История афинской демократии - [60]
Еще в начале IV в. сумма годового ввоза и вывоза, судя по пошлине, взимавшейся в Пирее, превышала 2000 талантов, а торговые обороты всех портов Афинского союза даже во время Пелопоннесской войны простирались до 30—40 тысяч талантов[138]. В мирное время, в пору расцвета, обороты, разумеется, были больше. «Афиняне отличаются склонностью к новизне, быстры в замыслах и исполнении, – такую характеристику их влагает Фукидид в уста коринфян (I, 70), – они смелы, склонны к риску и среди опасностей полны надежд». Эти качества, предприимчивость и кипучую деятельность проявляли афиняне и в торговле. «Они подвижны и непоседливы, – говорят те же коринфяне об афинянах у Фукидида, – ибо и отсутствием думают что-либо приобрести».
Деньги, капитал становятся еще более могучим фактором экономической жизни, нежели прежде[139]. Обыкновенный процент в то время равнялся 12, а в случаях, сопряженных с риском, – 20—30 и более. Знатные афиняне стали все чаще и чаще вкладывать свои средства в разного рода предприятия. Самым богатым афинянином во времена Перикла считался Каллий, обладавший состоянием в 200 талантов; состояние Никия оценивалось в 100 талантов. Для той поры это были большие средства; состояние в 8—10 талантов считалось значительным. Для ежедневного содержания одного человека достаточно было 1 обола. Гелиаст у Аристофана – следовательно, в эпоху Пелопоннесской войны – говорит, что на свое жалованье в 3 обола он должен содержать семью, «иметь хлеб, и дрова, и приправу». Во времена Сократа содержание семейства из четырех лиц обходилось около 400 драхм в год. Сам Сократ, как известно, считавшийся человеком небогатым, у Ксенофонта[140] оценивает свое имущество, включая дом, в 5 мин.
Земельная собственность была значительно раздроблена. Участок стоимостью в 1 талант в эпоху Пелопоннесской войны казался большим; владения, даже старинных знатных фамилий, редко превышали 300 плетров; зато часто упоминаются участки ценой всего в несколько сотен драхм[141]. Земледелие в не отличавшейся плодородием Аттике все более и более уступало место другим отраслям. Местного хлеба не хватало, да он и не мог конкурировать с дешевым привозным хлебом. Площадь земледелия уменьшалась. Развивалась культура оливок, давно уже являвшихся главной статьей вывоза, винограда и овощей. На тогдашних амфорах нередко встречается изображение сбора оливок, например, с надписью, перед сбором: «Отец Зевс, дай мне разбогатеть!» и после сбора: «Уже, уже переполнилось!» – причем изображен юноша, указывающий на полный сосуд и по пальцам считающий доход[142]. Более крупные землевладельцы обрабатывали землю больше для собственных потребностей. Остальное население нуждалось в привозном хлебе. На месте, в Аттике, производилось всего 400 000 медимнов, а привозилось (в IV в.) вдвое больше – 800 000 медимнов. Государство тщательно следило за хлебной торговлей и регулировало ее. Вопрос о снабжении хлебом и хлебных запасах составлял один из обычных предметов обсуждения в народном собрании. Суда с хлебом должны были направляться в Пирей; одна треть ввоза могла быть потом отправлена дальше, а две трети доставлялись в Афины. Государство вело борьбу с хлебными торговцами и скупщиками; под страхом смертной казни запрещалось одному лицу приобретать сверх положенного количества хлеба. На хлеб существовала такса. Были особые должностные лица, на обязанности которых лежало наблюдение за ценами, за хлебной торговлей и рынком.
Как уже сказано, Аттика существовала главным образом привозным хлебом, и этот хлеб, особенно пшеница, получался преимущественно из Припонтийских стран, с которыми давно уже были тесные торговые связи. Кроме хлеба, оттуда шли в Афины соленая рыба, лен, пенька, смола, строевой лес, шкуры, воск, мед, даже рабы, а из Афин отправлялись туда в свою очередь глиняная посуда, масло, предметы роскоши, разные безделушки. Афинские союзники тоже находились в торговых сношениях с берегами Понта. Понятно, как важно было для афинян обладание проливами Геллеспонтом и Фракийским Босфором; понятны и мотивы той экспедиции в Понт, которую предпринял Перикл (вероятно, в 30-х гг. V в.) во главе большого и блестящего флота: она должна была еще более упрочить торговые связи с Припонтийскими странами, поддержать тамошних греков, поднять значение и авторитет Афин, показав воочию во всем блеске их силу и могущество на море. Припонтийские города введены были теперь в сферу афинского влияния. Но во времена Перикла фороса с них не взималось: попытка обложить их данью принадлежит уже его преемникам[143].
Вообще во внешней политике программа Перикла состояла в упрочении и охранении существующего и в подготовлении средств к будущей борьбе со Спартой – борьбе, которую Перикл предвидел. Это была политика сосредоточения сил. Перикл был враг рискованных предприятий, и в то время как демос хотел снова вмешаться в дела Египта и вступить в решительную борьбу с Персией, в то время как многими овладела уже, по выражению Плутарха, «несчастная и роковая страсть к Сицилии», а некоторые грезили даже об Этрурии и Карфагене, он всячески старался удерживать афинян от подобных стремлений и от политики приключений. Перикл выступил даже с планом национального общеэллинского конгресса из представителей греческих городов, как европейских, так и азиатских, как больших, так и малых, для совещания по вопросам, касающимся культа, и «о соблюдении мира и безопасном для всех плавании по морю»
