История экономического развития Голландии в XVI-XVIII веках - [27]
Конечно, деревня не всегда оставалась пассивной к такому гнету. Это можно видеть из попыток (порою — успешных) перенести городские промыслы, как, например, пивоварение, в деревню. В 1668 г. вследствие жалоб со стороны деревень штаты Голландии несколько облегчили деревенскому населению возможность заниматься ремеслами, но это относилось лишь к Голландии, где крестьяне сохранили личную свободу. На востоке, в Оверэйселе, Гелдерланде, Брабанте крестьяне не были свободны и были обязаны выполнять разные личные повинности>{172}. Гнет же, тяготевший над крестьянами провинции Голландии, являлся результатом капитализма, который начиная с XVI в. получил сильное развитие в городах. Но в тех случаях, когда промыслы в деревнях были необходимы и полезны для городской промышленности, как, например, работа на дому для текстильной промышленности, такие промыслы в деревне допускались, так как их организация в городах была сопряжена со значительными расходами из-за высокой стоимости жизни>{173}.
Конечно, более обременительными, чем эти, так сказать, косвенные тяготы, были непосредственные повинности. Последние также сильно различались по провинциям в зависимости от правовых отношений в сельском хозяйстве. Большая часть их была феодального происхождения и обусловливалась «сеньориальным правом», существовавшим во всех провинциях и меньше всего во Фрисландии, в которой феодальное право никогда не могло утвердиться. Эти тяготы были очень разнообразны и составляли для несвободного крестьянина значительное бремя. На востоке — в Гелдерланде, Оверэйселе — в XVII в. и в первой половине XVIII в. было еще много несвободных крепостных крестьян. В Твенте лишь в 1783 г. по инициативе ван-дер-Каппелен-тот-ден-Пол решена была отмена барщины>{174}. Однако в остальных районах Оверэйссла еще в первой половине XIX в. можно было найти остатки крепостного состояния крестьянства.
Отмена обременительных для крестьян повинностей по поддержанию мостов, дорог, плотин, запруд и т. д. и т. п. сулила им (крестьянам) некоторое экономическое облегчение; тем более, что отмена эта в основном коснулась тех именно крестьян, которые жили в неблагоприятных по своим природным условиям районах или вблизи больших городов. Тем не менее и после отмены этих повинностей оставалось достаточно других тягот, давивших на сельское население. Такие производимые крестьянами продукты, как масло, сыр, мясо, конопля, лен, облагались в большинстве случаев очень высокими вывозными пошлинами, что, вполне естественно, затрудняло и удорожало сбыт. Был еще целый ряд других видов прямого обложения, которые тяготели над сельским хозяйством>{175}.
Города, и прежде всего Амстердам, в первое время существования республики охотно перекладывали нежелательные для них налоги на деревню, что частично обусловило собой обнищание последней. Это заставило штаты Голландии освободить в 1612 г. деревню от сбора каждого 50-го пеннинга, т. е. 2%>{176}. Среди прямых налогов на первом месте стоял поземельный, который взимался со всяких видов недвижимости: с дома и двора, с печки, с рыболовства, с ветряных мельниц, с переправы, с дыма, — вообще со всяких «господских прав» и «прав пользования».
Поземельный налог сильно различался по провинциям>{177}. В Голландии в 1632 г. налог этот взимался в форме каждого пятого пеннинга с суммы арендной платы за участки и каждого восьмого пеннинга с суммы квартирной платы за дома и аренды за мельницы, а в 1732 г. в форме сбора каждого двенадцатого пеннинга>{178}.[53] В Зеландии земли были разделены по своему плодородию на 7 классов с налогом от 34 до 52 штиверов за морген; сюда надо еще прибавить так называемый «Statenpenninge», взимавшийся обычно в форме каждого 200-го пеннинга с суммы арендной платы. Кроме того, взимались поборы за воду и за пруды, налоги на дома и мельницы, а также и десятина. В Оверэйселе поземельный налог взимался в размере 15 штиверов с каждого высеянного мальтера семян[54], а с земель, сдаваемых в аренду при денежной оплате, — каждый 7-й пеннинг арендной платы. Далее шли сборы, взимавшиеся при переходе прав собственности на недвижимость и т. п.
В Гронингене в 1632 г. был введен общий поземельный налог, который в 1650 г. взимался в форме сбора каждого пятого пеннинга годовой арендной платы за дома и участки. Сюда надо еще прибавить «конские деньги», взимавшиеся в качестве чрезвычайного налога, размер которого колебался.
Когда началась мелиорация болот, ее также стали облагать налогом, который поступал провинциальным правительствам. Он давал в 33>1/>8 раза больше суммы годового поземельного налога. Специфический характер носил поземельный налог во Фрисландии. Он представлял собой старинное «обложение флорина», происхождение которого относилось еще к концу XV в.; оно заключалось в том, что с каждого золотого гульдена, или флорина, арендной платы уплачивался 1%. Это обложение оставалось неизменным с 1511 до 1806 г. Его можно было переносить с земли на личность владельца, на имя которого записывался в регистрационной книге золотой гульден. Лица, обязанные уплачивать налог с флорина, могли перенести этот налог с одного наследника на другого, что часто приводило к неравномерности обложения. Лишь с 1713 г. было установлено общее обложение земли и домов в форме каждого сотого пеннинга. Между этим обложением и «обложением флорина» была впоследствии установлена определенная пропорция
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.