Напрасно Громов вызывал по радио командира группы сопровождения — «пешки» так и не прибыли в район боя (впоследствии майора Осокина за трусость судил военный трибунал). Ведущему ничего не оставалось, как приказать сбросить торпеды и лечь на обратный курс. Тем временем вражеские истребители методично атаковали наши машины. Превосходство самолётов противника начало сказываться очень быстро. Вскоре упал в море «Хэмпден» старшего сержанта В. Ватагина, затем был поврежден самолет ведущего. Однако остальные экипажи, понимая, что уйти не удастся, сомкнули строй вокруг подбитой машины командира и по донесениям один из Bf110 был сбит огнем воздушных стрелков. В конце концов, немецкие истребители прекратили атаки. К сожалению, всего 10 миль не дотянув до Рыбачьего, сел на воду тяжело поврежденный Ил-4 Виктора Глушкова. Высланные на поиски МБР-2 и торпедные катера никого не обнаружили…
Еще один крупный бой с конвоем, состоявшим из четырех транспортов, семи сторожевиков и тральщика, над которыми кружили шесть Ме- 110 из состава 13(Z)/JG5 состоялся 1 мая. На этот раз уже вошедший в Варангер-фьорд караван вечером атаковали два Ил-4 (ведущий — старший лейтенант Балашов) и три «Хэмпдена» под прикрытием пяти Пе-3 и четверки «Аэрокобр». Летчики наблюдали потопление двух транспортов, сопровождавшееся взрывами. В воздушном бою «стодесятым» удалось сбить «Хэмпден» старшего лейтенанта П.Зайченко, однако за этот успех немцам пришлось заплатить также одним истребителем, экипаж которого — обер-фельдфебель В.Ренке и унтер-офицер Г.Рейер — погиб. Любопытно, что по немецким данным этот самолёт был сбит огнем стрелков Ил-4! Правда, мы в этот день понесли еще одну «потерю». Дело в том, что не входивший в состав дежурного звена Борис Громов решил внести «посильный вклад в борьбе с врагом», самовольно вылетев на разведку погоды на Р-5. Взлет прошел неудачно (не стоит забывать, что все это происходило в день пролетарского праздника), самолет за-, дел за телеграфные провода и при посадке был разбит.
4 мая Громов повел ударную группу на перехват другого конвоя, но на его самолете возникли неполадки, после чего весь наш отряд лег на обратный курс. Военное счастье изменило летчику — при посадке его машина врезалась в стоявший на аэродроме Пе-2. После всех этих событий состоялся суд, завершившийся направлением последнего члена «балтийской тройки» в штрафную роту на Рыбачий. Осенью 43-го судимость с Громова сняли и отправили продолжать службу на Черноморский флот. К сожалению, новый 1944 г. Борису Громову встретить было не суждено — из очередного полета он не вернулся.
Третий с начала года «Ильюшин» был потерян в бою 23 мая. На этот раз в атаке конвоя, насчитывавшего три транспорта и семь сторожевиков, в районе мыса Кибергнес приняли участие четыре Ил-4, восемь «Аэрокобр» 2-го гвардейского авиаполка, два Пе-3 дымзавесчика и Пе- 3 для фотоконтроля. С самого начала бой начал развиваться не по плану. Вырвавшиеся вперед дымзавесчики поставленную задачу выполнили лишь частично, поскольку сами были атакованы истребителями противника. Вступившиеся за них «Аэрокобры» сковали «стодесятые», благодаря чему в момент атаки торпедоносцам противодействовала лишь зенитная артиллерия. По наблюдениям экипажей, подтвержденных фотоснимками, одна торпеда поразила головной транспорт водоизмещением в 10.000-12.000 т. Уже по дороге «домой» нашу группу настигли Bf109 из состава 7/JG5, вылетевших сразу после объявления воздушной тревоги с аэродрома Луостари. Особенно пострадала машина лейтенанта Ю.Месняева: один из моторов вышел из строя, стрелок-радист был убит, а остальной экипаж кроме штурмана — тяжело ранен. До аэродрома самолет не дотянул — умирающий летчик посадил её в Ура-губе. Кроме «Ила» мы потеряли в этом бою одну «Аэрокобру», а противник (по нашим данным) — «три Me-110, три Me-109 и один Не-115».
Как уже отмечалось, объективных данных, для того чтобы прокомментировать результаты боевой деятельности 24-го МТАП в первую половину 1943 г., пока нет. В годы войны, когда возможности для установления реальных цифр уничтоженного тоннажа фактически отсутствовали, а люди нуждались в оценке своей самоотверженности эта деятельность оценивалась положительно. По докладам авиаторов, только торпедами за первые пять месяцев 1943 г. было потоплено 24 транспорта, тральщик и три сторожевика. И потому неудивительно, что 31 мая 1943 г. 24-й МТАП был удостоен гвардейского звания, после чего стал именоваться 9-м Гвардейским минно-торпедным полком (9-й ГМТАП).
В июне свои последние боевые вылеты на северном театре совершил майор Попович. Он водил торпедоносцы в атаки 15-го и 19-го числа. Со следующего месяца Попович вернулся на должность заместителя командира 4-го МТАП Тихоокеанского флота, где приступил к подготовке необстрелянных экипажей. Из первой тихоокеанской шестерки на Севере остались лишь Вячеслав Балашов и Владимир Агафонов. Балашов водил тройку торпедоносцев в атаку на конвой 23 июня, когда в тяжелейшем бою с «Мессершмиттами» был поврежден «Хэмпден» капитана С. Макаревича. Израненный самолет сел на воду в бухте Пумманки (п- в Рыбачий), где его экипаж спасли катера. После всех этих вылетов в строю полка, не получившего в течение полугодия ни одной новой машины (!!), оставалось всего семь или восемь Ил-4 и три «Хэмпдена» (в т. ч. один в капремонте), а также 11 «Бостонов», которые с мая начали участвовать в боевых действиях на Севере, но пока только в бомбардировочном варианте. Вскоре самолеты именно этого типа образуют костяк минно-торпедной авиации Северного флота.
