История безбрачия и холостяков - [8]

Разумеется, между библейскими текстами, собранными в V веке до н. э., и Талмудом, появившимся в IV–V веках н. э., есть разница: происходит эволюция нравственных представлений, и она заметна в эллинизированных еврейских общинах Александрии. В больших средиземноморских метрополиях к I веку до н. э. складывается единая система нравственных ценностей, воспринятая с некоторыми изменениями разными народами, живущими бок о бок. Безбрачие более не осуждается, а плодовитость уже не воспринимается как высшая ценность.

Мы еще вернемся к этой новой системе нравственных представлений, ставшей колыбелью христианства. Сейчас же заметим, что и еврейские мыслители не стояли в стороне от общей тенденции. Почему же несколько веков спустя они вернулись к старой морали, причем сформулировали еще более строгие правила? Быть может, еврейские установления развивались бы в том же направлении, что и греческие и римские, если бы два века спустя еврейский народ не оказался в рассеянии и не встал перед необходимостью выживания и сохранения идентичности. Утверждать это, разумеется, нельзя. Но христианство, ставшее главенствующей религией, развивалось на той же почве (строгий монотеизм, единая священная книга), использовало тот же культурный багаж и смогло выработать новый, более гибкий взгляд на общество. Этот взгляд был подготовлен мыслителями предшествующей эпохи, среди которых существенное место занимают еврейские мыслители Александрии.

Греция: философия безбрачия?

Эпаминонд (ок. 418–362 до н. э.), один из самых знаменитых греческих военачальников своего времени, не нуждался ни в чем. Ни в чем, кроме жены и детей. И хотя существует некое расхожее представление о «греческой любви», его пример свидетельствует, что безбрачие все же считалось постыдным.

Эпаминонд, выходец из знатной обедневшей семьи, получил в Фивах в Беотии утонченное воспитание: он сочетал любовь к музыке, танцам и философии с военными упражнениями и при случае охотно менял меч на лиру. В 371 году его выбрали беотархом, и вместе со своим другом Пелопидом, одним из вождей народной партии Фив, он пытался — впрочем, безуспешно — добиться мира со Спартой. Тогда Эпаминонд взялся за реорганизацию армии, придумал новую тактику и разбил спартанцев при Левктрах в тот же год, когда его избрали беотархом. Так началась счастливая эпоха для Фив. Эпаминонд навязал союз с Фивами всей Центральной Греции, в 370 году завоевал весь Пелопоннес и создал новую — Мессенскую — конфедерацию.

Казалось бы, ничто не омрачало славу знаменитого воина. Но завистники плели интриги и, воспользовавшись отлучкой Эпаминонда, спровоцировали бунт народа, уставшего воевать. Эпаминонд был предан суду за то, что сохранил пост командующего сверх положенного срока, но ему быстро удалось привлечь общественное мнение на свою сторону. Тогда его главный противник, Менеклид, избрал другое, более личное поле для нападения. Он стал упрекать Эпаминонда в том, что тот ни разу не был женат. Бывшему стратегу было уже около 50 лет, и к этому возрасту он мог бы найти себе жену. Однако, по словам Плутарха, «привычка к бедности, унаследованная от предков» вызывала у Эпаминонда желание быть «легким на подъем и не отягощенным ничем»; он жил, предаваясь философским размышлениям, и отказался от брака.[24] Итак, речь шла об обдуманном выборе, продиктованном бедностью и связанном с изучением философии. Это было благородное оправдание безбрачия, как у бен Азая или юноши из «Махабхараты».

С другой стороны, те, кто попрекал Эпаминонда безбрачием, подчас имели мало оснований гордиться собственным браком, в особенности Менеклид: повсюду ходили слухи, что жена изменяет ему. И когда Эпаминонд возразил на его обвинения: «Менеклид, достаточно упрекать меня и говорить о браке. По этому поводу, столь тебе дорогому, я готов выслушать советы любого, но не твои»,[25] все поняли скрытый намек. Впоследствии, после нападок на Пелопида, Менеклид был изгнан из Фив.

Но и Пелопид не оставлял друга в покое и упрекал в том, что тот недостаточно заботится об отечестве, не оставляя после себя потомков. И опять аргумент был выбран неудачный, так как сын самого Пелопида пользовался дурной репутацией. «Остерегайся еще более навредить отечеству, оставляя ему таких потомков, как твой сын», — так сказал Эпаминонд другу. И затем произнес слова, вошедшие в историю: «Как можно говорить, что мой род угаснет со мной? Моя дочь — моя победа при Левктрах, ее слава переживет меня… Кто же из нас более обеспечил себе бессмертие?»[26]

Если считать, что в представлении носителей примитивного сознания ребенок должен в первую очередь обеспечить духовную преемственность, передавая из поколения в поколение имя отца, слава может считаться заменой плодовитости. Эпаминонд не удовлетворился победой при Левктрах, он продолжал воевать в Пелопоннесе против Союза греческих городов (Спарты, Афин, Мантинеи) и умер в Мантинее, одержав победу над войсками коалиции. С его смертью роль Фив в греческой политике заметно уменьшилась. Так случилось, что именно холостяк смог обеспечить городу военно-политическую гегемонию в Греции.