоанна Малалы и Феофана гибель Арефы относится ко времени, предшествовавшему походу 530 г., тогда как согласно арабским традициям киндиты были изгнаны после смерти Кавада (531 г.). Противоречие разрешается только выбором одной из версий. Но сделать такой выбор нелегко — ошибка могла быть допущена в любом из приведенных источников. У Иоанна Малалы вообще не было хронологической системы, и он подчас располагал имевшиеся у него известия в произвольной последовательности. Феофан, черпая сведения у Иоанна Малалы, интегрировал их в хронологическую систему, бывшую плодом его собственных построений. Мусульманские историки нередко приписывают Хосрову то, что было совершено при Каваде — например, разгром маздакитов.

Известия Иоанна Малалы и Феофана Исповедника не имеют прямых параллелей в арабских сказаниях. Среди арабов ходили самые разные рассказы о том, как погиб аль-Харис Киндитский. Сами киндиты утверждали, что он умер от голода после того, как на охоте долго преследовал дичь. По другим рассказам, аль-Харис был убит кальбитами, или, наоборот, жил у них до самой смерти, или же погиб от укуса змеи [67, с. 141; 172, ч. 8, с. 62; 182, ч. 2, с. 335; 200, с. 275]. Видимо, арабам не было точно известно, что произошло с аль-Харисом, и его смерть, как когда-то гибель Джазимы, обросла легендами. Между тем, заслуживает внимания продолжение рассмотренного выше рассказа Ибн Саида о взаимной симпатии сирийских Гассанидов и киндитов. Согласно Ибн Саиду, после того, как Хира попала под власть аль-Мунзира III, аль-Харис (им. в виду аль-Харис Ибн Джабала) выступил против него и разгромил при Айн Убаге [236, с. 245]. Но речь не может идти о битве при Айн Убаге, т. к. она произошла в 554 г., намного позже разгрома киндитов. Вполне возможно, что Ибн Саид на деле говорит о том походе, о котором повествуют Иоанн Малала и Феофан Исповедник.

153

Данные события разобраны автором этих строк в «Хосрове» [3, с. 334].

154

Альтернативной датой мог бы стать 528 г., но тогда в поход по Евфрату ходило персидское войско под командованием Хосрова, будущего Хосрова I, и Михрана [3, с. 334].

155

Географическая локализация встречается только у Михаила Сирийского, который, кажется, обладал более полным текстом исходного сообщения, чем автор текста, приписываемого Захарии Митилинскому.

156

Точную дату похода сообщает Феофан Исповедник. Его собственные хронологические построения, как мы видели, не всегда точны, но здесь он, передавая сведения своего источника, указывает не только свою собственную дату (6021 г. от сотворения мира), но и дату по индикту. Седьмой год индикта (дата похода аль-Мунзира у Феофана) соответствует промежутку времени от сентября 528 г. по август 529 г. Поскольку поход начался весной, речь может идти только о весне 529 г.

157

Речь идет об аль-Харисе Ибн Джабале — правителе из династии Гассанидов. История его правления важна для настоящего исследования, однако данные для ее восстановления неполны и противоречивы. Например, согласно церковной истории, приписываемой Захарии Митилинскому, в месяце тишрин десятого года индикта, т. е. в октябре или ноябре 531 г., правителем арабов (гассанидских. — Д. М.) еще был Джабала [75, с. 97] — видимо, отец аль-Хариса. Между тем рассмотренное выше известие о гибели аль-Хариса Киндитского, в котором аль-Харис предстает в качестве филарха, как в грекоязычной литературе назывались гассанидские правители, помещается у Иоанна Малалы перед рассказом о походе аль-Мунзира и хазарбад-а весной 531 г. [84, с. 434]. У Феофана, как показано в прим. 114, известие о гибели аль-Хариса Киндитского стоит под 6021 г. от сотворения мира (1 сентября 528 — 31 августа 529 гг.) [163, с. 275]. Сходным образом Прокопий Кесарийский сначала сообщает, что Юстиниан I поставил Арефу править насколько можно большим количеством арабских племен и сделал его царем (см. перевод в тексте), а затем повествует о весенней кампании 531 г., в которой, по его словам, войском сарацин, т. е. гассанидских арабов, командовал именно аль-Харис [125, с. 160, 162, 166]. Правда, в достоверности этих данных можно усомниться: в истории Иоанна Малалы события мало привязаны к хронологии, и их последовательность иногда сомнительна, а Прокопий Кесарийский, строго говоря, не называет аль-Хариса царем применительно к 531 г. Фрагмент, где аль-Харис именуется царем, действительно предшествует рассказу о кампании 531 г., однако он представляет собой общий, не привязанный к конкретной дате, рассказ об аль-Мунзире III; упоминание в нем о провозглашении аль-Хариса царем может относиться и к более позднему времени. Можно также предполагать, что у Гассанидов одновременно правили несколько человек, под властью которых находились различные племена. Эта последняя гипотеза представляется наиболее правдоподобной, на что указывают последующие события. Из рассказов Иоанна Эфесского видно, что аль-Харис стоял у власти на шестнадцатом году правления Юстиниана, т. е. в 542–543 г. [27, ч. 3, с. 153]. В тексте марибской надписи Абрахи (CIH 541) мы читаем, что между месяцем d-Srbn 657 г. и месяцем d-D'wn 658 г. химьяритской эры (октябрь 547 г. и январь 549 г. соответственно) он принял послов негуса, правителя ромеев, царя Персии, аль-Мунзира (Mdrn, т. е. аль-Мунзира III Лахмидского), аль-Хариса Ибн Джабалы Qirtm bn Gbit) и 'bkrb bn Gbit. Этот последний, по всей вероятности, тождествен Авохараву (Абу Караб), которого Юстиниан, по свидетельству Прокопия Кесарийского, назначил правителем (архонтом) сарацин Палестины [125, с. 180]. Если считать, что Gbit в обоих случаях относится к одному и тому же человеку, т. е. к Джабале, аль-Харис и Абу Караб были братьями. Стало быть, в одно и то же время было два гассанидских правителя, управлявших разными племенами.

Сведения мусульманских авторов о Гассанидах куда менее подробны, чем о Лахмидах. Мы располагаем только двумя полными списками царей — правда, с указанием сроков правления, — которые дошли до нас в трудах Хамзы аль-Исфахани и Бируни. Согласно обоим аль-Харис Ибн Джабала правил 21 год и 5 месяцев [54, с. 51; 67, с. 120]. Это очень мало походит на правду. Как будет показано далее, аль-Харис умер незадолго до весны 570 г.; по словам Феофана Исповедника, в ноябре 6056 г. (ноябрь 563 г.) он прибыл в Константинополь, чтобы обсудить с Юстинианом кандидатуру своего преемника [163, с. 371]. С другой стороны, если сложить сроки царствования преемников аль-Хариса по указанным спискам и отсчитать получившееся от 570–571 гг., когда должен был умереть аль-Харис, мы придем к выводу, что правление Гассанидов подошло к концу в 687–688 гг., но это явно неправдоподобно. Это несоответствие лучше всего объясняется тем, чтоб мы отметили ранее: несколько гассанидских правителей правили одновременно, и поэтому сроки в арабских списках накладываются друг на друга. Заслуживает внимания и то, что в списках Хамзы аль-Исфахани и Бируни отсутствуют сын аль-Хариса аль-Мунзир, который, как будет показано ниже, удостоился большего возвышения, чем иные Гассаниды. Списки Хамзы аль-Исфахани и Бируни дают иную картину: после аль-Хариса правителем называется его сын Абу Караб ан-Нуман, прозванный qatam («Ястреб»). Согласно спискам, он стоял у власти 37 лет и три месяца. Далее следует аль-Айхам, сын Джа-балы, причем Бируни уточняет, что Джабала — сын аль-Хариса. Это может показаться странным, потому что сын аль-Хариса Джабала, как показано ниже, погиб в битве при «источнике удитов» в 554 г. и вряд ли мог стать преемником отца. Но пример аль-Мунзира III свидетельствует о том, что у правителя могли быть сыновья с одинаковыми именами — от разных жен. За Джабалой следует аль-Мунзир, но сын не аль-Хариса (как аль-Мунзир, о котором речь пойдет далее), а Джабалы [54, с. 120; 67, с. 120]. Никто из этих правителей не известен по другим источникам. Это можно объяснить только тем, что в списках Хамзы аль-Исфахани и Бируни перечислены гассанидские правители каких-то отдельных племен, которые могли править одновременно. Если так, можно предположить, что на каком-то этапе аль-Харис вверил власть над этими племенами ан-Нуману, и тот продолжал править ими и далее — возможно, и после смерти отца, во времена аль-Мунзира (сына аль-Хариса).

158

Очень похожее описание аль-Мунзира III и его деяний обнаруживается в «Житии Симеона Младшего»: «У персов был один филарх, муж сильный в руках, по имени Алмундар (аль-Мунзир. — Д. М.), а по вероисповеданию язычник ("Eλλην), большим размером тела немногим уступавший гигантам… Он непрестанно совершал набеги на страну ромеев, причем никто не мог с легкостью вступить в бой с [этим] варваром, а если брал в плен христиан, то не знал к ним никакой жалости, но действовал с крайней жестокостью» [120, т. 86, кол. 3164]. Этот фрагмент нуждается в некоторых комментариях. Прежде всего, Симеона Младшего (521–596), монаха и столпника, не следует путать с Симеоном Столпником, о котором речь шла выше. Далее, несколькими фрагментами ранее речь в «Житии» идет о смерти Юстиниана I и вступлении на престол Юстина II [120, т. 86, кол. 3160]. Из этого можно сделать вывод, что процитированный фрагмент относится к аль-Мунзиру IV. Однако далее в «Житии» говорится о сражении Алмундара с поставленным во главе ромейского войска Арефой, т. е. аль-Харисом (см. ниже). Это исключает отождествление Алмундара с аль-Мунзиром IV, противником которого был гассанидский правитель аль-Мунзир, сын аль-Хариса, но не сам аль-Харис. Остается считать, что рассматриваемый фрагмент, центральным элементом которого является видение Симеона Младшего, стоит в «Житии» не на своем месте.

159

Это поселение трудно с чем-то отождествить, так как прямых аналогий в источниках не обнаруживается. Если исходить из того, что, судя по тексту Иоанна Малалы, Веселафос должен был стоять недалеко от Батн, наиболее близкой аналогией кажется разрушенное поселение Thilaticomum, упоминаемое в Дорожнике императора Антонина Пия (138–161) [126, с. 53]. В пользу этого отождествления свидетельствует известное звуковое сходство (фрагменты σελαθ — thilat), а также тот факт, что в Дорожнике Thilaticomum помещается в нескольких километрах от Батн.

160

Возможно, к этим таглибитам имеет какое-то отношение область, которую историк мусульманских завоеваний аль-Куфи (al-Kufi, ум. ок. 926/27 г.) называет بلاد ذف. В ней, по его словам, находилось место аль-Кауатиль (الكواش), через которое в 634 г. прошло войско Халида Ибн аль-Уалида, направляясь из Ирака в Сирию [198, с. 110]. Повествуя об этом походе, аль-Балазури делает важное уточнение: из аль-Кауатиля Халид Ибн аль-Уалид со своим войском пришел в Киркесий [189, с. 154]. Якут, который тоже знает об этом эпизоде, пишет, что аль-Кауасиль (ام اش) — место на окраинах Сирии [264, т. 4, с. 486]. Сравнение рассказа аль-Куфи о походе Халида Ибн аль-Уалида с повествованиями других авторов показывает, что эти ٠ثب, по всей вероятности, тождественны لف т. е. таглибитам [19, сер. 1, с. 2109; 189, с. 152; 198, с. 108; 226, т. 2, с. 256]. По словам аль-Куфи, دب были христианами и придерживались того же вероучения, что и император Ираклий (610–641), который ранее выделил им эти земли [198, с. 110]. Можно возразить, что упоминание об Ираклии противоречит высказанной гипотезе. Однако аль-Куфи не утверждает, что жители указанной выше области переселились в византийские владения именно при Ираклии. Последний мог дать земли потомкам более ранних переселенцев или утвердить сделанное прежде пожалование. Нельзя также исключать, что участники похода, к которым, очевидно, восходит рассказ аль-Куфи, перенесли на известного им императора Ираклия пожалование, совершенное одним из его предшественников.

161

Упоминания об этом человеке нигде больше не встречаются в источниках. Можно выдвинуть две гипотезы: либо аль-Харис отправил в поход брата, т. е. сына своего отца — Джабалы, либо первоначальное сообщение было составлен на среднеперсидском языке, где لاوه' можно читать и как Харит (аль-Харис), и как Халит (Халид); тогда возможно, что те, кто переводил текст на арабский, допустили ошибку, и войну вел лично аль-Харис.

162

Так, взятие Амиды, имевшее место, как показано выше, в январе 503 г., в «Хронике 724 г.» датируется 814 г. селевкидской эры [32, ч. 2, с. 149], что возможно, только если началом года автор считал сентябрь, а не апрель.

163

Этим автор данного сообщения отличается, например, от Прокопия Кесарийского, который вел счет годам правления Юстиниана со дня его провозглашения соправителем Юстина I, т. е. с начала апреля 527 г.

164

Заметим, что в тексте Абу-ль-Фида стоит не الخار как у Ибн аль-Асира, a اسر.

165

Ар. الحي١ر Многообразие графических вариантов объясняется, очевидно, тем, что это место было мало известно средневековым авторам.

166

Эти версии различаются между собой по тому, какую роль играет в них человек по имени Шамир Ибн Амр (Samir Ibn Amr) из племени Бану Ханифа (Banu Hariifa). По одной версии, он первоначально был в лахмидском войске, но во время битвы перешел на сторону аль-Хариса и провел гассанидских воинов в ставку аль-Мунзира [199, с. 273; 207, с. 79]. Кажется, эта версия приводится в сокращенном виде у Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани [172, ч. 9, с. 172]. По другой версии, Шамир оставался в лагере аль-Мунзира, но после боя привез его плащ аль-Харису, чем заслужил репутацию предателя [207, с. 51].

167

За Ибн аль-Асиром здесь, как и в некоторых других местах, следует Абу-ль-Фида, который приводит рассказ, правда, очень краткий, о битве на «лугу Халимы» [173, с. 130].

168

Имеется в виду сын и преемник аль-Мунзира III Амр III (о нем см. ниже).

169

Имеются в виду Гассанид аль-Харис Ибн Джабала и аль-Мунзир III.

170

О дате взятия Наджрана войсками Иосифа Асар Ясара см. прим. 98. Дата похода Калеба Элла-Асбахи определяется на основании хронологических указаний в «Деяниях св. Арефы и Румы». Согласно этому источнику Калеб Элла-Асбаха выступил в поход после Пятидесятницы третьего года индикта, употребив зиму на подготовку флота [11, с. 87]. Таким образом, поход Калеба должен был состояться в конце весны — летом 525 г. Это в принципе соответствует требованиям исторического контекста, согласно которым длительное бездействие царя Аксума маловероятно, и дата его похода тем правдоподобнее, чем ближе она к датам захвата Иосифом Асар Ясаром Зафара и Наджрана. Против этого можно возразить, что Иоанн Малала и Прокопий Кесарийский помещают рассказы о событиях в Йемене в те части своих трудов, где повествуется о начале правления Юстиниана I [84, с. 433; 125, с. 188]. Однако это возражение само уязвимо для контраргументов. У Иоанна Малалы последовательность фрагментов нередко не соответствует их действительной хронологии, а Прокопий Кесарийский рассказывает о походе эфиопов в Йемен в связи с планами Юстиниана I нанести по Сасанидской державе удар с юга (об этом см. в тексте), и, таким образом, создается впечатление, что промежуток времени между этими событиями мал. Южноаравийская надпись CIH 621 Ry 342; RES 2633; RES 5091, датированная месяцем d-HItn 640 г. (февраль 531 г.), тоже едва ли может быть доводом против предложенной датировки похода, т. к. последовательность событий в ней такова: возвращение инициатора создания надписи Симьяфы Ашвы в Йемен из Эфиопии и победа эфиопов над царем Химьяра, затем действия Симьяфы и его сподвижников по отстройке крепости Мауия (Хисн аль-Гураб). Очевидно, что в надписи представлена история длительного периода, который включает в себя, помимо прочего, строительные работы, по природе своей требующие времени. Кроме того, в эфиопских источниках мы читаем, что Калеб Элла-Асбаха совершил поход в Йемен во время правления византийского императора Юстина I (518–527) [49, с. 178; 159, с. 226].

171

Насколько можно судить, этот Симьяфа Ашва не тождествен своему тезке, который упомянут в надписи, разобранной в предыдущем примечании. Собственно говоря, в надписи Ist 7608 bis RES 3904 фигурируют два человека по имени Симьяфа Ашва. Один из них — видимо, инициатор создания надписи — именуется царем Сабы. Краткость титула не должна создавать неверное впечатление: до нас дошла только часть надписи, и фрагмент, в котором должно было быть продолжение титула, не сохранился. Прочитанные фрагменты надписи о царе Эфиопии и негусе Аксума Элле-Асбахе ('l' 'sbаh), царях над Химьяром и наместниках негуса Аксума, подчинении царю Аксума, назначении людей для защиты моря (т. е. морского побережья) и поддержания порядка в Химьяре, а также начало и заключительная часть, указывающие на христианское вероисповедание царя Сабы Симьяфы Ашвы, свидетельствуют в пользу отождествления последнего с Есимфеем, который, заметим, предстает как христианин и у Прокопия. В противоположность этому Симьяфа Ашва, упомянутый в надписи CIH 621 Ry 342; RES 2633; RES 5091, определенно не являлся Царем; иначе он был бы назван так в ее тексте.

172

Прокопий Кесарийский не называет Кайса киндитом. Однако рассказ Прокопия можно дополнить сведениями Нонноса, который ездил к Кайсу в качестве посла Юстиниана. Ноннoс называет Кайса потомком Арефы (аль-Хариса), правителем киндитов и мааддитов [52, с. 179]. В «Хосрове» автор этих строк предложил отождествить этого человека с Кайсом, которого Хишам аль-Кальби называет в числе сыновей аль-Хариса Киндитского [3, с. 498, прим. 710; 260, с. 170]. Это отождествление представляется наиболее обоснованным. Менее вероятно, что речь идет о сыне Саламы, напавшем на аль-Мунзира и его сыновей в Хире (см. выше), или жившем намного позднее Кайсе Ибн Мадикарибе Ибн Джабале, которого восхвалял Маймун Ибн Кайс Подслеповатый [57, с. 13, 120, 231; 67, с. 141]. Возвращаясь к Кайсу — сыну аль-Хариса, мы должны отметить следующее. У Хишама аль-Кальби Кайс появляется в списке сыновей аль-Хариса с указанием племен, которыми они правили, но стоит в нем последним. Вместо указания подчиненных ему племен мы находим слова о том, что он был природным странником (sayyara) и правил у того племени, у которого останавливался [239, с. 402; 260, с. 170]. Видимо, Кайс был одним из младших сыновей аль-Хариса. Он ничего не получил в управление и, подобно Саламе и Имру-ль-Кайсу, скитался от одного племени к другому, призывая арабов встать под его знамя, которое, несомненно, представлялось как знамя царского рода киндитов. Нетрудно представить себе, что такой человек мог примкнуть к начинаниям Юстиниана, если они сулили ему власть над племенами. Судя по известиям Нонноса, он был не первым византийским послом к Кайсу. Прежде к киндитскому царевичу ездил отец Нонноса Авраам; они заключили мирный договор, в обеспечение исполнения которого сын Кайса должен был отправиться к Юстиниану в качестве заложника [52, с. 179].

173

Об этом посольстве см. предыдущее примечание.

174

Этого человека нельзя точно отождествить с кем-либо из известных нам исторических персонажей. У Нонноса мы читаем, что Кайс, уезжая в Палестину, разделил свои владения между братьями — Амром (Άμβρος) и Язидом (Ιεζίδος) [52, с. 179]. Логично отождествить Язида надписи CIH 541 со вторым из братьев, однако для того, чтобы этот тезис стал чем-то большим, чем предположение, нужны веские доказательства.

175

Этот Абгабар (в надписи — bgbr), кажется, тождествен киндитскому царевичу Абу-ль-Джабару (Аbu al-Gabar) — внуку Язида (сына Шурахбиля) который, как показано выше, был взят в плен в битве при Уваре и, скорее всего, казнен тогда же. Что касается самого Абу-ль-Джабара, он, судя по рассказам источников, впоследствии был изгнан киндитами и обратился за помощью к сасанидскому царю Хосрову I Ануширвану. Последний обласкал его, подарил прекрасную невольницу и дал войско для борьбы за власть. Войско выступило в поход, но еще в Казиме, т. е. не доходя до области Бахрейна, персы стали страдать от тягот пути и жары. Чтобы прервать поход, они привлекли на свою сторону повара, и тот подмешал Абу-ль-Джабару в пищу яд. Когда Абу-ль-Джабар почувствовал себя дурно, персы обещали оставить его, если он напишет письмо, освобождающее их от участия в походе. Абу-ль-Джабар так и поступил. Персы ушли, а Абу-ль-Джабар, пройдя лечение, отправился в Йемен, но умер от рецидива болезни [29, с. 17–18; 210, с. 90; 231, с. 306; 260, с. 170]. В изданиях трудов Хишама аль-Кальби и аль-Хамдани, на которые сделана ссылка, стоит форма ار ادنو (Аbu al-Hayr), что, очевидно, следует исправить на او الجبر (Аbu al-Gabar).

176

По всей вероятности, имеется в виду племя Саад аль-Ашира (Sa'd al-Asira), т. е. Мазхидж. М. Дж. Кистер, ссылаясь на рассматриваемые далее стихи Раби Ибн Рабии, утверждает, что речь идет о Бану Саад из тамимитов [89, с. 431]. Более вероятной кажется идентификация с мазхиджитами. Согласно надписи, Абраха послал вперед саадитов и мурадитов, и они сразились с врагом у колодца Trbn. Судя по этому описанию, саадиты подошли к месту битвы с юга, что более подходит к мазхиджитам.

177

В тексте — maqawilu-hu. Слово maqawil, множественное число от miqwal, образовано от корня Q.W.L. и аналогично понятию aqwal или aqyal, т. е. кайлы. Как показано в прим. 274, слово qayl могло употребляться и в значении «правитель, подчиненный царю», без непосредственной связи с Йеменом. Однако в целом у арабов слова qayl и miqwal ассоциировались с правителями Химьяра; об этом можно судить по средневековым толковым словарям [192, с. 1806; 232, с. 977]. Кроме того, здесь мы имеем дело с особым случаем: поэт описывает ситуацию, когда одно из войск, ведомое Абрахой, шло из Йемена. Было бы очень странно, если бы в описании поэта maqawil выступали не на стороне Абрахи, а вместе с боровшимися против него арабскими племенами. Куда более гармоничной кажется трактовка, согласно которой maqawil стиха были в составе войска Абрахи.

178

В тексте — bi al-hirab (буквально — с дротиками). Следуем здесь трактовке автора комментария к тексту стиха — Али Ибн Сулаймана, известного по прозвищу «аль-Ахфаш (al-Ahfas, т. е. страдающий глазной болезнью hafs) Младший» (род. ок. 849/50 г., ум. в 927/28 г.).

179

Якут тоже помещает Ятраб в Йемаму [264, т. 5, с. 429]. По всей вероятности, ошибается аль-Хамдани, когда называет Ятраб городом в Хадрамауте [212, с. 170].

180

Oсновываемся здесь на сопоставлении данных источников [182, ч. 1, с. 161; 200, с. 206, 366; 207, с. 68, 82; 213, с. 122, 140, 142]. Помимо перечисленных в тексте мы можем назвать еще одного сына аль-Мунзира III — Имру-ль-Кайса. Аль-Харис Ибн Хилизза упоминает в своей муаллаке о том, что его соплеменники-бакриты «сняли с Имру-ль-Кайса ярмо после того, как он долго пребывал в темнице и страдал» [43, с. 34; 179, с. 155; 218, с. 284–285; 223, с. 142]. Вероятно, поэт рассказывает о походе Амра III против Гассанидов вскоре после сражения при «источнике удитов» (см. текст ниже). В комментарии к муаллаке ат-Тибризи сообщает, что Имру-ль-Кайс был братом Амра III по отцу [218, с. 284]. Видимо, Имру-ль-Кайс был рожден не от Хинд и принадлежал к младшим сыновьям аль-Мунзира III.

181

Интерпретация этого эпизода предложена в Части II.

182

Эту легенду мы приводим со слов Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани [172, ч. 18, с. 89]. У нее, впрочем, есть и более «мягкая» версия, которая принадлежит Ибн Дурайду и известна в пересказе Исмаила аль-Кали (Ismail al-Qall, 901–967): несчастных товарищей царя казнили, а затем их тела поместили в гробы и закопали [194, т. 3, с. 195]. Заметим, однако, что исходный рассказ, по-видимому, вернее передает Абу-ль-Фарадж. Согласно ему казнь произошла за пределами Хиры. У аль-Кали вместо Хиры — Куфа, что представляет собой очевидную неточность.

183

Другую версию дает Ибн Халдун, согласно которому Амр был известен как «сжигатель» из-за того, что сжег город Мальхам (Malham) в Йемаме [240, с. 323]. Мальхам в Йемаме известен мусульманским географам, правда, как селение; однако они не связывают его с тамимитами [212, с. 275; 264, т. 5, с. 195–196].

184

Об этом племени см. ниже.

185

О заложниках более подробно в Части II.

186

Фрагменты этого стиха разобраны в прим. 96, 108, 151, 180, 276.

187

О значении понятия нисба см. прим. 63.

188

Сомнительно, чтобы Амр поддерживал таглибитов, еще недавно изменивших ему, против бакритов, которые, как показывают рассмотренные далее сообщения о поэте Тарафе, составляли значительную часть его войска. Вероятно, бакритский рассказчик намеренно представил ситуацию как драматичную, чтобы лучше показать, какую роль сыграл стих аль-Хариса Ибн Хилиззы.

189

В исторических комментариях к собранию стихов аль-Муталаммиса мы находим один рассказ, из которого следует, что Тарафа подчас пренебрегал дворцовыми установлениями. Согласно этому известию, однажды Амр призвал к себе Тарафу, но тот отказался явиться, сославшись на то, что занят: его внимания требуют стада верблюдов. Тогда Амр велел своему брату Кабусу и Кайсу Ибн Бишру (Qays Ibn Bisr) из рода Бану Хилаль (Ваnu Hilal), принадлежавшего к Бану-н-Намир, присмотреть за верблюдами Тарафы [206, с. 50].

190

Во всех указанных источниках приказ о казни поэтов отдает Амр III, и лишь в версии Ибн Саида речь идет об ан-Нумане III.

191

У Ибн Кутайбы в этом месте упомянут ар-Раби Ибн аль-Джаусара (al-Rab'i Ibn al-Gawtara) [81, с. 91]. Видимо, следует читать не اط (al-Gawtara), a اكورة (al-Hawtara), как у аль-Хилли (см. ссылку в тексте). По-видимому, Раби принадлежал к роду аль-Хауасир (al-Hawatir), входившему в состав племени Бану Абди-ль-Кайс. Согласно Абу-ль-Фараджу аль-Исфахани, Тарафу казнил один из представителей этого рода [172, ч. 21, с. 132].

192

Это племя входило в состав объединений Асад и Рабиа.

193

К намиритам принадлежала, как мы видели, Небесная вода [19, сер. 1, с. 900; 67, с. 105].

194

Сын Воды из туч (Ibn Μa'al-muzn), видимо — аль-Мунзир III, Сын Небесной воды. Под «Сжигателем» понимается Амр III.

195

Амир Ибн ат-Туфайль, насколько можно судить, был заметной личностью. В источниках мы читаем, что он был вождем одного из амиритских племен [239, с. 268] и считался одним из трех лучших всадников доисламской эпохи [231, с. 358].

196

Т. е. соплеменников.

197

В тексте издания — ءلان что, по-видимому, следует исправить на علان ('Aylan). Судя по контексту, речь идет не об айланитах (т. е. о Кайс Айлан, северных арабах), а об амиритах. Племя Бану Амир Ибн Сасаа входило в состав объединения Хауазин и, соответственно, относилось к Кайс Айлан.

198

Содержание договора представлено автором этих строк в «Хосрове» [3, с. 538–541].

199

Т. е. Амр (через промежуточную греческую форму Амброс).

200

Имеется в виду посол Амра. Попутно исправим ошибку, вкравшуюся в текст «Хосрова» [3, с. 544]: вместо «уподобил Амра» следует читать «уподобил посла Амра».

201

Должно быть, имеется в виду аль-Мунзир (будущий аль-Мунзир IV).

202

Ноябрь двенадцатого года индикта, 6056 г. от сотворения мира по хронологии Феофана Исповедника.

203

Здесь следует исправить одну неточную трактовку в «Хосрове». В сообщении об убийстве Кабуса Хамза аль-Исфахани пишет: [67, с. 110; 256, с. 96] فعله رجل ض يشكر وسلبه سيرب ۶ ٠لك فيشيرب افرس في زش انوشروان.

В обычном литературном чтении salaba-hu должно относиться к шахраб-у (об интерпретации هأش٠رب как шахраб см. след, прим.), и в этом случае получается перевод: «Его (Кабуса. — Д. М.) убил один из яшкуритов; его же (этого человека. — Д. М.) самого обобрал шахраб; затем персидский шахраб правил при [Хосрове] Ануширване». Но у Хамзы аль-Исфахани в сообщении о каждом правителе его имя при первом упоминании выделяется тем, что над ним помещается горизонтальная черта. В калькуттском издании 1866 г. эта черта в процитированном выше фрагменте стоит над вторым اهش٠رب, что диктует перевод, указанный выше. Но в более раннем санкт-петербургском издании 1844 г. эта черта помещена над первым مشهرب. В этом случае salaba-hu может относиться только к رجل. Тогда следует переводить:

«Его (Кабуса. — Д. М.) убил один человек из Бану Яшкур и обобрал.

Шахраб. Затем правил персидский шахраб в течение года при Ануширване».

Эта последняя интерпретация представляется более верной, так как лучше соответствует значению глагола salaba — обобрать, ограбить.

204

Вопрос о трактовке формы ذس۶رب разобран автором этих строк в «Хосрове». На основе сопоставления форм, приведенных у аль-Хорезми, Хамзы аль-Исфахани, Бируни и Ибн Саида, предложена гипотеза, согласно которой эта форма представляет собой слитное написание ك (ср. — перс. pad в значении «господин, предводитель») и ش٠رب (sahrab, шахраб) [3, с. 570, прим. 811]. Между тем в более раннем источнике, трактате Ибн Хабиба, в списке правителей Хиры фигурирует [832, с. 359]. Напрашивается вопрос: чем изначально были первые две графемы в приведенных формах — определенным артиклем ال или зубцами, над или под которыми ставились точки?

205

Должность шахраб-а Вех-Кавада известна по одному оттиску печати [63, с. И, 15, 28, 144]. По словам Ибн аль-Факиха, сасанидский царь Кавад I создал округа под названиями Верхний, Средний и Нижний Bex-Кавад; Хира вошла в состав последнего из них [227, с. 407; ср. 264, т. 1, с. 516]. Помимо этого рассказа мы располагаем также двумя списками округов междуречья Евфрата и Тигра, восходящими к Ибн Хордадбеху и Кудаме Ибн Джафару. В них существенны две подробности: округа называются останами (ар. astan, от ср. — перс. dstan), и Хира уже не упоминается [91, с. 8, 236]. Очевидно, эти списки отражают положение дел, существовавшее во времена их авторов, т. е. в IX–X вв. Между тем, вероятно, что административный термин остан/астан остался с сасанидских времен. Эти наблюдения следует сравнить со сделанным Р. Гизелен (R. Gyselen) на основе изучения печатей сасанидских чиновников выводом о том, что в состав провинции (sahr) Bex-Кавад входили Вавилон и Фрохт-и-фродар (Нижняя Фаллуджа) [63, с. 62]. Оба места фигурируют и в сообщении Ибн аль-Факиха, однако входят в состав Верхнего Вех-Кавада [227, с. 407; ср. 264, т. 1, с. 516]. Получается, что Кавад разделил sahr Вех-Кавад на три ostan-a. Логично предполагать, что должность шахраб-а Вех-Кавада при этом не была ликвидирована, и в иерархии он находился выше тех, кто управлял ostаn-aми.

206

Это следует из рассмотренного выше рассказа Якута о том, как киндитский царевич Кайс напал на аль-Мунзира III. Согласно источнику аль-Мунзир вместе с сыновьями Кабусом и Амром укрылся во дворце Хаварнак; будущий аль-Мунзир IV к тому времени еще не родился [264, т. 2, с. 501].

207

Относительно датировки этого события целесообразно повторить соображения, высказанные в «Хосрове». Аль-Мунзир вновь сделался союзником Византии после того, как встретился в Сергиополе (ар-Русафа) с новым византийским стратигом Востока Юстинианом, сыном Германа, и заключил с ним договор [162, с. 351]. Из византийских источников мы знаем, что стратигом Востока Юстиниана назначил Тиверий, который 7 декабря 574 г. стал соправителем. Юстина II. Вероятнее всего, Юстиниан встретился с аль-Мунзиром в начале октября 575 г. К тому времени стратиг Востока уже должен был прибыть в Сирию, а в следующем году мы видим его уже в Армении, откуда он вряд ли поехал бы в Сергиополь. Если выбор Сергиополя как места встречи был обусловлен почтением, которое Юстиниан и аль-Мунзир питали к Сергию, дата встречи должна быть близка ко дню поминовения последнего — седьмому октября.

208

Имеются в виду стратиг Востока Юстиниан и договор, который заключил с ним аль-Мунзир (см. предыдущее примечание).

209

Так для данного случая следует переводить hirat-hоn.

210

В источниках, где приводится родословная Зайда или Ади, это имя пишется по-разному — Хаммаз (طد), как в цитируемом фрагменте, Хаммар (طد) как у аль-Марзубани и аль-Хилли [200, с. 249; 213, с. 387], Химаз (طد) или Хаммад [طد], как у Ибн Кутайбы и Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани [81, с. 111, 113; 172, ч. 2, с. 17, 29]. Наиболее правдоподобным кажется написание Хаммад, которое, судя по тексту Абу-ль-Фараджа, использовал Хишам аль-Кальби.

211

Об этом см. Часть II.

212

Такое описание дается ан-Нуману в рассмотренных выше рассказах источников о его назначении правителе Хиры. Они точно соответствуют тому, что, согласно Абу-ль-Фараджу аль-Исфахани, рассказывал об ан-Нумане таййитский поэт Абу Зайд (Хармала Ибн аль-Мунзир — Abu Zayd, Harmala Ibn al-Mundir), который, по его собственным словам, лично встречался с царем [172, ч. 11, с. 25].

213

В источнике, на который сделана ссылка, Хинд фигурирует как дочь ан-Нумана. О том, кем — сестрой или дочерью — она ему приходилась, см. прим. 326.

214

Об этом можно судить по отрывку из одного стиха Ади:

«Не лисы ли эти стали непрестанно нападать на меня и вступили в союз с хромыми гиенами.

Чтобы сожрали меня враги, и плоть моя вышла [из них] в кале или блевотине?

Если они не одумаются — я расстанусь с жизнью, оставлю то, что заставляло не спать по ночам, перестану слушать (в развитие трактовки, данной издателями текста, считаю, что имеются в виду ночные пиры, в ходе которых слушали пение и музыку. — Д. М.).

[Пропущены две строки, где Ади говорит о последствиях своей смерти.]

А если они не доведут дело до конца — поведу я себя как человек славный и великодушный» [176, с. 35–36].

Лейтмотив стиха очевиден: Ади изображает происшедшее как происки врагов, которых уподобляет лисам и хромым гиенам, но считает, что еще можно «начать с чистого листа», вернуться к прежним хорошим отношениям.

215

Даты заключения и смерти Ади Ибн Зайда нам неизвестны. Какие-либо предположения на этот счет можно строить, только если отождествлять нападение гассанидских арабов на Хиру в отсутствие ан-Нумана с походом Джафны, который, вероятно, пришелся на 583–591 гг. (см. ниже). Упоминания в мусульманских переложениях истории Ади Ибн Зайда о сасанидском царе, называемом Kisra, не помогают решить проблему, потому что, как показано во Введении, в этих источниках все события, начиная с назначения ан-Нумана III правителем Хиры, относятся к царствованию Хосрова II Парвиза.

216

Эвария, посередине пути из Дамаска в Пальмиру [166, с. 118–119].

217

Эта дата прямо нигде не называется и восстанавливается на основе исторического контекста. Согласно рассказам Феофилакта Симокатты поход состоялся летом, в то время, когда у власти в Византии стоял Тиверий (т. е. до 13 августа 582 г. — Д. М.). В следующем году произошло крупное сражение при Константине (Телла з-Маузелат или Телла), в котором армия Маврикия нанесла поражение войску сасанидского полководца Тамхосро (Тахм-Хосрова. — Д. М.); последний погиб в бою [164, с. 152]. Евагрий Схоластик приписывает победу над Тахм-Хосровом Маврикию, который действовал как полководец [50, с. 161–162]. Менандр Протектор пишет, что войска полководца Маврикия и Тахм-Хосрова должны были сойтись при Константине [42, с. 423]. Вместе с тем, в начале своего труда Феофилакт Симокатта указывает, что после известной победы над войском Тахм-Хосрова подошел к концу первый год правления Маврикия, преемника Тиверия [164, с. 49]. Если сопоставлять эти данные, получается, что сражение с Тахм-Хосровом следует отнести на время, непосредственно предшествовавшее вступлению Маврикия на престол. Вероятнее всего, поход Тахм-Хосрова состоялся весной или летом 582 г. Соответственно, поход Маврикия вниз по течению Евфрата следует относить к лету 581 г. Правда, против этой датировки можно возразить на основании сведений Иоанна Эфесского, который, повествуя о том, как после вступления на престол сасанидского царя Хормузда IV (579–591) начались и были прерваны мирные переговоры с Византией, сообщает дату последовавшей за этим войны или сражения (qraba) — июнь 580 г. [162, с. 403]. Поскольку далее речь идет только о походе Тахм-Хосрова, можно заключить, что дата в источнике относится именно к нему (так поступил, например, Михаил Сирийский [33, т. 2, с. 347]). Однако в этом месте рассказ Иоанна Эфесского краток и сосредоточен только на походе Тахм-Хосрова. Между тем Феофилакт Симокатта в развернутом виде представляет последовательность событий: Тиверий узнает, что Хормузд (т. е. Хормузд IV) выдвигает неприемлемые для Византии требования, с начала лета византийские войска разоряют сасанидские владения, затем проходит зима, и следующим летом Маврикий идет в поход вниз по течению Евфрата [164, с. 151]. Если совместить это с изложенными выше хронологическими построениями, получается, что начало войны по Феофилакту Симокатте пришлось примерно на июнь 580 г.; т. е. на ту дату, которую называет Иоанн Эфесский. Можно предположить, что Иоанн Эфесский на деле сообщает дату начала войны, а не сражения при Константине.

218

Эти события восстанавливаются на основе сравнительного изучения данных источников [20, с. 209, 213; 33, т. 2, с. 349–350; 50, с. 167; 162, с. 213–219; 164, с. 151–152].

219

Представляется естественной аналогия с действиями аль-Мунзира, который, как показано выше, отправился в Византию вскоре после воцарения Тиверия.

220

На это указывает отмеченное выше прозвище ан-Нумана — Абу Джафна, т. е. отец Джафны (именно Джафны, а не другого сына).

221

Воспоминания о каком-то конфликте ан-Нумана с тамимитами отражены, кажется, и в рассмотренном выше стихе Раби Ибн Рабии, где за упоминанием о «дне Яксума» следует такая строка: «Когда ан-Нуман внезапно напал, совершив вероломное, неправедное дело, оказалось, у него в цепях полно [людей] из [потомков] Кааба Ибн Ауфа (Ка'b Ibn 'Awf).

Мы же разбили железо их ошейников, и все они были освобождены. Тот, кто совершил это, — благодетель среди людей» [184, с. 698; 205, с. 118].

Содержание этого стиха ясно не полностью. Мы не знаем, кто потомки Кааба Ибн Ауфа, о которых говорит поэт. Хишам аль-Кальби называет двух человек по имени Кааб Ибн Ауф, к которым могли возводить свою родословную их потомки; один принадлежал к мазхиджитам (Саад аль-Ашира), другой — к кудаитам [260, с. 315, 605]. Более того, можно утверждать, что ан-Нуман этого стиха — не лахмидский царь, а хотя бы гассанидский правитель, о котором говорилось выше. Между тем, судя по контексту, автор стиха говорит о каком-то очень известном для арабов правителе, который не нуждался в дополнительном представлении и вел активную деятельность в Аравии, где только и мог столкнуться с тамимитами. Представляется, что ан-Нуман лучше других известных нам деятелей того времени соответствует этим признакам. Тогда автор стиха говорит о случае, когда тамимиты выступили против ан-Нумана и, если здесь нет преувеличения, добились успеха.

222

Sawaqit — форма множественного числа от saqita. По сообщению историка мусульманских завоеваний Мухаммада аль-Уакиди (Muhammad al-Waqidi, 747/48 — 822), словом saqita арабы называли «набатейских», т. е. сироязычных (см. прим. 36), купцов, которые в доисламское время приезжали с товарами в Медину [156, с. 989–990]. Возможно, и в рассматриваемом случае имеются в виду такие купцы, хотя краткость рассказа и отсутствие параллельных сообщений не дают возможность утверждать что-либо определенно.

223

Сообщение об этом посольстве обнаруживается также у аль-Хилли, который, однако, путает амиритов с абситами (Ваnu 'Abs) [213, с. 371–373].

224

По словам аль-Хилли, жена аль-Мунзира IV и мать ан-Нумана Сальма после смерти мужа вернулась к кальбитам, вышла замуж за одного из них, Румануса Ибн Мукиля (Rumanus Ibn Ми'qil), и родила от него Уабару [213, с. 287]. Это подтверждается другими источниками и кажется правдоподобным — за исключением того, что Сальма должна была вернуться к кальбитам не после смерти аль-Мунзира IV, а значительно раньше: иначе Уабара был бы слишком юн, чтобы в правление ан-Нумана командовать войсками и иметь относительно взрослого сына (о нем см. ниже). Ан-Нуман относился к Уабаре как к родственнику и, согласно Хишаму аль-Кальби, дал ему в удел два селения [260, с. 564, ср. 623]. Впрочем, есть и другая версия, по которой имя Руманус (Rumanus) носила мать ан-Нумана и его брата аль-Мунзира; отец последнего принадлежал к кудаитскому племени Бану Кальб Ибн Уабара (Banu Kalb Ibn Wabara) [181, с. 186; 200, с. 367].

225

Так у Ибн аль-Асира [226, т. 1, с. 506]. Аль-Хилли приводит очень похожий рассказ, но значительно увеличивает сумму выкупа, говоря о двух тысячах верблюдов и двух наложницах [213, с. 447–448]. Это кажется менее вероятным по двум причинам. По обычаям тех времен выкуп за члена царского рода составлял тысячу верблюдов; не следует также забывать, что у аль-Хилли этот эпизод приведен в той части книги, где он говорит о слабости Лахмидов и в подтверждение своих слов красочно описывает их поражения.

226

Rahrahan, гора поблизости от Указа [264, т. 3, с. 36], или вади, местонахождение которого не уточняется [251, с. 1080].

227

О сражении при Рахрахане повествуют и другие авторы [251, с. 400–402; 261, с. 469; 264, т. 3, с. 36].

228

Это место Якут помещает в Неджде, хотя, судя по описанию сражения, ошибочно интерпретирует si'b как «низина» [264, т. 2, с. 104].

229

Это сообщение было подробно разобрано М. Дж. Кистером, который предложил сблизить его с известием Ибн Хордадбеха о том, что «[Медину] называют также Ясриб. В дни джахилиййи над ней и над Тихамой был наместник от марзбан-а пустыни, взимавший ее харадж. Курайза и ан-Надир были царями и правили над Мединой, аль-Аус и аль-Хазрадж. Об этом говорит поэт из ансар-oв:

"Платишь ты (tu'addl) повинность (harg) — после повинности Хосрову и повинности по отношению к [племенам] Курайза и ан-Надир"» [91, с. 128; ср. 90, с. 177].

На основании этих материалов М. Дж. Кистер предложил следующую реконструкцию событий: марзбан-ом пустыни следует считать лахмидского царя Хиры, а наместником последнего над Мединой — Амра Ибн аль-Итнабу. Данные источников показывают непрерывность сасанидского контроля над Мединой во второй половине VI в. [86, с. 145–149].

Сведения об Амре Ибн аль-Итнабе разобраны в тексте. Здесь уместно рассмотреть те аспекты, которые непосредственно не связаны с Хирой. Процитированный фрагмент труда Ибн Хордадбеха ясен далеко не полностью. В частности, приводимый в нем стих в ряде источников цитируется как сказанный Абду-ль-Масихом ('Abd al-Masih) из хирского рода Бану Букайла (Ваmu Buqayla) после подчинения Хиры мусульманскому халифату:

«Разделяют нас племена мааддитов — открыто, как приготовленную тушу.

А ведь прежде не знали мы ни в чем недостатка, были как полные сосцы верблюдицы с большим выменем.

Платим мы (nu'addi) повинность (harg) — после повинности Хосрову и повинности [по отношению к племенам Бану] Курайза и [Бану] ан-Надир (или: от [племен Бану] Курайза и [Бану] ан-Надир).

Таково переменчивое время — день может быть плохим, а затем счастливым» [19, сер. 1, с. 2042; 107, т. 1, с. 221; 264, т. 2, с. 402, т. 3, с. 202].

Сходство этих стихов очевидно, если привести их не в переводе, а так, как они стоят в оригинале, арабской графикой.

Стих у Ибн Хордадбеха:

تؤذي الخرج ب*د خراح كرى وخرج ن قريظة والنضير

Третья строка стиха, приписываемого Абду-ль-Масиху:

تؤذي الخرج بعد خراج كرى وخرج ، قريظة والنضير

He имея исходного текста стиха, мы не можем восстановить его изначальный смысл. Нельзя даже исключать, что оба процитированных стиха так или иначе отклоняются от первоначального текста или того смысла, который вложил в него автор. Возможно, какое-то удачное высказывание повторялось на разные лады и вошло в несколько стихов.

Но дело не только в стихе. Как мы видели, Ибн Хордадбех и Ибн Ростэ сообщают, что во время джахилиййи Медина платила Сасанидам дань, которую взимал «марзбан пустыни». С этим, вероятно, связан встречающийся в некоторых источниках рассказ о том, что в какой-то момент персы установили свою власть над доисламской Мединой [90, с. 63–64; 187, с. 417]. Этот рассказ, восходящий к Ибн Забале (ум. ок. 814–816 гг.), дошел до нас в двух разных передачах, из которых более верной и лучше соответствующей историческому контексту кажется та, где последовательность событий такова: племена Аус и Хазрадж отняли Медину у иудеев, затем явились персы (al-a'agim), а впоследствии свою власть над городом установили мухаджир-ы [215а, ч. 1, с. 79–80]. Прямых указаний на то, кем был «марзбан пустыни», в источниках нет, однако мы можем судить об этом по следующим указаниям. По словам Ибн Хордадбеха «марзбан-у пустыни» подчинялась Тихама, хотя если бы речь шла о правителе Хиры, вместо нее должны были бы фигурировать Йемама или Неджд. Когда Хосров II Парвиз незадолго до конца своего царствования велел собрать сведения о Мухаммаде (под властью которого находилась Медина) или, по другим указаниям, привезти его самого, заниматься этим было поручено наместнику Йемена Бадану [19, сер. 1,с. 1572–1573; 235, ч. 1, с. 223–224]. Значит, Медина и Тихама входили в зону ответственности наместника Йемена, которого, кажется, и следует отождествить с «марзбан-ом пустыни» Ибн Хордадбеха. По источникам власть Сасанидов над доисламской Мединой практически не прослеживается. Судя по рассмотренным сведениям, она сводилась к тому, что городская верхушка или отдельные племена формально признавали сюзеренитет Сасанидов и выплачивали им дань. Сколько времени так продолжалось, и взимал ли «марзбан пустыни» дань с других городов — неизвестно; в любом случае это — тема отдельного исследования. В рамках настоящей работы можно — на основе доступных на данный момент сведений — исходить из того, что ни Лахмиды, ни наместники Хиры более поздних времен не тождественны марзбан-у, о котором пишет Ибн Хордадбех.

230

Здесь нет ошибки: Ибн аль-Асир действительно говорит об Амире, а не об Амре, однако из одного замечания аль-Бакри можно заключить, что Амир и Амр — одно и то же лицо [186, ч. 1, с. 575].

231

Oт среднеперсидского tacik (в более позднем произношении tazig) — араб.

232

Эта деталь кажется вполне реалистичной. Хосров и его спутники двигались вверх по Евфрату, и их путь, естественно, пролегал через Пероз-Шапур (аль-Анбар). О том, что Хосров проехал через Пероз-Шапур, мы читаем и в «анониме Гвиди» [32, ч. 1, с. 15].

233

В сообщениях, восходящих к «Книге о монастырях» Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани и, вероятно, далее к труду Хишама аль-Кальби (см. Введение), Хурака отождествляется с Хинд Младшей [188, с. 604; 208, ч. 1, с. 361; 264, т. 2, с. 541]. Ибн Абд Раббихи в одном фрагменте упоминает о дочери ан-Нумана Хинд, которую называли Хурафа (حرهة, Hurafa вместо حرل١, Huraqa) [224, ч. 3, с. 261]. Однако в другом дошедшем известии Хинд и Хурака фигурирует как разные люди [213, с. 400–401]. О Хинд Младшей см. ниже.

234

Идентификация этой местности затруднительна. Звуковое сходство говорит в пользу ее отождествления с Арвастаном — местностью, расположенной между Нисибином и Тигром [3, с. 217], однако трудно поверить, чтобы арабы заходили в своих набегах так далеко. Поэтому на данном этапе вопрос о трактовке этой формы остается открытым.

235

Этот фрагмент частично процитирован ниже.

236

У арабоязычных авторов так называется Валашабад — город парфянской постройки на правом берегу Тигра, западнее Вех-Ардашира.

237

Эта казнь известна по крайней мере для времен Хосрова II. В 592 г. он подверг ей пленных воинов Варахрана Чубина [164, с. 225].

238

Стих, похожий на эту строку, обнаруживается у Ибн Кутайбы, который утверждает, что его автор — Маймун Ибн Кайс Подслеповатый [233, с. 650]. Однако в диван-е поэта такого стиха не обнаруживается; издатель приводит его отдельно [57, с. 251]. Поэтому сказать, кому принадлежит приводимый Ибн Кутайбой стих, пока невозможно, что снижает его надежность как исторического источника.

239

Представленная в тексте реконструкция событий основана на сравнительном анализе источников [19, сер. 1, с. 1024–1029; 57, с. 147, 179; 82, с. 245–246; 107, т. 3, с. 205–208; 149, с. 205–206; 172, ч. 2, с. 29; 185, с. 382; 213, с. 393–403; 233, с. 649–650; 263, с. 491; 264, т. 4, С. 293–294].

240

В качестве примера можно привести историю из сообщения о «монастыре Хинд Младшей» в географии Якута. Согласно ей, когда ан-Нуман был заточен в темницу, его дочь Хинд дала обет, что если ее отец вернется к власти, она уйдет в монастырь. Хосров отступился от ан-Нумана, и Хинд провела остаток жизни в монастыре, названном по ее имени [264, т. 2, с. 541]. Как показано ниже, ан-Нуман не был выпущен из темницы, а Хинд, вероятно, приходилась ему сестрой, а не дочерью.

241

То, что монастырь в надписи именуется церковью — не ошибка в переводе. Слово dayr (монастырь) в источниках на арабском языке имеет довольно широкое значение и подчас употребляется для обозначения любой постройки, связанной со священниками, монахами и т. п. Например, как показано ниже, мусульманские географы упоминают о «монастыре Хинд Младшей» — дочери аль-Мунзира IV, которую не следует путать с Хинд Старшей, т. е. дочерью аль-Хариса Киндитского. В свою очередь, автор «Сииртской хроники» пишет о «церкви (bi'а), которая была построена ей (Хинд Младшей. — Д. М.) в Хире и ныне называется "монастырь Хинд"» [74, ч. 3, с. 442].

242

Во избежание путаницы следует уточнить, что это слово — «раба» (единственного числа женского рода).

243

Текст надписи приводится также у аль-Бакри, но в его передаче вместо bint 'abidi-hi стоит amat 'abdi-hi, то есть «служанка раба Его» [188, с. 606]. Разницу между ءب٠ аль-Бакри и ءبيد Якута можно объяснить ошибкой переписчика; вернее, кажется, первый из этих вариантов. Но формы ата (служанка) и bint (дочь) слишком различны, чтобы и в этом случае объяснять все сходством написания. Поскольку надпись, скорее всего, была выполнена по-сирийски, кажется вероятным, что мы имеем дело с различными переводами сирийского bartа, которое в принципе означает дочь, но в сочетании barit-bayta может означать также и служанку.

244

Показателен в этом отношении один стих доисламского таглибитского поэта аль-Ахнаса Ибн Шихаба (al-Ahnas Ibn Sihab), где он говорит об арабских племенах, включая свое собственное. В одной из передач этого стиха мы читаем:

«[Бану Лахм] — цари над людьми; для них собирают [подати]; Если какой-нибудь правитель из них скажет что-либо, это — обязательно [для остальных]» [184, с. 143].

Приводимый отрывок отсутствует в версии стиха аль-Ахнаса в издании Л. Шейхо [263, с. 184–187], однако это — не основание усомниться в его правдоподобности. В этом месте поэт говорит о наиболее влиятельных племенах и родах, упоминая, в частности, Гассанидов. Было бы более странно, если бы аль-Ахнас обошел Лахмидов молчанием. Стало быть, можно считать вероятным, что эти строки — часть стиха аль-Ахнаса.

245

В другой передаче этого рассказа речь идет об аль-Мунзире III [213, с. 285].

246

B тексте Ибн Хишама этот правитель — ан-Нуман, однако в данном случае мы имеем дело с очевидным анахронизмом. В 572 г., когда Хосров I Ануширван захватил Йемен, ан-Нуман еще не стоял у власти в Хире. Ат-Табари полагал, что йеменский вельможа прибыл к Амру III, что несколько ближе к истине. Правда, как видно из хронологических расчетов во Введении, в 571–572 гг. у власти в Хире стоял брат Амра III Кабус, но изгнанник мог прибыть туда и ранее.

247

Может показаться, что лахмидский царь был низведен до унизительного положения раба, но такое понимание данного текста было бы неверным. Слово «раб» в приведенном выше отрывке — буквальный перевод арабского 'abd, однако это последнее, в свою очередь, передает значение среднеперсидского bandag, т. е. «раб» или «слуга». В соответствии с сасанидскими политическими установлениями все люди, на которых распространялась власть царя, считались его слугами. На примерах, разобранных в Части I, мы видели, что сасанидский царь мог считать своим слугой даже византийского императора, если тот обязывался платить ему контрибуцию, так как она считалась данью — признаком подчинения. Поэтому в данном контексте слово «раб» указывает лишь на подчиненное положение лахмидского правителя по отношению к сасанидскому царю. Как будет показано далее, по той же причине жители Хиры именовались 'ibdd, т. е. «рабы» или «слуги».

248

Имеется в виду ан-Нуман II (см. ниже).

249

Название Хира (ар. al-Hira) в одном из сообщений, приводимых у ат-Табари, объясняется как производное от арабского глагола tahayyara (в значении «пребывать, оставаться») [19, сер. 1, с. 686]. Однако в средневековых толковых словарях арабского языка мы не находим слова Hira в значении «место пребывания» или «селение»; для авторов этих произведений al-Hira — название селения возле Куфы (т. е. лахмидская Хира) [192, с. 641; 209, ч. 3, с. 289; 234, с. 1068]. С другой стороны, очевидна параллель с сирийским языком, в котором hirta означает лагерь, стоянку или поселение. Иоанн Эфесский применяет слово hirta и к лахмидской, и к гассанидской столице, называя первую «Хирой арабов дома Нуманова» [27, ч. 1, с. 140] или «Хирой Нумановой» [162, с. 352], а вторую — «Хирой дома Хариса, сына Джабалы» [162, с. 252] или «Хирой арабов» [27, ч. 3, с. 154]. На основании этих наблюдений можно задаться вопросами, не было ли слово хира именем не собственным, а нарицательным, и не следует ли переводить «лагерь арабов дома Нуманова» и т. п. Между тем в некоторых других источниках слово Хира предстает как имя собственное. В актах соборов несторианской церкви Сасанидской державы Хира называется Ηirta [144, с. 36, 53, 54, 59, 62, 66, 164], и лишь в одном случае мы сталкиваемся с названием Ηirta d-tayaye (Хира арабов) [144, с. 43]. Судя по разобранным в Части I фрагментам трактата «Города Иранской страны», слово Хира как географическое название было заимствовано и персами, хотя они, как явствует из того же источника, употребляли также понятие war-i-tazigan т. е. «город арабов» (см. Прил. 1). Между тем в сирийском языке корень h.y.r не имеет значения «пребывать». По-видимому мы имеем дело с древним словом, которое было в ходу у кочевников, в том числе арабов, вышло у последних из употребления, но сохранилось в сирийском языке и, судя по надписи Убайда, сына Анима, в арамейском, на котором говорили в Пальмире.

250

В издании Л. Шейхо, на которое сделана ссылка в тексте, стоит не Mubayid, a Murnbid, но первая форма кажется более правильной. Объяснение этому дано в тексте.

251

В тексте источника (ссылка дана выше) приведен комментарий Ибн Хабиба, согласно которому речь идет не о лахмидском, а о гассанидском правителе.

252

Заметим, впрочем, что источник, в котором сохранилось это предание, книга Абу Хатима ас-Сиджистани (ум. в 869 г.) о долгожителях, изобилует преувеличениями, особенно в том, что касается времени. Вполне возможно, что это происходит и в данном случае, и в действительности ан-Нуман пребывал в аль-Куткутане не полгода, а меньше.

253

Об этих пожалованиях см. ниже.

254

В этом месте в обоих использованных изданиях истории Хамзы аль-Исфахани стоит الطك. Контекст, однако, требует чтения الطوك (al-muluk, цари).

255

Тарафа обращается к Амру III.

256

Т. е. к его положению как члена царского рода.

257

Этот обычай описан у Бируни [34, с. 218].

258

Упоминание об аль-Узайбе (al-'Udayb) заслуживает отдельного рассмотрения. Согласно мусульманским географам, аль-Узайб находился в шести милях от аль-Кадисиййи и двадцати одной миле от Куфы. При Сасанидах он был крепостью, которая отделяла их владения от земель арабов. Все, кто направлялся к сасанидскому царю из Аравии, должны были проезжать через аль-Узайб [91, с. 173, 185; 264, т. 4, с. 92]. Из приведенного фрагмента следует, что этот порядок применялся и у Лахмидов.

259

Т. е. мекканцы.

260

Этих людей не следует путать с сановниками-ридф-ами (о них см. ниже).

261

Последняя форма — конъектура от текста источника.

262

Об этом идоле см. ниже.

263

Зайд был отцом Субайна и Мурры

264

Эти лихьяниты не тождественны Бану Лихьян, жившим в начале VII в. между Меккой и Мединой, так как последние принадлежали к племенному объединению Бану Хузайль (Ваnu Hudayi) [156, с. 535; 175, с. 356; 231, с. 176; 242, т. 3, с. 274].

265

Это отражается, например, в следующем высказывании Ибн ан-Надима (ум. в 995 или 998 г.): «'ibad — христиане Хиры» [228, т. 2, с. 289].

266

Согласно Хишаму аль-Кальби Рубайй был пятым сыном прародителя нумаритов — Нумары. Лахмиды же являлись потомками Ади (Άdi) или Амама ('Аmаm), первого сына Нумары [260, с. 206, 209]. Ибн Хазм считал Касыра потомком Разина Ибн Нумары [239, с. 397]. Аль-Кальби не упоминает Разина среди сыновей Нумары. Противоречие в источниках снимается, по-видимому, тем, что формы, رز (Рубайй) и رس (Разин) довольно близки друг к другу. Отдавая предпочтение более ранним источникам (труды аль-Кальби, ат-Табари), мы должны заключить, что форма رزئ представляет собой ошибку переписчика.

267

О написании этого имени см. прим. 210.

268

Как показано ниже, Шимун Ибн Джабир был епископом в 593–594 гг., когда крестился ан-Нуман III. Его предшественником (возможно, не непосредственным) был Иосиф, который в 585 г. подписал постановление очередного несторианского собора [144, с. 164]. Следовательно, в начале 579 г., когда происходили рассматриваемые события, епископом должен был быть Джабир.

269

Т. е. шахраб-а Вех-Кавада или наместника существовавшей на его месте ранее административной единицы.

270

Слово buqayla буквально означает «зеленца» (уменьшительное от «зелень», т. е. совокупность овощей и трав). В источниках это прозвище объясняется тем, что аль-Харис однажды отправился куда-то в двух зеленых накидках, и какой-то острослов назвал его «зеленцой» [19, сер. 1, с. 2040–2041; 216, с. 38; 219, с. 239; 231, с. 485, прим. 3; 253, с. 141; 264, т. 2, с. 521]. Аль-Хамдани считал этого аль-Хариса строителем «Белого дворца» [210, с. 153–154], но, кажется, в действительности говорит о «Дворце Ибн Букайлы».

271

Так же — у аль-Хамдани [210, с. 153].

272

В устах арабских сказителей это означает, что Аус являлся семитом, которого нельзя было причислить ни к одному из живших в их времена арабских племен. Мусульманские авторы, в том числе такие авторитетные источники, как Ибн Исхак и Хишам аль-Кальби, считали амалекитов (al-'amallq, al-'amaliqa) одним из исчезнувших народов древних арабов с очень отдаленными генеалогическими связями с арабскими племенами более поздних времен [19, сер. 1, с. 219; 190, ч. 1, с. 3–4; 195, с. 12; 225, с. 57; 238, с. 395; 242, т. 1, с. 44]. В то же время к амалекитам причисляют, например, Узайну и его потомков [19, сер. 1, с. 756; 67, с. 96; 107, т. 3, с. 189]. Видимо, для арабских сказителей амалекиты были древним семитским народом, родственным современным им арабам, но не единым с ними.

273

Согласно «Краткому изложению церковной истории» Шимун Ибн Джабир стал епископом в двадцать два года [253, с. 136].

274

В изданиях, на основе которых сделан настоящий перевод, вторая часть данного стиха приведена по-разному: ذكو سعا هيى هطيى у Л. Абеля (L. Abel), у А. А. аш-Шинкити (A. A. al-Sinqiti). Правильной кажется версия, которую можно охарактеризовать как среднюю между ними: نكون ل٠يلكم فيه١ لدى В интерпретации слова هيل (qayl) следуем трактовке аз-Заузани: «царь, но не великий царь», т. е. правитель, которого назначил Амр.

275

Слово qand(t), стоящее в оригинале, аз-Заузани интерпретировал как фигуральное обозначение мощи (al-'izz). Другой комментатор, на которого мы ссылаемся выше, ат-Тибризи, полагал, что оно употребляется здесь в значении al-asl (по-видимому, «племя»; ср. значения race и stock у Э. У. Лэйна [99, с. 64]). В рамках этой трактовки Амр Ибн Кульсум говорит, что его племя (таглибиты) никогда не было нетвердым перед врагами.

276

Последнюю фразу повторяет в своем стихе, сказанном на суде бакритов и таглибитов перед Амром III, аль-Харис Ибн Хилизза, хотя его слова كلكابفهل٠ىاذءزااكذر٠لذهنلابنسرءاء можно интерпретировать по-разному. Если в общих чертах следовать трактовке ат-Тибризи, перевод получается примерно таким: «Невзгоды, подобные [тем, что перенес] наш народ, когда напал аль-Мунзир, [вызвало] "Разве мы пастухи сына Хинд?"». Видимо, бакрит аль-Харис защищает перед царем соплеменников от упреков в том, что они выступали против аль-Мунзира III, и это закончилось кровопролитной битвой и казнью при Уваре: отказ таглибитов пойти за Амром III привел к тем же последствиям. Аз-Заузани понимает эту строку по-иному. Если основываться на его толковании, слова поэта можно перевести так: «А что-либо подобное невзгодам [, которые перенес] наш народ, когда напал аль-Мунзир, [было ли у таглибитов]? Мы ли [были] пастухами сына Хинд?» [43, с. 33; 179, с. 152; 218, с. 276; 223, с. 140]. Получается, что аль-Харис напоминает таглибитам о времени после изгнания ими Саламы, когда их правителем был Амр (будущий Амр III), тогда как бакриты еще не подчинялись Лахмидам, вследствие чего понесли большие потери в сражении при Уваре (см. Часть I). Так он по сути лишает смысла гордый ответ таглибитов, намекая на то, что они были подчинены власти Амра.

277

Это видно на примере объяснения слова ridf в средневековых толковых словарях арабского языка. В наиболее раннем из них, принадлежащем перу аль-Халиля аль-Фарахиди (al-Halil al-Farahidi, род. в 718 г., ум. в 786 или 791 г.), мы читаем: «то, что следует за чем-либо — его ридф» [209, с. 22]. Ибн Дурайд пишет: «тот, кто едет верхом следом за тобой, — твой ридф или радиф»; затем прибавлено: «в доисламское время ридф-ами были те, кто сопровождал царей, как в наш век это делает начальник полиций (sahib al-surat)» [232, с. 634].

278

В тексте цитируемого издания — انرادلأ (al-rddifa), однако правилам арабского словообразования более соответствует انردالأ (al-ridifa), как у Ибн Кутайбы. В самом цитируемом издании строчкой выше стоит الردافة.

279

Имеется в виду ал-Мунзир III.

280

Заметим, что, согласно одному источнику, сами киндиты были ридф-ами правителей Йемена [60, с. 125].

281

Амр III.

282

Так могли назвать аль-Мунзира III, старшим сыном которого был рожденный от Хинд Кабус, и ан-Нумана III. Кабус был старшим сыном ан-Нумана; об этом можно судить по тому, что последний в списках лахмидских правителей неизменно именуется «отцом Кабуса» (Аbu Qdbiis) [19, сер. 1, с. 1038; 54, с. 54; 67, с. 111; 149, с. 204; 173, с. 118; 213, с. 145; 233, с. 649; 240, с. 318]. Судя по тому, что Абу Кабус упомянут после Амра III, речь идет об ан-Нумане III.

283

У мусульманских географов Тыхфа помещается на упомянутом выше пути из Басры в Мекку, несколько дальше от последней, чем Зат Ирк [41, с. 109; 90, с. 181; 91, с. 146; 264, т. 4, с. 23] или на пути из Басры в Йемаму, между Казимой и западной частью области Бахрейна [12, с. 392]. Из этого можно заключить, что Тыхфа находилась в северо-восточной части Йемамы.

284

У ибн Кутайбы и ал-Хилли речь идет о двух сыновьях царя, Кабусе и Хассане. Ибн Абд Раббихи, аль-Бакри, Ибн ал-Асир, ан-Нувайри и аль-Умари называют сына ан-Нумана III Кабуса и брата царя — Хассана. Якут говорит, что в битве принимали участие два сына ал-Мунзира III и его брат Хассан. Ибн Дурайд пишет, что в битве при Тахне (здесь, очевидно, ошибка, и следует читать не Tahna, а Tihfa) некий Бишр Ибн Амр (Bisr Ibn 'Аmr) из племени Бану Хуммара (Ваnu Ниnnаrа), принадлежавшего к рияхитам, взял в плен Хассана, брата ан-Нумана (т. е. ан-Нумана III. — Д. М.) и сына аль-Мунзира (т. е. аль-Мунзира IV. — Д. М.). Ссылки на источники см. в тексте.

285

Т. е. по тысяче верблюдов за члена царского рода. Это так называемый царский выкуп, обычный для тех времен.

286

В одном фрагменте, приписываемом Хишаму аль-Кальби, Аттаб называется ридф-ом ан-Нумана, сына аш-Шакики, и аль-Мунзира [261, с. 215], т. е. ан-Нумана I и аль-Мунзира I, но это так сильно расходится со сведениями других источников, что возникают сомнения в правильности передачи.

287

В рассказе о сражении в Ущелье Джабалы (о нем см. выше) у Ибн Абд Раббихи мы обнаруживаем, что брат Хаджиба Лакыт, стремясь создать союз против племени Бану Абс, обратился за помощью к ан-Нуману III [224, т. 5, с. 141]. По сообщениям, восходящим к Абу Убайде, Хаджиб был тогда еще подростком [157, с. 363; 251, с. 414]. Лишь после гибели Лакыта в этом сражении Хаджиб стал вождем даримитов. Согласно одному рассказу, который мы находим У Ибн Абд Раббихи, ан-Нуман III однажды ездил к Хосрову II Парвизу (592–628); вернувшись в Хиру, он собрал приближенных, среди которых был и Хаджиб Ибн Зурара [224, т. 2, с. 9]. Если Хаджиб Ибн Зурара говорил о передаче титула ридф-а именно с ал-Мунзиром III, он должен был состоять в числе приближенных лахмидского царя самое меньшее 38 лет: от гибели ал-Мунзира (554 г.) до фактического прихода к власти Хосрова (592 г.).

288

Пересказы этого сообщения встречаются во многих источниках, главным образом — комментариях к арабским пословицам, поговоркам и крылатым изречениям [182, ч. 1, с. 206; 199, ч. 1, с. 118; 204, т. 2, с. 112–113; 213, с. 105–110; 257, ч. 1, с. 94–95, 279].

289

Нетрудно представить себе, в какое затруднительное положение поставила Амра III казнь Тарафы. Вряд ли приходится сомневаться, что стараниями аль-Муталаммиса распространился вошедший потом в источники рассказ о том, что в гибели Тарафы виноват царь. О дальнейших событиях мы узнаем из «Книги песен» Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани. Согласно одному приводимому в ней рассказу, Амр встретился с казнившим Тарафу наместником и в разговоре с ним сделал вид, что не давал приказа вершить расправу над поэтом. Наместник заплатил виру за убитого (diya), которую Амр III отдал брату Тарафы Мабаду (Ма'bad). Согласно другому известию, приводимому там же, Амр демонстративно заплатил выкуп скотом, полученным от наместника, чтобы предотвратить отмщение ему со стороны родственников Тарафы [172, ч. 21, с. 132]. Факт уплаты виры очень важен. Ее должен был платить убийца, но не царь, казнивший за преступление. В данной ситуации это означало, что наместник лишил жизни Тарафу по собственному почину, и царь непричастен к казни. Это желание Амра отмежеваться от казни Тарафы вполне созвучно его нежеланию портить отношения с клиентами-бакритами, которое отмечено выше. Согласно параллельному сообщению аль-Хилли выкуп за убитого ('aql) заплатил наместник [213, с. 134].

290

Это указание — только в пересказах Хамзы аль-Исфахани и аль-Аскари. Ссылки на источники — в прим. 288.

291

По всей вероятности, аль-Хилли имеет в виду отряды лахмидского войска (al-sahbadosar и т. п.), о которых он повествует ранее.

292

Оно сохранилось у Ибн Хабиба и аль-Марзуки [201, с. 382–388; 238, с. 263–267]. Последний приводит его со ссылкой на Абу-ль-Мунзира (Аbu al-Mundir), который в некоторых фрагментах повествует со слов отца. Это дает основание считать, что описание принадлежит Хишаму аль-Кальби и позаимствовано из его «Книги о рынках арабов» (Kitab aswaq al-'arab), о которой мы знаем от других авторов [228, т. 1, с. 305; 265, с. 2780].

293

Согласно тексту Абу-ль-Фараджа, ан-Нуман поступил так потому, что хотел облагодетельствовать род Бану Лам, на представительнице которого, дочери Саада Ибн Харисы (Sa'd Ibn Ηarita), внука Лама, был женат [172, ч. 16, с. 95]. Имеется в виду женщина по имени (наиболее правдоподобное чтение — Фара, Far'a), которая была женой ан-Нумана, родила ему сына и дочь, а во время опалы сопровождала его в скитаниях по Аравии [19, сер. 1, с. 1027–1028; 172, ч. 20, с. 132]. Что касается Саада, о нем известно, что он какое-то время был раис-ом (ra'is), то есть предводителем или военным вождем рода [260, с. 224].

294

В источниках, указанных в конце абзаца, ссылка на Абу Убайду дана у Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани.

295

Кажется, именно так в данном случае следует переводить арабское слово latlma.

296

Бала Ибн Кайс был вождем одного из родов аднанитского племени Бану Кинана (Ваnu Κinana), ветви Бану Хузайма. Ибн Хазм называет двух его братьев — Джассаму (Gattama) и аль-Мухджиля al-Muhgil) [231, с. 171; 238, с. 246; 239, с. 171]. Однако ни Ибн Хазм, ни Ибн Хабиб, которому принадлежит рассматриваемый пересказ, не уточняют, кого из них погубил ан-Нуман.

297

Этот поход нельзя путать с походом Калеба Элла-Асбахи в 525 г. Его дату можно определить на основании следующих данных. Козьма Индикоплов сообщает, что в начале правления Юстина I царь Аксума Элла-Асбаха намеревался выступить в поход в землю химьяритов, расположенную напротив его владений [152, с. 72]. Юстин I царствовал с 10 июля 518 г. Согласно пересказу письма Иосифа Асар Ясара в истории, приписываемой Захарии Митилинскому, кушиты, т. е. эфиопы поставили не названного по имени царя; он правил перед Иосифом и умер [75, с. 65]. Этим царем, вероятно, был Мадикариб Яфур (M'akrb Y'fr). По источникам о нем, между прочим, известно следующее: св. Рума предоставила ему большой заем, а затем простила долг [139, с. xxvii], в Хиру он отправил посла-христианина [75, с. 70]. Из этих сообщений видно, что Мадикариб Яфур поддерживал хорошие отношения с христианами и полагался на них в важных делах. Так вполне мог вести себя ставленник царя Аксума. Из разобранной выше надписи Ry 510 можно заключить, что Мадикариб Яфур царствовал и воевал в центральной Аравии с аль-Мунзиром III в июне 521 г. Стало быть, первый поход Калеба Элла-Асбахи в Йемен, по всей вероятности, произошел в 519 или 520 г.

298

В источниках это имя пишется по-разному. Наиболее правильной формой кажется S.r.gun Ibn Tufil, как у аль-Хилли (см. ссылку в тексте). Ее, очевидно, следует интерпретировать как «Сергий, сын Феофила».

299

Из рассмотренных выше сообщений о ридф-е следует, что лахмидский царь, подобно арабским племенным вождям доисламского времени, присваивал себе mirbd', т. е. четвертую часть добычи, захваченной в походе.

300

О них мы знаем со слов аль-Хилли, согласно которому Хосров II Парвиз пожаловал ан-Нуману земельные владения, подати с населения которых (в арабском тексте — hardg) составляли сто тысяч дирхемов в год [213, с. 500–501]. Правовой статус этих владений до конца не ясен. В данном фрагменте аль-Хилли утверждает, что Лахмиды не владели ничем, что не было бы пожаловано им Сасанидами. Из этого можно было бы заключить, что, поскольку верховная власть над землей признавалась только за Сасанидами, ан-Нуман не имел в отношении пожалованного ему владения неограниченных прав, т. е. права собственности и был стеснен в распоряжении им. Однако далее аль-Хилли сообщает, что ан-Нуман пожаловал часть полученного им владения человеку по имени Сауад Ибн Ади (Sawdd Ibn Άdi). Поэтому предположение об условном характере пожалования наталкивается на сложность определения связанных с ним ограничений, которые, собственно говоря, и составляют условность.

301

Первоисточником является в данном случае текст, вошедший в состав церковной истории, приписываемой Захарии Митилинскому. Судя по тексту источника, речь идет о походе 527 или 529 г.

302

Как показано в Части I, это произошло между 546 и 549 г.

303

Фрагменты истории Евагрия Схоластика и жития Сэбришо приведены в Приложении 2.

304

Эти деревья считались своего рода обителью аль-Уззы. Аль-Азраки прямо пишет, что аль-Узза — это три акации [60, с. 79]. У Ибн Хабиба и Ибн Хазма аль-Узза — дерево, рядом с которым находился идол [238, с. 314; 239, с. 458].

305

В тексте — mа 'araftu haqq Sibd. Аль-Мунзир, очевидно, имеет в виду, что будет помнить о своем нравственном долге перед Зайдом всю жизнь, т. е. все время, пока он признает Сибда божеством.

306

Это последнее значение давал для gari аш-Шарки Ибн аль-Кутами (см. ссылки выше). В толковом словаре арабского языка Ибн Манзура (1233–1311/12) мы читаем: «Всякая хорошая постройка — gari. [Название] двух знаменитых столпов в Куфе — отсюда» [234, с. 3250].

307

Этот эпизод более подробно рассматривается ниже.

308

В арабском тексте источника — gazira fi-l-yamama, однако упоминание об острове, разумеется, исключает прочтение «Йемама». Вероятно, исходный текст сообщения был составлен по-сирийски, и в этом месте стояло gzirta b-уаmа (остров в море), что впоследствии было неверно истолковано арабскими переводчиками.

309

Расчет времени служения Тумарсы епископом Ктесифона приведен автором этих строк в «Хосрове» [3, с. 135].

310

Относительно этой даты необходимо исправить явную неточность, допущенную, к сожалению, в тексте «Хосрова». Как показано во введении к книге, правление Валаша началось в сентябре 484 г. [3, с. 59–60, 63, 154]. Поэтому месяц илуль (сентябрь) второго года правления Валаша соответствует сентябрю 485 г., а не 484 г., как указано в примечании 283 на с. 210.

311

Об этом человеке у нас нет других сведений, но, судя по тому, что в тексте он помещен между двумя сторонниками монофизитской партии, его тоже следует относить к ней.

312

Греческое Άγγαίος кажется передачей арабского Haggag. Арабское h произносится скорее как придыхание, a g в греческом и сирийском языках передается через g. Куда большие затруднения представляет имя отца этого человека. Арабское Qays очень не похоже на Ζήτ греческого текста. Между тем, хотя речь идет об арабе, кажется, что следует отталкиваться от греческого текста, который воспроизводит запись, сделанную со слуха. Ζήτ, очевидно, соответствует арабскому Zayd. Можно представить себе, что при неясном почерке переписчика изначальное Zayd было принято за Qays. Хотя по правилам арабского письма буква зай не соединяется с последующей, на практике многие средневековые писцы делали именно так, не отрывая пера от бумаги. Если это произошло, в начале написания отчества возник фрагмент, который можно принять за каф. Что касается конечной буквы син, следует отметить, что буквы даль или ра, если писец делал их достаточно большими, выглядели как изогнутые дуги и сильно напоминали ее.

При анализе данного фрагмента возникает и еще одна проблема, связанная с расхождениями между различными списками греческого текста. В тексте используемого издания стоит παρόντος κόμητος Άγγαίου υίοΰ Ζήτ εθνάρχου όντοςχριστιανού της πάσης παρεμβολής («в присутствии комита Аггая, сына Зита, который был христианским этнархом (вождем народа. — Д. М.) всего поселения (Хиры. — Д. М.)»), однако в одной из рукописей — παρόντος και 'Αγγείου κόμητος υίοΰ Ζήδ και υίοΰ Ίώβ εθνάρχου χριστιανού πάσης τής παρεμβολής, что меняет смысл на: «в присутствии комита Аггея, сына Зида, и сына Иова, христианского этнарха всего поселения» [11, с. 82, 84 (прим. к)]. И. Шахид, посвятивший рассматриваемому диспуту отдельную статью, счел верным второй текст и заключил, что автор источника или переписчик перепутал арабские имена, и в действительности имеются в виду аль-Хаджджадж и Зайд Ибн Аййуб (сын Иова), один из предков Ади Ибн Зайда [135, с. 118–119]. Данная гипотеза, однако, противоречит истории Ади Ибн Зайда, где мы читаем, что Зайд Ибн Аййуб был убит на охоте, а его сын Хаммад первоначально воспитывался у дядьев, впоследствии вырос и стал писцом у ан-Нумана Старшего [172, ч. 2, с. 18–19]. Эти известия частично рассмотрены выше; мы видели, что под ан-Нуманом Старшим фактически имеется в виду ан-Нуман II (499/500 — 503). Стало быть, Зайд Ибн Аййуб погиб в V в., т. е. задолго до диспута 524 г. Однако, если на этом основании отвергать построения И. Шахида, заново встает вопрос о том, кем были люди, упомянутые в процитированных выше фрагментах. Едва ли упоминание о «сыне Иова» — выдумка; вернее считать, что оно было в изначальном тексте, но потом потерялось вследствие ошибки переписчика. Тогда христианским этнархом Хиры должен быть человек, часть имени которого было Ибн Аййуб. Вполне вероятно, что он принадлежал к роду Аййуба и Ади Ибн Зайда; в этом (но только в этом) можно принять гипотезу И. Шахида. Тогда получается, что на диспуте присутствовали аль-Хаджджадж Ибн Кайс и Ибн Аййуб, которого называли так по имени основателя рода. Так могло быть, но странно, что автор источника не называет имя Ибн Аййуба. В этом отношении напрашивается другая догадка: речь идет об одном человеке по имени аль-Хаджджадж Ибн Зайд Ибн Аййуб, который мог быть сыном Зайда Ибн Аййуба и братом Хаммада. Возможно, в тексте должно было стоять 'Αγγείου κόμητος υίοϋ Ζήδ νίον Ιώβ, однако переписчик не разобрался в этом длинном арабском имени, счел, что речь идет о двух людях (по числу сыновей), и сообразно с этим после Ζήδ добавил και. Как показано выше, род Аййуба был христианским и достаточно влиятельным; в нем вполне можно представить себе христианского этнарха аль-Хаджджаджа. Обратим внимание, что Хаммад Ибн Зайд Ибн Аййуб, судя по приведенным выше сведениям, родился незадолго до смерти отца. Вероятно, у Зайда были и другие сыновья, старший из которых должен был быть его преемником. Этого преемника мы не знаем; возможно, им был аль-Хаджджадж.

313

Об этом письме говорится также в «Деяниях св. Арефы и Румы» [11, с. 82–83] и «Книге о химьяритах» [150, с. 5].

314

Т. е. ан-Нумана III.

315

В Synodicon orientate этот собор датируется восьмым годом правления Хормузда IV (3 июля 585 — 2 июля 586) и четвертым годом служения Ишойэба в звании католикоса; вторую из этих дат подтверждает также церковная история Амра Ибн Маттая [111, ч. 1, с. 49; 144, с. 131]. Для определения границ четвертого года служения Ишойэба мы располагаем следующими данными. Как показано в «Хосрове», предшественник Ишойэба Иезекииль был католикосом с начала 570 по начало 581 г. [3, с. 456, прим. 237]. В хронологическом труде Илии Нисибисского мы читаем, что Ишойэб стал католикосом на четвертом году правления Хормузда IV (4 июля 581 — 4 июля 582), служил в этом звании четырнадцать лет и умер на пятом году правления Хосрова II Парвиза [48, с. 52]. В свою очередь, церковный историк XIV в. Амр Ибн Маттай утверждает, что Ишойэб был провозглашен католикосом в 892 г. греков [111, ч. 1, с. 45], т. е., скорее всего, в промежуток времени с 1 сентября 580 по 31 августа 581 г. Из сопоставления этих известий следует, что Ишойэб стал католикосом примерно в июле-августе 581 г. Эти данные можно проверить расчетами относительно смерти Ишойэба. В «Сииртской хронике» датой смерти Ишойэба в одном месте называется пятый (как у Илии Нисибисского), а в другом — шестой год правления Хосрова II Парвиза [74, ч. 3, с. 442, 482]. Амр Ибн Маттай относит смерть Ишойэба к 907 г. греков (1 сентября 595 — 31 августа 596) [111, ч. 1, с. 49]. Эта путаница лучше всего объясняется тем, что Ишойэб умер на переломе пятого и шестого годов царствования Хосрова, т. е. в июне-июле 595 г., приблизительно через четырнадцать лет после провозглашения католикосом. Разумеется, необходимо допускать погрешность в один-два месяца, так как известие о смерти католикоса могло не сразу дойти до того, кто записал его. Если теперь вернуться к определению даты собора, важнейшие данные для ее определения таковы: в июле 585 г. истекли четыре года служения Ишойэба в звании католикоса, а 3 июля 585 г. начался год, который у Сасанидов должен был считаться восьмым годом правления Хормузда IV. Значит, практически единственно возможной датой собора является начало (исключая первые два дня) июля 585 г.

316

Такое название монастыря автор источника обясняет тем, что al-Lugga — имя дочери ан-Нумана Ибн аль-Мунзира. Это явно неверно, так как под ан-Нуманом, очевидно, понимается ан-Нуман III, а во время крещения Мар Авы еще не родился ни он сам, ни, возможно, его отец аль-Мунзир IV. Как будет показано далее, в Хире был монастырь (dayr), названный по имени Хинд, сестры (но согласно ряду рассказов — дочери, см. ниже) ан-Нумана III, и, вероятно, тождественный с монастырем dayr al-lugg, о котором упоминают мусульманские авторы. Именно это, видимо, сбило с толку человека, рассказ которого послужил источником для автора «Сииртской хроники», и он счел, что al-lugga — имя дочери ан-Нумана. Но, отбрасывая эту трактовку, мы должны признать, что значение слова al-lugga / al-lugg до конца не ясно. Единственное объяснение этого названия встречается только в историческом комментарии к собранию стихов Маймуна Ибн Кайса Подслеповатого, где мы читаем, что al-lugg — название речушки или небольшого водоема около монастыря Хинд (о нем см. ниже) [57, с. 95].

317

В арабском тексте — الأسكول. Возможно, здание, где размещалось училище, известно мусульманским географам как монастырь под названием الأسكون (al-Askun) [208, ч. 1, с. 353; 264, т. 2, с. 498].

318

Видимо, именно он впоследствии перевез останки Мар Авы в Хиру.

319

Malfan от сирийского malpana.

320

Кыуай (هيواي) Амра, несомненно, тождествен Каюре «Сииртской хроники», но это последнее прочтение кажется более правильным, так как соответствует сирийскому Qayura — имени, аналогичному греческому «Кир».

321

У Амра Сарджис назван «учителем Хаззы», однако графически формы اكذ٤ (Хазза) и ادهيرة (Хира) весьма близки друг к другу, что могло вызвать путаницу. Рассмотренный выше случай с Каюрой наводит на мысль о том, что правильнее данные «Сииртской хроники».

322

Это имя, по-видимому, искажено и в силу этого не поддается объяснению.

323

В тексте источника церковь именуется Bi'at Маг. Буквально это означает «церковь Господня». Однако не исключено, что здесь пропущен какой-то графический фрагмент, и исходное название церкви было иным.

324

О «монастырях» Хиры в изображении мусульманских географов см. прим. 241.

325

Выражение «самое меньшее» употребляется в связи с тем, что с точки зрения арабского языка Абу Яфур может быть не именем, а прозвищем, данным по имени сына (кипуа). Ан-Нуман III был известен под прозвищем Абу Кабус. Поэтому возможно, что речь идет об одном и том же человеке по имени Абду-ль-Масих и с куньей Абу Яфур.

326

Эту Хинд, разумеется, не следует путать с «Хинд Старшей», женой аль-Мунзира III. Сообщения источников о ней неоднозначны. Хишам аль-Кальби, мнение которого мы знаем со слов Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани, считал Хинд дочерью ан-Нумана III [172, ч. 2, с. 29]. В рассказах мусульманских авторов о монастырях Хиры и ее окрестностей обнаруживается упоминание о «монастыре Хинд Младшей» (dayr Hind al-Sugra), которая называется дочерью ан-Нумана III [188, с. 604; 219, с. 244; 264, т. 2, с. 541]. Эти утверждения пересказывает и аль-Хилли, который, однако, далее пишет: говорили, что Хинд — не дочь, а сестра ан-Нумана [213, с. 469]. В другом фрагменте аль-Хилли называет Хинд дочерью ан-Нумана [213, с. 400]. У писателей Христианского Востока тоже наблюдаются расхождения. Автор «анонима Гвиди» пишет, что, когда католикос Ишойэб умер в одном селении недалеко от Хиры, сестра ан-Нумана III Хинд вместе со священниками забрала его тело и похоронила в родовом монастыре [32, ч. 1, с. 17]. В «Сииртской хронике» этот эпизод описывается почти так же, однако Хинд названа дочерью ан-Нумана [74, ч. 3, с. 442]. Эти разночтения лучше всего объясняются тем, что уже у составителей исходных рассказов, воспроизводимых в дошедших до нас источниках, не было единого мнения относительно Хинд. Обратим внимание, что в обоих рассказах о крещении ан-Нумана III (у аль-Хилли и в «Сииртской хронике») Хинд и Мария (возможно также чтение Мауия — см. след, прим.) — его сестры, тогда как в описании монастырей Хинд — дочь царя. Кроме того, версия, согласно которой Хинд — сестра ан-Нумана, встречается в самом раннем источнике — «анониме Гвиди», а также подробных рассказах о крещении царя, созданных близко к его времени и несущих в себе дух яростной полемики против монофизитов. Описания монастырей — судя по тому, что в одном из них аль-Бакри рассказывает о том, как в одном из них побывал халиф Харун ар-Рашид [188, с. 208], — были созданы в более позднее время. Поэтому более вероятно, что Хинд — сестра, а не дочь ан-Нумана. Вместе с тем, возможно, что Хинд, которой во время воцарения ан-Нумана III было самое большее пятнадцать лет (т. е. если одиннадцать лет ей было в самом начале правления аль-Мунзира IV), рядом с ним казалась совсем юной, и ее принимали за его дочь. Нельзя исключать и того, что у ан-Нумана были и сестра, и дочь по имени Хинд, однако тогда трудно определить, к кому относится тот или иной рассказ.

327

В арабском тексте هارية — Однако не исключено, что следует читать م١وية (Mawiya, Мауия). Так в тексте аль-Хилли (см. Приложение 3).

328

Об этом см. 3, с. 67–69.

329

Данный вопрос рассматривается в «Хосрове». Здесь имеет смысл привести один пример, более близкий по хронологии к теме настоящего исследования. В «Сииртской хронике» рассказывается, что в правление Хормузда IV Ишойэб, бывший тогда епископом Арзанены, собирал сведения о перемещениях византийских войск на границе и передавал их царю [74, ч. 3, с. 442].

330

Оба фрагмента приведены в Приложении III.

331

Против этого вывода можно выдвинуть возражение, основанное на упомянутом выше рассказе об ан-Нумане, приводимом у аль-Умари. Согласно ему, ан-Нуман однажды увидел в «монастыре Хинд» жену упомянутого выше Хакама Ибн Амра аль-Лахми, имя которой не называется. Царь захотел, чтобы она оставила мужа и стала его женой. По совету Ади Ибн Зайда ан-Нуман осыпал Хакама милостями и, в частности, развелся с одной из своих десяти жен и отдал ее ему. Хакам, считая своим долгом отблагодарить царя, отдал ему свою жену [208, ч. 1, с. 361]. Многоженство ан-Нумана трудно совместить с тезисом о том, что он крестился именно из духовных побуждений. Однако из текста аль-Умари не следует, что ан-Нуман уже тогда был христианином. Более вероятно, что на тот момент он был еще приверженцем традиционных арабских верований, а в «монастырь Хинд» явился не как христианин.

332

Здесь и далее в данном фрагменте вставки в квадратных скобках — из текста аль-Умари.

333

Перевод после запятой основан на графической конъектуре. В этом месте у аль-Бакри — ا.س٠فوا ا.رسعرلأ у аль-Умари — ا.ذصرف(ربه. По смыслу текста правильнее всего читать ا.بوا إرء.

334

У Якута аналогичный, хотя и несколько более краткий, текст относится не к Лахмидам, а к мазхиджитскому племени Бану-ль-Харис Ибн Кааб, которому принадлежал монастырь в Наджране [264, т. 2, с. 539]. Однако текст Бакри — вернее. Он почти точно совпадает с параллельным текстом аль-Умари, который прямо ссылается на Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани [208, ч. 1, с. 363] — очевидно, на трактат последнего о монастырях (см. Введение). В пользу высказанного в тексте толкования говорит и упоминание об ан-Наджафе — месте, которое аль-Якуби описывает так: «Хира — на ан-Наджафе, а ан-Наджаф — берег соленого моря (озера. — Д. М.), которое в древние времена доходило до Хиры» [90, с. 309].

335

У мусульманских авторов — dayr тага Maryam (монастырь Госпожи Марии, т. е. Богоматери) [188, с. 597; 208, ч. 1, с. 357; 264, т. 2, с. 531]. И здесь мы встречаемся с расхождениями в источниках, причем вопрос о выборе правильной версии решается так же, как и в предыдущем примечании. Согласно аль-Бакри, монастырь был воздвигнут аль-Мунзиром, однако Якут приписывает постройку роду аль-Мунзира (al al-Mundlr), т. е. Лахмидам в целом. Аль-Умари называет строителем монастыря аль-Мунзира, причем в этом фрагменте ссылается на Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани. Мы вправе, кажется, отдать предпочтение версии аль-Бакри — аль-Умари и отождествить упоминаемого у них аль-Мунзира с сыном ан-Нумана III.

336

Здесь нельзя не уделить внимания построениям У. Сестона. Отождествляя царя Амаро манихейского текста, рассмотренного в Части I, с Амром I, он предложил сблизить это с сообщением Ибн Кутайбы (828–889) о том, что среди курейшитов в доисламское время была «ересь» (zandaqa), которую они переняли у жителей Хиры [134, с. 563; 233, с. 621; ср. 90, с. 217]. Однако понятие zandaqa было многозначным и применялось далеко не только к манихейству. Во фрагменте, который, по всей вероятности, можно считать параллельным тексту Ибн Кутайбы, Ибн Хабиб перечисляет «еретиков» (zanddiqa) среди курейшитов доисламского времени и пишет, что они научились «ереси» у христиан Хиры [238, с. 161]. Это утверждение очень трудно поддается объяснению. Понятно, что речь может идти о людях, считавшихся еретиками в христианской среде, — например, о монофизитах, уходивших от преследований несториан (на сходных позициях стоит И. Тораль-Нихофф, согласно которой речь идет о христианах, попавших под влияние гностицизма или манихейства [165, с. 57]). Но трудно представить себе, чтобы мусульмане, которые составили сообщения, воспроизведенные у Ибн Хабиба и Ибн Кутайбы, настолько хорошо разбирались в христианском богословии, что могли определить воззрения курейшитов как еретические. Если же речь шла о том, что курейшиты позаимствовали у хирцев христианские воззрения, не было никакого смысла употреблять слово zandaqa, которое не применяется к христианам. Вообще говоря, если отталкиваться от слова zandaqa, наиболее вероятной трактовкой кажется то, что речь идет о маздакитах. В мусульманских источниках это слово нередко применяется к ним. Ибн Кутайба упоминает о «ереси» во фрагменте, где он называет вероучения, которых арабы придерживались до ислама. Аналогичный фрагмент есть у аль-Якуби, который пишет, что «еретиком» (zindiq) стал киндит Худжр [82, с. 298–299]. Хотя здесь названо имя Худжра, более вероятно, что аль-Якуби имеет в виду аль-Хариса Киндитского, который, как показано в Части I, сделался последователем Маздака. Но, если идти в русле этих рассуждений, получается, что христиане Хиры распространяли учение маздакитов. Само по себе такое утверждение, несомненно, лишено смысла. Но в контексте истории Лахмидов ему можно найти объяснение, хотя и гипотетическое. Для мусульманских авторов жители Хиры были христианами (см. выше). Поэтому в тексте Ибн Хабиба под «христианами Хиры» могут пониматься хирцы в целом. Среди хирцев могли оказаться и маздакиты. Мы помним, что аль-Хариса Киндитского в последние годы жизни обвиняли в укрывательстве маздакитов. Последние могли искать убежища и в Хире, как это тогда же делали монофизиты. Интересно, что Ибн аль-Факих, описывая Куфу и Хиру, упоминает о расположенном рядом с ними «монастыре равенства», причем «равенство» (sawa') истолковывается как 'adl (равенство, справедливость) [227, с. 217]. Для монастыря это очень странное название, но необходимо учесть, что мусульманские авторы, повествуя о маздакитах, переводят название их учения drudist-den (верное, здравое, справедливое учение) через 'adl [3, с. 185–186, прим. 260]. Эти сведения повторяет позже Якут, который добавляет, что обитатели монастыря давали друг другу обет и жили на условиях равного распределения имущества (tanasuf) [264, т. 2, с. 517]. Это вполне приложимо к укладу жизни маздакитов, где в условиях общности имущества никто не мог иметь больше, чем остальные. Возможно, в Хире обосновалась какая-то община маздакитов, которые, опасаясь преследований, жили незаметно и замкнуто в похожем на монастырь поселении или даже пытались внешне не отличаться от христиан. Кажется, здесь возможна аналогия с гностической сектой борборитов, ценное сообщение о которых есть у Михаила Сирийского и Бар Эбрея. Согласно этому сообщению, борбориты, изгнанные из Персии в то время, когда в Византии царствовал Юстиниан I, облачались в монашеские одеяния, а придя в Сирию, поселялись в оставленных монахами обителях [33, т. 2, с. 248; 61, кол. 219–222]. Возможно, так было и в обители, которая потом стала «монастырем равенства». Если так, можно представить себе, что ее обитатели познакомили с маздакитскими воззрениями кого-то из курейшитов — например, тех, кто приезжал на ярмарку в Хире.

337

Это слово отсутствует в тексте и вставлено в критические издания как конъектура.

338

Так в издании Дж. Д. М. Джамасп-Асаны. У X. С. Нюберга —

339

При этом в рукописях текста источника стоит форма

, что отмечает и сам Й. Маркварт. Эту форму он транслитерирует как Asir [112, с. 21, прим. 2].

340

Вопрос о том, что представляла собой сасанидская провинция Асорестан, не раз рассматривался в литературе [63, с. 77–78; 77, с. 41–63; 113, с. 3–4]. В работах, на которые сделана ссылка, представлен довольно полный анализ сведений об Асорестане в источниках. Между тем в рамках настоящей работы особое значение имеет вопрос о границах Асорестана. В литературе эти границы нередко определяются с помощью аналогий с организацией христианской (несторианской) церкви Сасанидской державы с ее разделением на митрополии и епископства. Однако такие аналогии носят скорее характер предположений. Территориальная организация церкви и государства совпадала не во всем. Лучше всего это видно по тому, что церковь не переняла введенное при Хосрове I Ануширване разделение территории державы научетыре больших округа. Сведения мусульманских авторов заслуживают критического осмысления. Ибн Роста пишет, что в рамках старого персидского деления на области Суристан (Савад) простирался от границы земли Асур (Atur), т. е. Мосула, селения аль-Альс (al-ΆΙt) в тассудже-е (единица административного деления, от ср. — перс. tassog) Бузурджсабур и находившегося напротив, на другом берегу Тигра, селения Харба (Harba) до Бахман Ардашира (т. е. Убуллы. — Д. М.) [90, с. 104]. В некоторых других источниках мы находим похожие сообщения, из которых видно, что аль-Альс находился на восточном берегу Тигра [93, с. 38; 187, с.424; 227, с. 381; 264,т. 3, с. 272]. Относительно аль-Альса наиболее важны следующие известия. В подробном описании Месопотамии у Ибн Серапиона аль-Альс помещается в район течения Тигра, между Самаррой и аль-Кадисиййей с одной стороны и Укбарой и Багдадом — с другой [101, с. 9]. По словам Якута, аль-Альс находился на восточном берегу Тигра, между Самаррой и Укбарой [264, т. 4, с. 145]. Аль-Мукаддаси рассказывает, что к аль-Альсу устремляется один из рукавов Тигра [41, с. 123]. Можно предполагать, что тассудж Бузурджсабур Ибн Роста тождествен одноименному тассудж-у, который Ибн Хордадбех помещает в восточную часть Савада [91, с. 6, 12]. Что касается Харбы, Ибн Роста относит ее к тассудж-у Маскин, который у Ибн Хордадбеха помещается к западу от Тигра, причем входит в состав административной единицы более высокого уровня — остан-а — наряду с аль-Анбаром [91, с. 7–9]. Сведения мусульманских авторов следует сопоставить с упоминаниями об Асорестане в сасанидских надписях. В накш-и-рустамской надписи Шапура I, где сообщается, что он сражался с императором Гордианом III при Мисихи (Пероз-Шапур, аль-Анбар) на границе Асорестана ('swrstn и 'Ασσυρία парфянского и греческого текстов соответственно) [110, с. 306–307; 142, с. 7, 15]. В надписи царя Нарсе в Пайкули обнаруживаются следующие важные сведения. Согласно одному фрагменту, Нарсе прибыл в Асорестан и находился в месте, где была исполнена надпись; впоследствии вельможи собрались к нему в Хайан-и-Никатра, т. е. Бет-Никатор, Бенкудра [69, с. 521–522; 78, с. 22]. В другом месте упоминается пограничный пост (pahrag) на границе Асорестана [78, с. 9]. Из этого следует, что слово Асорестан было не только географическим понятием, но и административным названием области, которая имела свои границы. На северо-западе ее граница в III в. проходила у Пероз-Шапура; не исключено, что впоследствии она сдвинулась еще дальше на северо-запад. На севере пределы Асорестана не оканчивались на Тигре или аль-Альсе, но простирались далее на северо-восток, в направлении Азербайджана. Значит, прав источник Ибн Ростэ, который, видимо, несколько исправил изначальное известие о Саваде и довел пределы Суристана до границ области Мосула. Интересно, что и ат-Табари, описывая походы Ардашира I, сообщает, что из области Мосула он направился в Суристан (Савад) [19, сер. 1, с. 819]. Если земли Асорестана простирались и к востоку от Тигра, естественно считать, что в состав этой области входил и Ктесифон. Асорестан был «сердцем Иранской страны», царской областью [77, с. 41–63]; причина этого, вероятнее всего, состоит в том, что именно там находилась столица державы.

341

Й. Маркварт тоже отмечает, что в текстах рукописей —

[112, с. 21, прим. 3].

342

О постройке Ардаширом I города Вех-Ардашир или, вернее, двух городов с таким названием см. ниже, в разборе Проблемы 2.

343

В обоих случаях дан схематичный пересказ, а не перевод Фрагментов.

344

Автор этих строк предпочитает огласование gal, а не gil, на основании слова gal в значении «войско» или «дружина» в среднеперсидском тексте «Слово в память о Зарире» (Ayddgdr-i-Zareran) [158, с. 3] и новоперсидского gala в значении a crowd [143, с. 1096].

345

Некоторые иные доводы против отождествления war-i-tdzigan «Городов Иранской страны» с Персидским заливом и озером в последнее время выдвинул X. Махамеди [108, с. 154].

346

См. ниже (Проблема 1)

347

Это слово, отсутствующее в арабском языке, долго оставалось без удовлетворительного объяснения. Э. Ф. Л. Бистон (Л. F. L. Beeston) предложил сближать его с 'dky одной изученной им надписи из Карьят аль-Фау в значении while или until. Правда, слово в ан-намарской надписи он, видимо, из-за формы k, которая не соединяется с последующим у, читал kdу [22, с. 1, 4]. Впоследствии Μ. Кропп (М. Кrорр) на основании своего анализа набатейских надписей пришел к выводу, что в них k, даже не соединяясь с последующей графемой, стоит в той же форме, в какой оно встречается в рассматриваемом слове ан-намарской надписи, из-за того, что находится в центре слова. На основе этого М. Кропп предложил считать, что слово 'dky надписи в Карьят аль-Фау воспроизводится в ан-намарской надписи без изменений [96, с. 71]. Автор этих строк не проводил анализа графики набатейских надписей и поддерживает трактовку Э. Ф. Л. Бистона и М. Кроппа на том основании, что она прекрасно соответствует смыслу текста в целом.

348

См. ниже (Проблема 2).

349

См. ниже (Проблема 3).

350

См. ниже (Проблема 4).

351

См. ниже (Проблема 5).

352

Ср. глагол hlk в значении «умереть» в набатейско-арабской надписи Q.047.16 [64, с. 337].

353

Т. е. 7 декабря 328 г. [46, с. 418; 47, с. 321]. Вопрос о том, чем является эта дата, рассмотрен ниже (Проблема 6).

354

Или Таймиллата (см. след. прим, и прим. 33).

355

У Хишама аль-Кальби в рассказе о Бану Асад Ибн Уабара фигурирует Низар Ибн Фахм (Nizar Ibn Fahm), который, судя по видимости, стал родоначальником племени или хотя бы нескольких родов. Родословная Низара Ибн Фахма не излагается, и он не фигурирует в числе сыновей Фахма Ибн Таймиллата, к потомкам которого принадлежали, в частности, Малик, Амр и Малик, внук Амра — вожди танухитов времени переселения в область Бахрейна [260, с. 646]. Обращает на себя внимание то, что во фрагменте, где речь идет о Низаре и его потомках, Хишам повествует скорее о танухитах, чем о Бану Асад Ибн Уабара. Фрагмент начинается объяснением слова tanuh и заканчивается словами «Это — Танух». Поэтому при чтении текста Хишама аль-Кальби можно прийти приблизительно к той же интерпретации, какую мы видим у Ибн Хазма.

356

Речь идет о первых годах правления Хосрова II Парвиза.

357

Так несторианский автор называет «феопасхитов», т. е. монофизитов.

358

Из контекста следует, что этот Ишозха не тождествен своему тезке, который в «Сииртской хронике» фигурирует как сподвижник Сэбришо. Имя Ишозха содержит в качестве составной части имя Иисуса Христа (Iso'), чем объясняется следующая фраза.

359

Т. е. монофизиты.

360

Принимается конъектура издателя текста П. Беджана (Р. Веdjan): не ٠حسله, как в тексте, а احبدح٠ده.

361

Имеется в виду, очевидно, Мар Шимон, т. е. Шимун Ибн Джабир.

362

Об этом идоле см. Часть II.

363

В оригинале — دحلحدم طلحلآى. В буквальном переводе это должно означать «они излечили царя и его учеников». Так переводит Ж.-Б. Шабо (J.-B. Chabot): ils guerirent le roi et ses disciples [100, c. 26]. Но если принимать этот перевод, трудно ответить на вопрос, кто имеется в виду под учениками царя, придерживавшегося традиционных арабских верований. Издатель П. Беджан предлагает конъектуру هلدصةتا. Однако не исключено, что имеются в виду люди, которые относились к ан-Нуману как ученики к наставнику, т. е. как младшие к старшему, иными словами — члены семьи, вельможи и т. п. Предлагаемое чтение основано на другой конъектуре — طذحد.

364

Известно, что Мар Ава до крещения был зороастрийцем [3, с. 451].

365

Т. е. чернокожий.

366

Эта дата в известной степени подкрепляется словами аль-Хилли о жарком августовском дне, когда был излечен ан-Нуман III (см. ниже). Среди лет, близких к 593/94 г., когда крестился ан-Нуман, день двадцать третьего июля пришелся на четверг только в 595 г. Это в принципе соответствует линии повествования здесь и у аль-Хилли, по которой Сэбришо и Ишозха после крещения ан-Нумана еще раз ездили в Хиру, чтобы излечить его от болезни.

367

ال٠راذيق текста следует, очевидно, понимать как ال٠لاتيق — al-hardtiq, еретики.

368

В тексте источника ошибка: вместо ايشويب (Ишойэб) стоит اشوبت (Ишобохт).

369

Аналогия с процитированным выше отрывком «Сииртской хроники» показывает, что имеется в виду Ишозха.

Еще от автора Дмитрий Евгеньевич Мишин

Владимир Орлов

Пространства и смыслы

Монография представляет собой очерк ряда ярких и одновременно слабо изученных эпизодов многовековой истории Арабского Востока. При том, что на страницах монографии дана широкая панорама истории арабов в эпоху Античности, Средние века и Новое время, основным центром притяжения авторского внимания является проблема пространств в арабо-мусульманской истории. Как воспринимали арабов античные авторы и что мы знаем о структуре, перемещениях и свершениях арабских племён доисламской поры, как описывали арабские авторы земли, лежавшие за пределами Дар ал-ислам, и как воспринимали пришедших оттуда чужаков, как в арабской географической литературе сочетались реальные знания и мифологизированные представления, как сосуществовали номадическое и городское пространства на мусульманском Западе и как структурировалось пространство мечетей ал-Андалуса, как выстраивались социальные и смысловые пространства арабского мира в позднее Средневековье и в Новое время — все эти вопросы рассматриваются авторами монографии на материале конкретных исторических казусов.

Дмитрий Мишин

Сакалиба

Сакалиба исламской литературы - бывшие воины славянских контингентов византийских армий, перешедшие в ходе боев в Малой Азии на сторону мусульман, а также невольники славянского происхождения, привезенные на Восток из славяно-германского региона, Чехии, русских земель, с Балкан. Каждая из этих групп имеет свою историю. Предпринятое в работе комплексное изучение средневековых восточных и западных материалов дало возможность установить общие закономерности истории сакалиба, а также сделать ряд наблюдений относительно истории исламского мира, Европы, Руси.

Дмитрий Мишин

Сакалиба (славяне) в исламском мире в раннее средневековье

сакалиба исламской литературы — бывшие воины славянских контингентов византийских армий, перешедшие в ходе боев в Малой Азии на сторону мусульман, а также невольники славянского происхождения, привезенные на Восток из славяно-германского региона, Чехии, русских земель, с Балкан. Каждая из этих групп имеет свою историю. Предпринятое в работе комплексное изучение средневековых восточных и западных материалов дало возможность установить общие закономерности истории сакалиба, а также сделать ряд наблюдений относительно истории исламского мира, Европы, Руси.