История афинской демократии - [31]

Есть известие, что Клисфен учредил и новую финансовую должность – аподектов, тоже в числе 10, в руках которых сосредоточил все денежные получения и выдачи, под наблюдением Совета 500[80].

С введением новых территориальных единиц: фил, триттий и демов – прежние навкрарии теряли смысл, всякий raison d'etre, и Аристотель прямо говорит, что Клисфен учредил демы вместо навкрарий и что поставленные во главе них демархи имели те же обязанности, что и прежние навкрары (Ath. Pol., 21). Этому противоречит свидетельство другого источника[81], по которому Клисфен увеличил число навкрарий до 50 (вместо прежних 48), сообразно числу новых фил. Как бы то ни было, но о навкрариях после Клисфена мы ничего не слышим, и если они им не были упразднены, то, во всяком случае, просуществовали недолго после него – никак не долее организации афинского флота Фемистоклом.

Но установленной Клисфеном демократии и свободе Афин в будущем могла грозить опасность – могли быть попытки к тирании. Существовал афинский закон, который за такие попытки грозил самому виновнику и его роду атимией, лишением чести и гражданских прав или объявлением вне покровительства законов. Но мы не знаем в точности, когда издан этот закон. Зато несомненно Клисфену принадлежит введение остракизма, который, как известно, состоял в том, что в особом народном собрании каждый присутствовавший афинянин писал на черепке[82] имя того лица, которое казалось ему опасным для спокойствия государства, и тот, чье имя оказывалось начертанным на большинстве черепков, должен был удалиться на время в изгнание. По-видимому, первоначально остракизм имел целью предотвратить тиранию и направлен был против попыток к ней, против друзей тиранов. Но впоследствии он изменил свое назначение и получил другой смысл, на который указывают некоторые исследователи[83], сравнивающие эту меру со сменой министерств или с вотумом недоверия в конституционных государствах и видящие настоящую цель остракизма в удалении вождя одной из борющихся партий, чтобы очистить поле для деятельности противнику. И в самом деле, опасаться тирании впоследствии, например в эпоху Кимона и Перикла, было нечего, и остракизм тогда действительно служил средством для прекращения политической борьбы, для выхода из нее: когда борьба достигала крайнего напряжения и обе стороны, казалось, были равносильны, когда не виделось исхода, остракизм решал, кто из борющихся противников должен уступить, чье влияние и чья политическая программа должны окончательно восторжествовать. Но мы знаем в истории немало примеров того, как придуманные законодателем меры получают не то значение, какое имелось в виду первоначально, и ведут к неожиданным последствиям. Так и остракизм мог изменить впоследствии свое назначение. Что это так, доказывает и его начальная история.

По словам Аристотеля в «Афинской политии», остракизм введен был Клисфеном в числе тех новых законов, которые сообщили афинскому строю более демократический характер сравнительно с Солоновой конституцией. Но он долго не применялся, ибо афиняне, «по обычной для демоса кротости» (интересное замечание в устах Аристотеля, вообще далеко не сочувствовавшего демократии), позволяли друзьям тиранов, не замешанным в смутах, жить в городе. В первый раз они воспользовались законом об остракизме только спустя два года после Марафонской битвы, в 488/87 г., «когда демос был уже смелее». Первый, подвергшийся остракизму, был родственник Писистрата, Гиппарх, сын Харма, «вождь и простат» друзей тиранов, из-за которого, собственно, Клисфен будто бы и издал свой закон. Вообще в течение трех лет посредством остракизма изгоняли лишь «друзей тиранов». К удивлению, в числе их мы встречаем члена фамилии Алкмеонидов: после упомянутого Гиппарха подвергся остракизму Мегакл из Алопеки. Но затем стали удалять и других, кто казался слишком могущественным. Первым из таких лиц, не причастных тирании, подвергся остракизму Ксантипп – отец Перикла, будущий победитель при Микале.

Еще в древности в применении остракизма, этого «глиняного бича», по выражению одного автора, усматривали как скрытый мотив, зависть и нерасположение к тем, кто выдавался, кто был могуществен, видели стремление к поддержанию равенства, к нивелировке, свойственное демократии. Аристотель в своей «Политике» (1284 а 20 сл.) прямо говорит, что удаляли тех, кто казался слишком могущественным по своему богатству, или числу сторонников, или политическому влиянию. Но для правильной оценки остракизма нужно иметь в виду те формальности, которыми был обставлен этот «суд черепков». Вопрос о применении остракизма не мог быть поднят во всякое время, в любом народном собрании: вопрос этот возбуждался в определенный лишь срок, в обычном собрании в 6-ю пританию, и предлагался сначала в общей форме – признают ли граждане необходимым в данном году прибегнуть к остракизму? В случае лишь утвердительного ответа назначалось особое экстренное народное собрание, в котором и происходил «суд черепков». Для его законности требовалось присутствие не менее 6000, и граждане собирались тут по филам. Наконец, изгнание посредством остракизма было в сущности почетным удалением: честь удаляемого не страдала, право гражданства и имущество не отымались; изгнание ограничивалось 10 годами, а чаще еще до истечения этого срока изгнанника возвращали в Афины, и он снова мог занять влиятельное и почетное место среди граждан.