История афинской демократии - [88]

. Необходимо было изыскать новый источник доходов. И вот в 428 г. введена была прямая подать с имущества, эйсфора, в размере 200 талантов; в 425/24 г. повышен более чем вдвое форос с союзников. До тех пор, в общем, афиняне относительно фороса придерживались нормы времен Аристида, но в течение полувека экономические условия сильно изменились, города стали многолюднее и богаче, ценность денег понизилась, и это могло служить оправданием при повышении фороса. Теперь общая его сумма доведена была приблизительно до 1000 талантов. Отдельных городов увеличение коснулось не в одинаковой степени: с одних форос был увеличен вчетверо и даже впятеро, с других оставлен прежний или повышен слегка[232]. Обе эти важные финансовые меры – введение эйсфоры и повышение фороса – приходятся как раз на те два года, когда Клеон был членом совета. По всей вероятности, он и был действительным их инициатором, хотя надежного, прямого свидетельства относительно этого и нет, и формально, например, предложение об увеличении фороса внес не Клеон, а Клеоним. Во всяком случае, меры эти были совершенно в духе Клеона: именно он беспощадно взыскивал налоги и недоимки; в Афинах начался ряд фискальных процессов, в союзные города – для взыскания фороса – посланы корабли и т. д. По-видимому, Клеон пытался уменьшить расходы на отряд всадников, набиравшийся из богатой молодежи, но не имел успеха. Одновременно с увеличением доходов посредством повышения фороса повышена была – по всей вероятности, по инициативе же Клеона – плата судьям с 2 оболов до 3. Это была не только демагогическая мера: она вызывалась необходимостью – той дороговизной, которая являлась следствием долгой войны и опустошения Аттики неприятелем.

Война от смерти Перикла до Никиева мира и ее влияние на общество

На самом ходе войны после смерти Перикла мы не будем останавливаться; мы коснемся лишь важнейших ее моментов и притом таких, которые имеют близкое отношение к внутренней истории Афин или к борьбе тогдашних партий.

Таким моментом является, например, восстание в 428 г. Митилены, главного города острова Лесбоса. Из прежних союзников Афин к тому времени осталось только два, пользовавшихся равноправием и независимостью, – Хиос и Лесбос (Самос, как известно, был покорен еще при Перикле), и особых поводов к неудовольствию у митиленцев не было. Но они опасались, что афиняне при первом удобном случае и их лишат равноправия и независимости. Притом в Митилене властвовала аристократия, а аристократия вообще была враждебно настроена по отношению к демократическим Афинам. И вот Митилена задумывает отложиться от них. Афиняне, получив сведения об этом, пытались предотвратить опасность путем переговоров, а затем посылкой флота к Лесбосу. Однако военные действия начались, восстание охватило весь остров, за исключением города Мефимны. Митиленские послы, явившись в Олимпию во время игр, жаловались на афинян и просили помощи у Спарты. Но ни вторжение спартанцев в Аттику, ни посылка пелопоннесского флота на помощь Лесбосу не принудили афинян снять блокаду с Митилены и не спасли последней: Митилена была еще теснее осаждена и сдалась афинскому полководцу Пахету (427 г.).

Тогда в афинском народном собрании возник вопрос, как поступить со сдавшимися митиленцами. Сначала раздраженные афиняне решили было все взрослое мужское население предать казни, а женщин и детей обратить в рабство. Распоряжение об этом было даже уже послано Пахету. Но потом афиняне одумались, и на следующий день было созвано народное собрание, чтобы вновь обсудить дело. И вот во время прений, которые передает нам Фукидид (III, 37—48), высказаны были два противоположных воззрения на значение смертной казни как меры устрашения, причем перед нами впервые выступают доводы за и против по этому вопросу, впервые мы встречаемся с возражениями против самой целесообразности системы устрашения.

В защиту смертной казни и беспощадной строгости выступил Клеон, и прежде настаивавший на них. Он стоял за то, чтобы прежнего решения не отменять. Демократия, говорил он, не способна властвовать над другими. В этом он часто и раньше убеждался, а теперь – в особенности, видя раскаяние афинян в их решении относительно митиленцев. «Вы, – убеждал Клеон, – не хотите понять, что ваше владычество есть тирания, что союзники слушаются вас не ради добра, которое вы им оказываете, вредя себе, но ради того, что вы превосходите их силой. Опаснее же всего, если мы не будем твердо держаться раз принятых решений и не признаем, что государство, пользующееся худшими, но неизменными законами, сильнее, чем то, которое имеет законы прекрасные, но бессильные…» Вторично обсуждать дело митиленцев – это значит лишь затягивать время, что выгодно скорее для виновных, нежели для афинян: только то наказание, которое как можно ближе следует за обидой, служит соответствующим возмездием. Клеон старался заранее дискредитировать возражения противников, бросая им обвинение в корыстных расчетах и в подкупе, а обращаясь к слушателям, к народному собранию, он говорил между прочим: «Вы не размышляете заранее, что из этого выйдет. Вы, можно сказать, ищете чего-то другого, а не тех условий, в каких мы живем, и недостаточно обдумываете настоящее положение». Клеон ратовал за то, чтобы не переменять решения и не впадать таким образом в ошибку «по трем самым гибельным для власти побуждениям: состраданию, увлечению красноречием и снисходительности». «Слушаясь меня, – утверждал Клеон, – вы поступите и справедливо по отношению к митиленцам, и с пользой для себя; постановив же иное, вы их не расположите к себе, а себя накажете». Ради собственной пользы афиняне должны наказать митиленцев или же отказаться от власти, и тогда они могут спокойно разыгрывать роль добродетельных. В заключение Клеон призывал покарать виновных и преподать ясный урок прочим союзникам, дабы те знали, что всякий, кто отложится, будет наказан смертью.