История Французской революции: пути познания - [10]

.

Отвергая труды Тэна и Кошена по идеологическим соображениям, российская либеральная историография отказалась от применения в исторических исследованиях «психологического метода», предложенного Тэном и от использования в изучении истории социологического метода Э. Дюркгейма, за что ратовал Кошен. В результате эти методы, в дальнейшем широко освоенные зарубежной исторической наукой, в России до конца XX столетия практически не применялись. Научная целесообразность оказалась принесена в жертву идеологическим соображениям. Это был сознательный выбор, о чем Кареев так писал на склоне лет:

«И вот тут также задавался мне вопрос, не заставила ли меня наша революция переменить взгляд на Тэна. И опять я считал себя вправе сказать, что не имел ни малейшего для этого основания. По старой традиции, воспитавшейся на более ранних историях революции (Минье и Тьера, Мишле и Луи Блана), бывших ее апологиями, прежде всего бросалась в глаза казовая, героическая, праздничная сторона революции, сделавшаяся поэтическою легендою. Клятва в Jeu de paume, взятие Бастилии, ночь 4 августа, праздник федерации, “Декларация прав”, “Марсельеза”, - какие это, в самом деле, красивые, эффектные вещи, способные настраивать на повышенный тон. Но все это именно поэтическая, праздничная, казовая сторона революции, у которой была своя проза, свои будни, своя изнанка, рядом с героизмом, своя патология. Ее — то Тэн нарочито, но односторонне выдвинул вперед. Наша революция в этом отношении для меня не представляла ничего нового, ничего, что было бы мне раньше неизвестно, и Тэн остался для меня таким же Тэном, каким был и раньше…»[76]

Единожды выбрав путь апологетики «казовой» стороны Революции, мэтр «русской школы» остался верен ему до конца.

Глава 2 Второе «открытие» Кошена

После неудачной попытки В. И. Герье привить идеи Огюстена Кошена отечественной историографии российские историки забыли об этом французском исследователе почти на восемь десятков лет. И только в 1989 г. практически одновременно сразу три автора — академик, Член-корреспондент и соискатель кандидатской степени — вновь попытались привлечь внимание публики к творчеству Кошена. Первые два сделали это целенаправленно, третий — благодаря удачному стечению обстоятельств. Член-корреспондент АН СССР, математик и диссидент И. Р. Шафаревич положил разработанную Кошеном историко-социологическую схему возникновения Французской революции в основу памфлета «Русофобия», опубликованного в тот год журналом «Наш современник» (№ 6 и 11). Сочинение вызвало общественный резонанс, но в силу своего сугубо публицистического характера не затронуло сферы профессиональных исторических исследований. Статья академика А. Л. Нарочницкого в журнале «Новая и новейшая история», напротив, адресовалась практикующим историкам. Автор курировал в Академии наук мероприятия, приуроченные к 200-летию Французской революции, а потому его текст носил во многом установочный характер, указывая, на что именно советские специалисты по данной теме должны обращать особое внимание. К числу наиболее важных задач на ближайший период было отнесено и критическое изучение работ Кошена:

«Почти неизвестным для советских ученых является консервативный историк первой четверти XX в. <…> О. Кошен. Его книги об упрочении в 1793–1794 гг. неких “обществ мысли”, фанатически добивавшихся осуществления чисто абстрактных идей Руссо о равенстве и общей воле, стали евангелием историков ревизионистской школы, прежде всего Ф. Фюре. Труд Кошена пронизан отвращением к якобинизму и натянутыми искусственными концепциями. Представляется целесообразным подвергнуть анализу взгляды Кошена, первым выступлением которого была защита И. Тэна от критики его А. Оларом. <…> Всегда лучше иметь дело с оригиналом, а не его копией: критика Кошена будет более плодотворна, чем разбор повторения его мыслей историками — “ревизионистами“»[77].

Ранее я уже высказывал мнение об этой установке, поэтому сейчас позволю себе просто процитировать свою прежнюю оценку, тем более что с тех пор она ничуть не изменилась. «Похоже, сам А. Л. Нарочницкий был не слишком хорошо знаком с творчеством Кошена: в книгах последнего речь шла о распространении “обществ мысли” в дореволюционный период, а не в 1793–1794 гг., когда на смену им пришли революционные клубы. Да и определение погибшего в 1916 г. Кошена как “историка первой четверти XX в.” выглядело не очень точным. Иными словами, этот французский исследователь был тогда “почти неизвестен” не только советским ученым в целом, но и самому автору статьи. Впрочем, это не помешало последнему дать четкую установку на “изобличительную” трактовку идей Кошена, априорно охарактеризованных как “натянутые искусственные концепции”. Тем не менее статья отражает и явный прогресс даже в этом “обличительном” подходе: для “опровержения” консервативного историка она призывает хотя бы изучить его работы, без чего раньше вполне обходились»[78].

И, наконец, в том же 1989 г. во «Французском ежегоднике» увидела свет статья о творчестве Кошена, написанная автором этих строк[79]