История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - [345]
Закон для человека должен исходить из действительной жизни, а не из морали. А потому то, что люди называют «злом», для Ницше не является таковым. Более того, в «зле» он находит добро, в «злых людях» — великую творческую силу. «Добрые люди, — говорит устами Заратустры философ-пророк, — никогда не говорят правды… Всё, что у добрых зовется злым, должно соединиться, чтобы родилась единая истина, — о братья мои, достаточно ли вы злы для этой истины?»[1614]
Исходя из горького опыта собственной жизни, Ницше понял, что зло нужно для жизни не меньше, чем добро, что то и другое являются необходимым условием человеческого бытия. Эта великая истина, таившаяся в евангельских словах, открылась ему в школе великого страдания, через которую он прошел. «Мелкое страдание, — заметил как-то Ницше, — делает нас мелкими; великое страдание возвышает нас»[1615]. Безусловно, люди хотят презирать зло, больше всего боятся страдания. Возможно, Ницше не пошел бы по пути зла, если бы ему не пришлось испить горькую чашу до дна, поднесенную ему судьбой. Его имморализм и сверхчеловек — логический итог трагической, безмерно несчастной жизни.
Своими идеями имморализма и сверхчеловека Ницше желал утвердить новые нравы и вести человечество к высшему будущему. В сверхчеловеке он видел надежду спасения. Только ли надежду? Не есть ли сверхчеловек иллюзия? Иллюзия или надежда? Трудно ответить на эти вопросы, ибо чрезвычайно подвижный и восприимчивый ум Ницше не позволяет ему довести свою мысль до конца. Иногда сверхчеловек представляется ему вполне возможной реальностью[1616], а иногда только лирической фантазией, \ которой он забавлялся в часы спокойного и плодотворного состояния. Его герой Заратустра является предзнаменованием сверхчеловека, пророком благой вести, в котором проглядывает дионисическая натура. Ее истинным и отличительным признаком являются императив: «станьте тверды!» и глу- I бокая уверенность в том, что все созидающие тверды[1617][1618]. Именно у «дио- ^ нисического» Заратустры он ищет поддержки и помощи в часы припадков отчаяния и злобы.
[Но с образом Заратустры философ-пророк связывает и другую свою мысль — идею венного возвращения, к которой он прибегает для разрешения проблем натуралистической философии. Ницше отверг господствовавшую во второй половине XIX в. идею эволюционного развития Спенсера. Его больше прельщала в этом плане мысль о цикличности развития космо- L са, высказанная его любимыми философами трагической эпохи Греции —* ; Гераклитом и Эмпедоклом. Оставаясь верным этим учителям, Ницше упорно пытается разгадать тайну бытия, которая полностью поглотила его ум летом 1881 г. Все эти дни филоеофу-пророку не давала покоя внезапно открывшаяся ему мысль о «вечном возврате». По его словам, она зародилась у него в тот момент, когда он августовским днем шел вдоль озера Сильвапла- на через леса и сел отдохнуть у подножия пирамидальной скалы.
Время в своем бесконечном течении, в определенные периоды, должно неизбежно повторять одинаковое положение вещей. Это необходимо; значит необходимо и то, что всякое явление повторяется. Следовательно, через бесконечное, неограниченное, непредвидимое количество лет человек, во всем похожий на меня, сидя, как и я сейчас, в тени этой скалы, найдет в своем уме ту же мысль, которую нашел сейчас я, и эта мысль будет являться в голове этого человека не один раз, а бесчисленное количество раз, потому что движение, управляющее всеми явлениями, безостановочно. Если так, то всякая надежда должна быть отвергнута, и мы должны определенно установить себе, что никакая небесная жизнь не встретит нас, и что в будущем нас не ждет никакое утешение. Мы только тени слепой однообразной природы, мы пленники минуты. Но надо помнить, что эта страшная идея, убивающая в нас всякую надежду, облагораживает и одухотворяет каждую минуту нашей жизни: мгновение непреходяще, если оно вечно возвращается; малейший миг является вечным памятником бесконечной ценности.
Суть этой своей новой великой идеи Ницше выразил в следующей формуле: «жизнь, как она есть, без смысла, без цели, но возвращающаяся неизбежно, без заключительного „ничто>44: „вечный возврат"»[1619]. И далее: «Пусть всё беспрерывно возвращается, это есть высшая степень сближения между будущим и существующим миром: в этом вечном возврате заключается высшая точка мышления»[1620].
Это вечное возвращение есть не что иное, как бытие становления, необходимость случайного. Его не следует смешивать с возвращением того же самого, ибо идеей вечного возвращения Ницше утверждает единство многообразия, становление, стало быть, возвращение тождественно становлению, а не
