История философии. Средние века - [131]

Националистические настроения, бесспорно, сыграли свою роль в противодействии папским притязаниям на обладание верховной светской властью над странами и государствами, лежащими за пределами земель, находившимися в прямой зависимости от папского престола. Такие настроения, безусловно, были сильны во Франции. Однако на теоретическом уровне фактором, оказавшим стимулирующее действие на само требование государственной независимости, как раз и было широкое распространение аристотелизма. Правда, следует избегать искушения слишком преувеличивать действительное влияние философии на политику. Тем не менее, вполне возможно и недооценить ее вклад. В ходе постепенного становления национальных государств в границах христианского мира, вне всякого сомнения, неизбежным было сопротивление, оказываемое этими государствами наиболее радикальным притязаниям пап. Что же касается аристотелевской политической теории, то последняя обеспечивала обоснование такого рода сопротивлению и устанавливала направление в мысли, четко определявшее, выражавшее и оправдывавшее те притязания, которые сами по себе не были вызваны занятиями философией. Другими словами, аристотелизм снабжал сторонников государственной независимости теорией, на языке которой можно было выражать и отстаивать свои практические позиции, – теорией, которая, в свою очередь, оказывала влияние на эти самые позиции.

Фома Аквинский и Жиль Римский предпринимали попытки объединить в единое целое аристотелевскую политическую теорию и представление о превосходстве церкви над государством, наряду с подтверждением папской власти, точнее, права совершать правосудие над светскими правителями на основании ratione peccati (по причине грехопадения). При условии их богословской обоснованности подобные попытки привести к согласию являются абсолютно понятными и разумными. Вместе с тем совершенно ясно, что аристотелевская политическая теория могла применяться с целью поднять статус государства за счет церкви, а также с целью подчинить последнюю первому. Впрочем, это вряд ли могло произойти, поскольку понятия церкви и государства так долго истолковывались с помощью одних и тех же категорий, что уже поневоле считались двумя самостоятельными институтами в схожем или прямо аналогичном смысле. В основании данной мысли лежит акцентирование идеи единства христианского мира, что естественным образом вело к попытке связать в единое целое легитимизацию государственной независимости или автономии на своем поле деятельности с признанием более высокого статуса или даже превосходства церкви, тогда как акцентирование особого положения политического сообщества в качестве самодостаточного или совершенного общества приводило к требованию его независимости от церкви, впрочем, без провозглашения какого бы то ни было подчиненного положения церкви по отношению к государству, поскольку церковь тоже считалась самостоятельным институтом. Тем не менее, тогда, когда церковь перестали рассматривать в некотором представлении ее в близком сверхгосударству аспекте, когда перестали концентрировать внимание на отличиях между типами общества, в качестве примера представленных государством и церковью, открылась дорога для новых довольно радикальных воззрений.

На примере Иоанна Парижского можно увидеть, как эволюционировал процесс дифференциации типов общества, представленных в лице церкви и государства. Так как, несмотря на свою аристотелевскую подоплеку, Иоанн предпочитал представлять церковь скорее как весьма специфическое общество, чем подгонять его под аристотелевские категории и обрисовывая в виде сверхгосударства. Начинание, предпринятое Иоанном Парижским, продолжает Марсилий Падуанский, к которому мы должны теперь снова вернуться. Казалось, что наступление, предпринятое на папский абсолютизм Оккамом, внесло свой вклад в появление громко заявленного, но безуспешного примирительного движения. Хотя он и доставил себе удовольствие в ходе острой полемики выступать на стороне своего покровителя Людвига Баварского, по тем или иным причинам защищая его, все же его политическая теория особенно ничем не поражает. За более радикальной теорией следует обратиться к Марсилию Падуанскому.

По всей видимости, Марсилий (или Марсилио) Падуанский изучал медицину в Падуе. Впоследствии он был ректором Парижского университета (1312–1313). Кажется, впоследствии года на два он вернулся в Италию, завершил же свой знаменитый труд «Defensor pacis» («Защитник мира») в 1324 году. Книга была осуждена церковными иерархами; когда же в 1326 году стало известно имя автора, Марсилий вместе со своим другом Иоанном Жандунским бежал из Парижа. Убежище и защиту он обрел при дворе Людвига Баварского, а папа Иоанн XXII обрисовал его в черных тонах, назвав еретиком. Идеи Марсилия по духу близки Людвигу Баварскому, однако в то же время они вызвали неприятие Оккама, критиковавшего его в своих «Диалогах»; последний также обрел кров и защиту у Людвига. В ответ Марсилий опубликовал трактат «Defensor minor» («Малый защитник»). В своем трактате он также доказывает, что император имеет право расторгать существовавшие браки, причем благодаря своей же собственной власти и полномочиям, так же как и освобождать от препятствий к браку в случае единокровного родства