История биологии с древнейших времен до начала XX века - [65]
В своем динамическом воззрении на природу Шеллинг, с одной стороны, сближается с динамизмом, составляющим методологический принцип космогонической теории Канта, а с другой, применяет к натурфилософии фихтевское учение о деятельности как сущности и источнике всего предметного мира. Сущностью всего того, что предстает в виде отдельных вещей, атомов и т. д., являются, по Шеллингу, силы и влечения. Единство природы можно постичь только в том случае, если понимать природу не как совокупность физических частиц, находящихся между собой в механическом соотношении, но как единую деятельность, принимающую различные формы. В своей работе «О мировой душе» (1798) Шеллинг рассматривает природу как единый живой организм, а то, что составляет как бы движущий центр этого организма, Шеллинг, обращаясь к античной философской традиции, именует «мировой душой». «Мировая душа» — это скорее поэтический символ, чем рассудочное понятие; этот символ позволял Шеллингу начертать величественную картину единого развивающегося космоса, но сам он не поддается никакому точному определению и скорее дает пищу фантазии, чем строго научному мышлению, стремящемуся опираться на опыт.
Таким образом, в силу телеологического подхода к рассмотрению природы понятия незаметно становятся у Шеллинга поэтическими метафорами, а задача строго научного доказательства или опытного подтверждения выставленных положений подменяется задачей отыскания остроумной и яркой метафоры. К такому поэтически-метафорическому мышлению склонны также, причем еще в большей степени, близкие к Шеллингу романтики. Так, Новалис называет природу окаменевшим волшебным городом, пространство — осадком времени, воду — мокрым пламенем. Его афоризмы очень поэтичны, но с научным мышлением ничего общего не имеют.
И все же немецкой натурфилософии принадлежат несомненные заслуги в разработке идеи единства и развития природы, и этим она оказала определенное воздействие на естествознание. Особенно большим влиянием пользовался ученик Шеллинга — Лоренц Окен, который рассматривал все живые организмы в качестве единой развивающейся цепи, возникшей из первоначальной органической слизи. Окен был, наряду с Гёте, одним из основателей морфологии животных (см. главу 23). Другой последователь натурфилософии Шеллинга — К. Карус положил принцип развития в основу сравнительной анатомии; этот же принцип Карус считал весьма плодотворным для изучения, психологии животных. Карус полагал, что ступени развития психики животных совпадают с развитием человеческой психики, начиная с раннего младенческого возраста (и даже с эмбрионального состояния) и кончая зрелым состоянием[86]. Хотя в сравнительной психологии Каруса было много недостоверного, она дала повод для других, более строгих эмпирических исследований.
К геологии шеллинговский принцип развития был применен Стеффенсом, высказавшим идею о том, что наша планета приобрела свой нынешний облик, и органическая жизнь на ней могла появиться лишь в результате постепенного развития. Идеи натурфилософии Шеллинга и его последователей оказали влияние на ученых не только Германии, но и других стран, в частности Франции и России.
Если философия Просвещения видела высшую способность человека в разуме, мышлении и соответственно высшим завоеванием человека считала знание, то в первой половине XIX в. появляются попытки переосмыслить и этот тезис. Просвещения и усмотреть важнейшую способность человека в воле. Эти попытки имели место как во Франции в учении Мен де Бирана, так и в Германии — у Шеллинга в более поздний период его творчества, начиная с «Философского исследования о сущности человеческой свободы» (1810), у Франца Баадера, а также у Артура Шопенгауэра, который в сочинении «Мир как воля и представление» (1819) изложил систему волюнтаристской философии, послужившей основой позднейшего волюнтаризма Ницше, Клагеса и др.
Акцент на понятии воли содержался уже в философии Канта, Фихте и раннего Шеллинга, но у них воля выступала как добрая, нравственная сила — недаром Кант называл ее «практическим разумом». Что же касается Шопенгауэра, то у него воля предстает как темный, непросветленный порыв, как слепое влечение, для которого не существует различия добра и зла. Воля у Шопенгауэра является метафизическим началом, лежащим в основе мироздания.
Несколько иначе истолковывает волю Мен де Биран. У него это понятие является скорее психологическим — он исследует проявления воли в деятельности человеческого сознания, полемизируя при этом с представителями философии XVIII в., которые рассматривали сознание главным образом как пассивное отражение реальности. Эта идеалистическая концепция была тесно связана с романтизмом первых десятилетий XIX в. Выступая против ассоцианистских теорий в психологии, Мен де Биран положил начало борьбе против механицизма в науках о душевной жизни; его идеи развивали далее его друзья А. Ампер и В. Кузен. Последний соединил идеи Мен де Бирана о учением Шеллинга, а позднее Гегеля. Недостатком психологии, как ее понимали Мен де Биран, Кузен и другие, было то, что она, подобно натурфилософии Шеллинга и Окена, мало опиралась на эмпирические исследования, почему ее построения не были строго научными.
