История фашизма в Западной Европе - [270]
С этой абсолютизацией логически взаимосвязан тезис о «примате политики» над экономикой[1673]. Он был выдвинут на страницах журнала «Аргумент», детальное обоснование его принадлежит английскому историку Т. Мейсону. Начиная с 1936 г., говорит Мейсон, «как внутренняя, так и внешняя политика национал-социалистского правительства становится все более независимой от экономически господствующих классов»[1674].
Невиданная концентрация производства, установление тесных контактов между монополиями и государственными органами, гегемония военно-промышленных концернов — все отмеченные Мейсоном реальные черты экономики «третьего рейха» истолковываются им как несовместимые с «исторически типичными моделями капиталистической экономической политики и управления»[1675]. Фактически же английский историк, как явствует из его работ, выдает за дезинтеграцию капиталистической экономики то, что на самом деле представляло собой специфический вариант государственно-монополистического капитализма, сложившийся в гитлеровском рейхе.
Буржуазные ученые доводят тезис о «примате политики» до логически законченной формы и тем самым полностью обнажают его методологическую несостоятельность. При последовательном применении этого тезиса фашизм утрачивает конкретное социальное содержание. И в Германии, и в Италии, как пишет западногерманский историк Г. Винклер, власть находилась в руках не контролируемой какой бы то ни было социальной силой клики, олицетворявшей собой «примат политики». Нацизм, по определению Винклера, — это «вообще отрицание всех конкретных интересов, всего социального»[1676]. Как инструмент в руках главарей СС выглядят могущественные монополисты в монографии западногерманского историка Р. Фогельзанга «Кружок друзей Гиммлеpa»[1677]. Западногерманский ученый К. Д. Брахер прямо называет капиталистов инструментом нацистской политики[1678].
Нетрудно уловить сходство между тезисом о «примате политики» и положением итальянского историка Р. Де Феличе о «политической автономии» Муссолини по отношению к господствующим классам. «В целях истинного понимания истории, — утверждает он, — не столь важно установить меру зависимости фашизма от определенных сил и интересов, сколько оценить степень его автономии по отношению к ним»[1679].
Постоянное уменьшение власти «хозяев пара» и прогрессирующая автономия фашистской политической элиты — такова, по Де Феличе, главная тенденция взаимоотношений фашизма и монополий[1680]. Взгляды Де Феличе полностью разделяет П. Мелограни. Предметом, его исследования явились взаимоотношения Муссолини и промышленных магнатов в 1919—1929 гг. «Итальянские промышленники в значительной мере содействовали успеху фашизма»[1681], — этими словами начинается книга итальянского ученого. Однако затем сразу же следуют многочисленные оговорки, смягчающие эффект такого признания. Все развитие отношений между Муссолини и промышленниками изображено как непрерывная цепь конфликтов.
Слабости трактовки Мелограни становятся еще очевиднее при сопоставлении его книги с монографией В. Кастроново, воссоздающей историю концерна ФИАТ и его основателя Д. Аньелли. У Кастроново можно найти не меньше данных о разногласиях «хозяев пара» с дуче и его людьми, чем в книге Мелограни. Тем не менее такого рода эпизоды не заслоняют от автора глубинной логики союза монополий с фашизмом. В основе его итальянский ученый различает такие процессы, как концентрация могущества крупного капитала, наступление последнего на рабочий класс, поиск новых форм государственного вмешательства, призванных обеспечить интересы монополий[1682]. Такой подход позволяет Кастроново точнее оценить характер взаимоотношений крупного капитала с фашизмом: определенная «тактическая» автономия фашизма никогда не переходила в автономию «стратегическую»[1683].
К работам Де Феличе и Мелограни методологически близка книга американского ученого Р. Сарти об отношениях между фашистами и могущественной организацией итальянских промышленников Конфиндустрией. На фоне изложенных им фактов многие умозаключения Сарти кажутся каким-то чужеродным элементом. Прежде всего это относится к центральной мысли книги, в соответствии с которой основа взаимоотношений объединения промышленников с фашизмом — не сотрудничество, а постоянная конфронтация. Конфиндустрия выглядит у Сарти всего лишь одной из многих «групп давления», которыми ловко манипулировал искусный политикан Муссолини[1684].
В известной мере тезис о «примате политики» отражает реальный процесс возрастания роли политического фактора в условиях государственно-монополистического капитализма вообще и в условиях фашистских режимов в особенности. Однако сторонники такого подхода явно переоценивают возможности политического воздействия на экономику вопреки ее объективным закономерностям. Отсюда — извращение характера связи между фашизмом и монополистическим капиталом, которому отводится сугубо подчиненная роль по отношению к фашистской политической верхушке. Отсюда же вытекает гиперболизация противоречий между ними.
Если тезис о «примате политики» является основой для интерпретации социального содержания фашизма, то для определения его места и роли в процессе социально-экономического развития буржуазные историки в последние годы широко используют теорию «модернизации», включающую фашизм в более широкую систему связей. Как известно, под термином «модернизация» американские социологи подразумевают процесс перехода к «индустриальному обществу». Научно-технические сдвиги, классовая борьба, институциональные изменения — все это растворяется в широкой до бессодержательности категории «модернизация». Будучи не в состоянии уйти от социально-экономической проблематики фашизма, буржуазные историки с помощью теории «модернизации» пытаются разработать такое истолкование фашистского феномена, которое можно было бы противопоставить его марксистско-ленинской трактовке
Третий том «Истории Италии» доводит события итальянской жизни до наших дней. В томе рассказывается об основных этапах и проблемах борьбы итальянского народа против фашизма. Значительное место уделяется истории Италии после второй мировой войны.
«Важнейшая задача моей жизни — вернуть испанцам гордость быть испанцами», — такова была жизненная установка испанского генерала Франсиско Франко. Этот человек, прожив без малого 83 года, около 40 лет обладал реальной возможностью оказывать воздействие на жизнь и судьбы соотечественников. Так каким же он был, последний диктатор в Западной Европе? Его называют «человеком 98 года», года поражения в войне с США, когда Испания, утратив Кубу, Филиппины и Пуэрто-Рико, стала второстепенной державой, человеком, который был убежден, что для того, чтобы «Испания без пульса» возродилась к жизни, ей надо обрести веру в себя.
Аксаков К. С. — русский публицист, поэт, литературный критик, историк и лингвист, глава русских славянофилов и идеолог славянофильства; старший сын Сергея Тимофеевича Аксакова и жены его Ольги Семеновны Заплатиной, дочери суворовского генерала и пленной турчанки Игель-Сюмь. Аксаков отстаивал самобытность русского быта, доказывая что все сферы Российской жизни пострадали от иноземного влияния, и должны от него освободиться. Он заявлял, что для России возможна лишь одна форма правления — православная монархия.
Классическое произведение Корнелиуса Райана, одного из самых лучших военных репортеров прошедшего столетия, рассказывает об операции «Оверлорд» – высадке союзных войск в Нормандии. Эта операция навсегда вошла в историю как день «D». Командующий мощнейшей группировкой на Западном фронте фельдмаршал Роммель потерпел сокрушительное поражение. Враждующие стороны несли огромные потери, и до сих пор трудно назвать точные цифры. Вы увидите события той ночи глазами очевидцев, узнаете, что чувствовали сами участники боев и жители оккупированных территорий.
Авторы этой книги дают возможность увидеть полную картину существования первобытных племен, начиная с эпохи палеолита и заканчивая ранним железным веком. Они знакомят с тем миром, когда на Земле только начинало формироваться человеческое сообщество. Рассказывают о жилищах, орудиях труда и погребениях людей той далекой эпохи. Весь путь, который люди прошли за много тысячелетий, спрессован в увлекательнейшие отчеты археологов, историков, биологов и географов.
Никто в настоящее время не вправе безоговорочно отвергать новые гипотезы и идеи. Часто отказ от каких-либо нетрадиционных открытий оборачивается потерей для науки. Мы знаем, что порой большой вклад в развитие познания вносят люди, не являющиеся специалистами в данной области. Однако для подтверждения различных предположений и гипотез либо отказа от них нужен опыт, эксперимент. Как писал Фрэнсис Бэкон: «Не иного способа а пути к человеческому познанию, кроме эксперимента». До недавнего времени его прежде всего использовали в естественных и технических науках, но теперь эксперимент как научный метод нашёл применение и в проверке гипотез о прошлом человечества.
«Festung» («крепость») — так командование Вермахта называло окруженные Красной Армией города, которые Гитлер приказывал оборонять до последнего солдата. Столица Силезии, город Бреслау был мало похож на крепость, но это не помешало нацистскому руководству провозгласить его в феврале 1945 года «неприступной цитаделью». Восемьдесят дней осажденный гарнизон и бойцы Фольксштурма оказывали отчаянное сопротивление Красной Армии, сковывая действия 13 советских дивизий. Гитлер даже назначил гауляйтера Бреслау Карла Ханке последним рейхсфюрером СС.
Трудности перехода к мирному строительству, сложный комплекс социальных и политических противоречий, которые явились следствием трех лет гражданской войны, усталость трудящихся масс, мелкобуржуазные колебания крестьянства — все это отразилось в событиях кронштадтского мятежа 1921 г. Международная контрреволюция стремилась использовать мятеж для борьбы против Советского государства. Быстрый и решительный разгром мятежников стал возможен благодаря героической энергии партии, самоотверженности и мужеству красных бойцов и командиров.