История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века - [47]

Как же она была красива, Аделина Берюрон, когда входила в кабинет короля, порозовев от волнения, кстати, вполне объяснимого! Её платье голубого цвета великолепно сочеталось с её светлыми волосами и перекликалось с её небесно-голубыми глазами. Она подошла к креслу короля, шурша новым платьем, встала на колени перед своим властителем и стала ждать. Она видела Франциска Первого несколько раз, когда он проезжал по столице, но издалека и плохо, ибо каждый раз монарх находился в окружении придворных и стражи. Величественность Лувра, самого роскошного дворца в Европе, произвела на Аделину неизгладимое впечатление.

— Встаньте, красавица, — сказал король с довольной улыбкой, ибо эта любезная ювелирша пришлась ему по вкусу. — И подойдите ближе, чтобы я мог взглянуть на эти диковины, которые, кстати, блестят не так, как ваши глаза, и они не такие нежные, как ваша кожа!

«Началось!» — подумала в волнении Аделина.

Властной рукой король привлёк её к себе. Он положил руку на круп Аделины, а другой взял камни, которые она ему показывала. В этот день он нашёл их очень красивыми, хотя они были более низкого качества, чем те, что принёс её муж. Он купил всё, подумав: «Ерунда, но может пригодиться как вознаграждение для людишек моего круга». После чего он сказал госпоже Берюрон:

— Мне бы хотелось, красавица, чтобы сегодня вечером вы были в моей королевской спальне. Мои люди приедут в вашу лавку ночью, будьте готовы.

Обычно для простых смертных требуется куча слов, чтобы выразить желание, но такая простота просто уничтожила Аделину.

— Но, сир… — пробормотала она. — Это невозможно!

Лицо, слегка тронутое морщинами (королю было уже за пятьдесят), сморщилось.

— Полноте, госпожа Берюрон, вы что, не знаете, что слово «невозможно» не существует в моём королевстве?

— Но мой муж… — с хрипом выдохнула достойная супруга.

— Если вы имеете в виду этого глупого, красномордого мужика, который приходил ко мне вчера, не надо о нём волноваться, он этого не стоит!

— Он ни за что не пойдёт на это! Он любящий супруг, значит, ревнивый!

Франциск Первый отмёл возражение одним щелчком.

— Желание короля — закон, красавица, — изрёк он, ибо он изрекал как… король! — И пусть этот невежа помнит об этом, если, конечно, не хочет подрыгаться завтра в Монфоконе![111]

Сказано было категорично. Аделина поняла, что жизнь её супруга была в её руках или, вернее, между её ног. Она сказала королю, что будет готова в указанный час, и ушла нетвёрдой походкой.

— Я это знал, — промолвил Берюрон, когда его жена вкратце рассказала ему о своем визите к королю.

Эти три слова, хоть и безобидные, выражали всё смятение бедного человека, всё отчаяние, всё его моральное опустошение.

Берюрон повторил с горечью:

— Я это знал! Ты такая красивая, это должно было случиться.

— Хотите, мой друг, я уеду в провинцию к своей матери, перед тем, как прибудет эскорт из Лувра? Вот только, конечно, — прошептала Аделина, — этот Монфокон.

Берюрон вздрогнул. Он был несколько раз в Монфоконе на утреннем или вечернем «представлении». Ему не хотелось быть повешенным.

— Монфокон, Монфокон, — вздохнул несчастный. — Ах, Аделина, и ведь всё из-за твоего![112][113]

Эти слова означали полное отречение. Поняв это, Аделина пошла готовить себе ванну с ароматическими травами. Хоть и по принуждению, но надо было показать товар лицом. Тем более что вашей честью должен овладеть сам король.

В течение нескольких часов Берюрон пребывал в полной прострации. Он упрекал себя в тщеславии, которое привело к этому ужасному выбору: умереть или стать рогоносцем, причём одно не исключало другого! Репутация великого короля Франциска была недвусмысленной. Его правление словно вехами было отмечено скандальными историями.

Постепенно сердце ювелира переполнилось ненавистью. Ненавистью холодной, всеохватной, неисцелимой. Если бы в эту минуту он оказался рядом с королём, он бы с удовольствием всадил в него кинжал. Бешенство, охватившее Берюрона, было всё равно что вода, которая наполняет русло реки, а затем выходит из берегов, сметая всё на своем пути.

Берюрон больше не мог терпеть. Он крикнул своей жене, которая уже мылась, что ему надо ненадолго отлучиться, и выдернул ручку из двери.

Человек шагал быстро, прижимаясь к стене. Идти было недолго, потому что он направлялся в жилище госпожи Пинюшет, вдовы его товарища, умершего некоторое время назад от болезни, которую он привёз из похода в Италию.

Он обнаружил вдову сидящей в кресле перед окном. Женщину угнетало не столько её вдовство, сколько нехорошая болезнь, которую ей оставил в наследство покойный супруг. Ей не было ещё и сорока, но выглядела она так, будто прожила в два раза больше.

Увидев Берюрона, она не смогла скрыть удивления. Уже давно вокруг неё было пусто. Вдовы, не блещущие красотой, сами по себе действуют отталкивающе, но если у них ещё и столь знатная венерка, то самое кошмарное пугало не смогло бы соперничать с ними в тонком искусстве отбивать любое желание.

— Господин Берю! — воскликнула она (назвав его имя сокращённо, как это обычно делал её супруг). — Какой сюрприз!

Берюрон оглядел женщину глазами, полными ужаса. Он готов был отказаться от задуманного, но его ненависть (хоть и холодная) возобладала над ним!