История философии. Средние века - [106]
В психологии Оккам также пользуется своей бритвой, чтобы избавиться от реально различных способностей. Мы определенно имеем опыт как актов познания, так и актов воления или желания. Но здесь нет никакого основания для постулирования различных способностей. Слова «разум» и «воля» подразумевают разумную душу; но разум привносит дополнительный смысл в виде акта понимания, в то время как «воля» означает акты воления. Оба вида актов имеют началом один и тот же источник. Отсюда, однако, не следует, что философом может быть доказано, что разумная душа является формой тела, даже если это является более вероятным, чем что-либо другое. Более того, даже если допустить, что так оно и есть, философ все равно не может утверждать, что такая душа божественна, нетленна и бессмертна. Опыт и естественный рассудок, по всей видимости, подсказывают, что человеческая душа погибает вместе с телом. То, что в человеке является разумная душа, в то же время представляющая собой форму тела, утонченную и бессмертную, познается лишь благодаря вере в откровение.
Оккам не верит в то, что человеческая свобода, свобода волеизъявления может быть доказана. Тем не менее, через наш собственный жизненный опыт нам известно то обстоятельство, что суждения о правильности действия не влечет за собой его выполнения, в то время как суждение о неправильности действия не влечет за собой нашего воздержания от этого действия. Говоря о способностях, Оккам апеллирует к опыту, высказываясь против теории, гласящей, что разум определяется волей. Известно, что «а» – это действие, которое человек должен совершить, но не совершает его.
Обладая свободой, сотворенная воля является субъектом долга. Онтологическим основанием долга является зависимость твари от святой, благой и всемогущей божественной воли. Но поскольку все творение зависит от Бога, нет никакого смысла говорить о долге в случае с творениями, которые действуют чисто интуитивно и несвободно. Вопрос об обязанности возникает при соприкосновении сотворенной свободной воли и воли божественной. Оккам высказывается здесь достаточно ясно: «Сам факт божественного воления служит основанием свершения того, что волится…» Несомненно, что для Оккама божественная воля не является синонимом могущества. Ибо Бог, каким Он явлен в вере, есть не только безграничная власть, но также бесконечная благодать и святость. Следовательно, если Бог таков, каким Его понимает вера, то по определению все, что Он ни пожелает, – благо, и все, что ни повелит, – справедливо. Вместе с тем Оккам избегает утверждений, согласно которым божественная воля детерминирована вечными архетипами, в соответствии с которыми Бог вынужден сообразовывать свою волю. «Обязанности не имеют отношения к Богу, ибо Он не обязан что-либо делать». Поэтому Оккам представляет себе божественную волю скорее как первичный источник парадигм, нежели как субъект их деятельности.
Этический авторитаризм Оккама заключает в себя понятие Бога, лежащее вне пределов философского осмысления. Предположительно, он считает, что это совпадает с христианским нравственным сознанием, которое стремится к следованию Божией воле, а не к самореализации или счастью. Если христианин ищет вечного блаженства, то делает это, так как Бог желает этого. Божественная воля, таким образом, является предельной нормой для христианина.
Если бы Оккам утверждал, что нравственные нормы зависят исключительно от деспотического выбора Бога, то также должен был придерживаться мнения, что человек благодаря божественному откровению должен знать, что следует и что не следует делать. Однако фактически он обращается к «собственному разумению» как к нравственной форме. Действительно, человек может ошибаться, думая, что его действия верны, в то время как этого нет на самом деле. И хотя он, возможно, ответствен за свое неведение, в этом может и не быть его собственной вины. Поэтому в нравственном отношении ему надлежит следовать своей совести. «Сотворенная воля, которая неизбежно следует за ошибающейся совестью, является праведной волей». Однако если человеку свойственно ошибаться, то ему также свойственно выносить правильные решения. Иначе говоря, разум человека способен устанавливать различия между тем, что и справедливо, и несправедливо. Итак, встает вопрос: как можно совместить подобное убеждение с точкой зрения на божественную волю как на наивысшую норму нравственности?
Здесь нам надлежит установить некоторое различие, имеющее важное значение для понимания теории Оккама. Подобно Дунсу Скоту, он придерживается мнения, согласно которому Бог в силу своей «абсолютной» власти способен совершать все, что не содержит противоречия. Так, Оккам не усматривает противоречия в повелениях Бога совершить убийство, прелюбодеяние или нарушить супружескую верность; он убежден, что благодаря своей абсолютной власти (potentia absoluta) Бог может повелеть то, что сам же запретил. И если он делает это, то означенные деяния являются благими и заслуживающими награды. Однако на самом деле Бог сотворил человека таким образом, что определенные действия не соответствуют человеческой природе и природе человеческого общества. Вследствие чего становится возможной этика, основанная на разуме. Благодаря своей potentia ordinata (власти, рассмотренной в связи с реальной творческой активностью) Бог велит, чтобы человек следовал «правильному разумению». Впрочем, Бог может повелеть свершать действия, которые известны нам как запрещенные, однако на самом же деле Им утвержден определенный нравственный порядок, причем разум способен распознавать некоторые его стороны.
