История афинской демократии - [45]

Наравне с гелиэей, особенно на первых порах, в V в. наследником прав ареопага был Совет 500. Совет этот, состоявший, как было раньше упомянуто, из представителей демов и являвшийся своего рода микрополисом, не говоря уже о принадлежавшей ему докимасии булевтов и архонтов, имел полное право, по словам Аристотеля, наказывать денежным штрафом, заключать в тюрьму и казнить, судить большую часть властей, особенно тех, которые заведовали деньгами, принимать частные жалобы на должностных лиц в случае отступлений от закона. Но впоследствии – вероятно, раньше конца V в. – во всех упомянутых случаях совет лишился права постановлять окончательное решение сверх известного предела, и введена была апелляция в дикастерии. Таким образом, дальнейшее развитие демократии состояло в ограничении власти совета и в расширении за его счет компетенции гелиэи и экклесии. В IV в., например, право совета налагать штрафы ограничено было 500 драхмами. Кроме того, мы уже видели, что совет не мог задержать гражданина, если тот представлял трех поручителей из своего класса, за исключением случаев государственного преступления или неисправности по сбору доходов. Совет принимал меры против государственных преступников, решал такие дела в пределах своей компетенции или донесения о них передавал в суд и народное собрание. Во многих случаях совет действовал совместно с присяжными, например, когда дело шло о раскладке фороса или о новом законе, и представлял свое предварительное заключение, пробулевму. Совет и гелиэя являлись иногда как бы представителями всего государства; в качестве таковых члены совета, булевты, и гелиасты дают, например, клятву в одном дошедшем до нас договоре с Халкидой[102]. Ведению совета, как было раньше упомянуто, вообще подлежали все отрасли государственного управления, не исключая и финансов. Совет являлся центральным органом государственного управления, в лице пританов заведуя всеми текущими делами. Его ведению подлежали, например, изыскание источников государственных доходов, отдача разных статей на откуп, взыскание государственных долгов, прием пожертвований на государственные цели, докимасия бедных, имевших право на пособие. Совет имел надзор за общественными постройками, святилищами и празднествами, за конницей и впоследствии за молодыми афинянами (эфебами), за триерами, верфями и доками и заботился о постройке и снаряжении новых судов. Совет заведовал сношениями с другими государствами, принимал и вводил послов в народное собрание.

Предварительное заключение или определение (пробулевма) совета было необходимо и для народного собрания[103]. Таким образом, совет являлся подготовительным, совещательным и вместе с тем исполнительным органом народного собрания, получая иногда особые полномочия. Он же служил посредником в отношениях между должностными лицами и народным собранием.

Державным господином в Афинах был демос, и народному собранию принадлежали верховные права. Оно решало вопросы, касающиеся государственного строя, войны и мира, войска и флота, безопасности страны и снабжения ее хлебом, государственных средств и налогов, построек, культа и проч.; оно сносилось с другими государствами, заключало договоры, выбирало должностных лиц, предоставляло особые преимущества и награды отдельным лицам и общинам, иногда само судило по обвинению в государственном преступлении (исангелия), иногда передавало такие дела в суд присяжных, обсуждало законодательные вопросы, производя, как мы видели, «голосование законов» и предоставляя решение по существу о принятии новых и отмене старых законов комиссии номофетов, и т. д. Чем более развивалась демократия, тем больше расширялась компетенция народного собрания, росло его влияние и значение. К нему впоследствии переходит и решение таких дел, которые, собственно, подлежали ведению совета и гелиэи. То различие между псефизмами и законами, о котором мы говорили, стало утрачиваться. Масса все более и более присваивала себе непосредственную власть и всем распоряжалась посредством псефизм. Так было потом, в эпоху разложения и упадка афинской демократии; в пору расцвета державный демос себя ограничивал: над ним стоял закон…

Собрания бывали очередные, регулярные, сначала по одному, а впоследствии по четыре в каждую пританию, и чрезвычайные. Для каждого из очередных собраний установлены были известные категории дел. Например, в первом собрании рассматривались действия должностных лиц, обвинения в государственном преступлении, доклады о конфискации имуществ, вопросы о безопасности страны и о «хлебе», происходило «голосование (эпихейротония) законов»; во втором принимались просьбы; в третьем и четвертом обсуждались прочие дела, причем полагалось не более трех дел, касающихся культа, трех – по внешним сношениям и трех – по остальным вопросам; в шестую пританию ставился вопрос об остракизме и т. д. Чрезвычайные собрания созывались по мере надобности и предметы обсуждения в них были в зависимости от обстоятельств.

Созывались народные собрания пританами, которые и председательствовали в них, имея эпистата во главе (впоследствии – проедры со своим эпистатом). Делопроизводством заведовал секретарь совета, имевший, разумеется, вообще немало влияния на ход дел. «Программа» очередных собраний должна была быть объявлена за пять дней. Для всех дел требовалась «пробулевма» совета; заседание и начиналось с ее прочтения; закон не допускал вносить что-либо в экклесию без предварительного рассмотрения и отзыва совета. Поэтому обычная формула вступления в постановлениях народного собрания, дошедших до нас в большом числе в виде надписей, гласит: «Совет и народ решил в пританию такой-то филы, такой-то был секретарем, такой-то председательствовал, такой-то сказал», т. е. внес предложение, а затем следует текст самого предложения. Иногда обозначается и имя архонта-эпонима (в самом начале или в середине вступления). Если к предложению сделаны были поправки или добавления, то и они вносились, причем называлось лицо, их внесшее. Участвовать в народном собрании, говорить в нем и голосовать мог каждый полноправный афинский гражданин, достигший 20-летнего возраста. Свобода слова, в сущности, была полная, лишь бы оратор не делал предложений, противоречащих закону, не касался предметов, к делу не относящихся, не повторял дважды одного и того же и не позволял себе неприличных выражений или действий. В некоторых случаях, преимущественно когда дело шло о постановлении относительно отдельного лица, в том числе и при остракизме, требовалось присутствие в народном собрании не менее 6000 граждан. Обыкновенно бывало гораздо меньше. Большей частью присутствовали горожане. У Ксенофонта