История фашизма в Западной Европе - [271]
Ключевой момент «модернизации» — экономический рост, индустриальное развитие. Фашизм предстает как явление, сопутствующее этому процессу. Однако среди многочисленных ученых, взявших на вооружение сравнительно новую теорию, нет единства по вопросу о том, какую же роль играет фашизм в процессе «модернизации». Одни (Р. Сарти, А.Д. Грегор, Ю. Вебер, Л. Гарруччио) считают фашизм рычагом «модернизации», другие (Б. Мур, А. К. Оргапский, Д. Каутский, В. Зауэр, Э. Нольте, Г. Э. Тернер) подчеркивают его антимодернизаторскую функцию.
Наиболее развернутое истолкование фашизма в русле теории «модернизации» дал Г. Э. Тернер. Согласно интерпретации, выдвинутой им, фашизм — это «утопический антимодернизм». Сущность его — в «экстремистском мятеже против современного индустриального общества и стремлении вернуться к далекому «мифическому прошлому»[1686]. Тернер в конце концов приходит к отказу от самого термина «фашизм». Понятие «фашизм», по его словам, «не имеет силы и не годится для серьезных аналитических целей»[1687]. Вместо него Тернер предлагает термин «утопический антимодернизм», который кажется ему гораздо удобнее, так как он лишен конкретного социального содержания, оторван от политики господствующих классов буржуазного общества.
Безоговорочно провозглашает фашизм «модернизаторской» силой американский ученый А. Д. Грегор. Он отвергает определение Тернера, которое, на его взгляд, не подходит ни к германскому нацизму, ни тем более к итальянскому фашизму. Центр тяжести полемики с Тернером Грегор переносит все же на итальянскую почву. Он оперирует высказываниями фашистских лидеров и идеологов, призывавших к усилению экономического могущества Италии, к технократической перестройке производственного и административного аппарата[1688].
Манипулируя весьма скудными статистическими данными, Грегор пытается доказать, что в период фашизма Италия «достигла высоких темпов экономической модернизации»[1689]. Этот тезис опровергается выводами другого американского ученого — Э. Тенненбаума, базирующимися на основательном статистическом материале: «...факт остается фактом, что фашистский режим скорее препятствовал, чем способствовал экономическому росту и модернизации»[1690]. К аналогичному заключению приходит и английский историк А. Литтлтон: «Имеется мало свидетельств в пользу того взгляда, что фашизм был модернизаторской диктатурой»[1691].
В оценке перспектив фашистской угрозы позиции сторонников и противников тезиса о «модернизаторском» характере фашизма весьма близки. С точки зрения В. Зауэра, «социально-экономическое развитие в высокоиндустриальных странах Запада исключает возникновение условий для фашизма»[1692]. Предпосылки для него могут сложиться лишь в странах «третьего мира», где только начинается процесс индустриального развития. Не исключая полностью фашистской опасности для развитых стран, американский ученый А. Д. Джоус пишет, что наиболее благоприятное политическое будущее у фашизма — в странах «третьего мира»[1693]. Недооценка реальных возможностей неофашизма в развитых капиталистических странах, свойственная подобным интерпретациям, способствует дезориентации общественного мнения Запада, благоприятствует деятельности неофашистских партий и групп.
При всем разнообразии подобных трактовок фашизм выступает в них в качестве силы, вольно или невольно содействовавшей прогрессу. Такого рода прямая или косвенная реабилитация «традиционного» фашизма оказывает серьезную услугу современным неофашистам[1694]. Главная же цель буржуазных ученых заключается в том, чтобы найти историческое оправдание для строя, породившего фашизм, в действительности представляющий собой одно из проявлений всесторонней деградации капиталистического общества.
Таким образом, под претенциозной «социоэкономической» оболочкой истолкований фашизма, базирующихся на теории «модернизации», скрывается традиционный субъективно-идеалистический подход. Теория «модернизации» не оправдывает тех надежд, которые возлагали на нее представители буржуазной историографии фашизма в борьбе с марксистско-ленинской исторической наукой. «В то время, как теория тоталитаризма, к сожалению, обнаружила свою расплывчатость и концептуальную рыхлость, — сетует Грегор, — теория модернизации является, к несчастью, едва ли менее неясной и двусмысленной»[1695].
Своеобразие современного состояния буржуазных исследований нашло отражение в пресловутой «гитлеровской волне», захлестнувшей Запад в первой половине 70-х годов[1696]. Среди факторов историографического порядка, вызвавших ее, следует подчеркнуть ослабление позиций традиционных направлений буржуазной историографии фашизма. Консервативные историки и часть их буржуазно-либеральных коллег хотели бы удержать исследование этого явления в субъективно-идеалистических рамках[1697].
Биографический жанр предоставляет широкие возможности для субъективистского произвола, тем более если речь идет о нацистском диктаторе, обладавшем исключительными полномочиями для принятия «волевых решений». В биографиях Гитлера достигает апогея тенденция к абсолютизации относительной самостоятельности фашистской политической элиты. По утверждению ведущего западногерманского «гитлеролога» В. Мазера, фюрер «не без успеха пытался сформировать мир... в соответствии со своими (в значительной мере чуждыми действительности) представлениями»
