История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - [397]
Как мыслитель, Киреевский начинал с консервативного западничества, с восхищения западным просвещением. Как тонко подметил Н. А. Бердяев, Киреевский прошел «чрез искус и соблазн „европеизма"»[1862]. В начале 30-х гг. вышла его первая большая статья «Девятнадцатый век» (1832 г.), в которой он, сопоставляя русскую и западноевропейскую культуру, отдает предпочтение последней и высказывается за приложение ее результатов к русскому быту. Кроме того, он проводил в ней мысль, что скептическому восемнадцатому веку приходит конец и что новый, девятнадцатый век явится веком духовного возрождения, причем России суждено играть в этом возрождении ключевую роль. Публикация этой статьи в журнале «Европеец» стала причиной его закрытия за «чересчур высокую оценку запад- ных идей». Его статья во многом созвучна с первым «Философическим письмом» Чаадаева. Но в конце 30-х гг. под влиянием Хомякова, вдохновленный трудами отцов церкви он совершает поворот к славянофильству, о чем свидетельствует написанная им в 1838 г. статья «Ответ А. С. Хомякову». Можно сказать, что в статье «Девятнадцатый век» Киреевский хотел лишь отдать должное Западу с тем, чтобы уже в следующей статье выступить апологетом истинно русских начал, защитником славянофильства. В 1852 г. Киреевский опубликовал свою главную статью «О характере западноевропейского просвещения в его отношении к просвещению в России», в которой он вступил с развернутой программой славянофильской философии.
Правда, сам Киреевский открещивался от «славянофильской» позиции и предпочитал относить свои воззрения к «славянско-христианскому» направлению[1863]. Так, в «Письме к Хомякову» (от 2 мая 1844 г.) Киреевский писал: «Может быть, вы считаете меня заклятым славянофилом… этот славянский образ мыслей я разделяю только от части, а другую часть его считаю дальше от себя, чем самые эксцентрические мнения Грановского»[1864] (видного западника). О некоторой «цельности духа» Киреевского свидетельствует и А. И. Герцен: «Киреевский — славянофил, но хочет как-то и с Западом поладить»[1865]. Следы его западнических симпатий сохранились до конца жизни. По справедливому замечанию Г. Флоровского, Иван Киреевский был «самым „западным" среди старших славянофилов»[1866]. В этом и заключалось своеобразие Киреевского среди славянофилов, открыто выражавших свою нетерпимость к западничеству.
И всё же Киреевский целиком и полностью отстаивал идею православной культуры, которая должна прийти на смену западной культуре. Как было показано выше, у Хомякова центральным понятием его философии было понятие Церкви, у Киреевского таким понятием выступает понятие духовной жизни. Как и Хомяков, Киреевский пытался осмыслить духовную жизнь в ее прямом противопоставлении западному христианству, границы которого укладывались в систему рационализма. Увлекшись вначале темами и идеями Запада, западным просвещением, Киреевский очень скоро приходит к мысли о необходимости «освободить умственную жизнь православного мира от искажающих влияний постороннего (читай: западного. — И. Ш.) просвещения»[1867], которое «не „ищет" центра духовного бытия»[1868].
Противопоставление подлинного православного просвещения и западного просвещения, зиждущегося на рационализме, — это та канва, на которой выстраивается вся мыслительная конструкция Киреевского. Принципиальное различие между двумя системами Просвещения он описал сравнительным образом так: «Христианство проникало в умы западных народов через учение одной Римской церкви, в России же оно зажигалось на светильниках всей церкви Православной; богословие на западе приняло характер рассудочной отвлеченности, в православном мире оно сохранило внутреннюю цельность духа; там раздвоение сил разума, здесь стремление к их живой совокупности; там движение ума к истине посредством логического сцепления понятий, здесь стремление к ней посредством внутреннего возвышения самосознания к сердечной цельности и средоточию разума; там искание наружного, мертвого единства, здесь — стремление к внутреннему, живому… там рассудочное и школьное изучение высших истин, здесь — стремление к их живому и цельному познаванию; там взаимное прорастание образованности языческой и христианской, здесь — постоянное стремление к очищению истины… там законы исходят искусственно из господствующего мнения, здесь они рождались естественно из быта… раздвоение и цельность, рассудочность и разумность будут последним выражением западноевропейской и древнерусской образованности»>65.
Если обобщить осуществленное выше Киреевским сопоставление западноевропейской и русской систем просвещения и образованности, то можно сказать, что его главный аргумент против западного просвещения — это отрыв отвлеченного рассудка от целостного разума, отрыв просвещения умственного от просвещения нравственного. Русское просвещение и образованность же должны строиться на совершенно иных основаниях, «снимающих в себе» недостатки западной системы. Корень русской образованности и остов русского просвещения — это русский народ и православная церковь, в которых христианское учение выразилось в самой полноте и чистоте. В этом русский мыслитель видел главную особенность России, главную силу ее образованности. Русская, православно-христианская образованность заложила особенный склад русского ума, стремящегося к внутренней цельности мышления, и создала особенный характер русских нравов.
