Историография старообрядчества - [2]

Мой настоящий очерк имеет ограниченную задачу: я излагаю историографию Русской Православной Церкви и — вкратце — историографию старообрядчества (по-старому "раскола") и не касаюсь необъятного множества изданий первоисточников русской церковной истории, богословских сочинений, обширной области церковного искусства (архитектуры, живописи и пения) и истории русского сектантства (старообрядцы не включаются в понятие сектантов)…. "

Пушкарев Сергей Германович Историография старообрядчества

Прежде чем представить читателю краткий очерк историографии старообрядчества, надлежит напомнить о тех религиозно-обрядовых разногласиях, которые раскололи Русскую Церковь в середине XVII века, и о религиозно-национальной психологии русского общества того времени, которая сделала этот раскол возможным (или неизбежным).

Перечислим те богослужебно-обрядовые особенности, которыми отличалась старая вера от текстов и обрядов, которые были приняты Православной Церковью после исправления Патриархом Никоном (по греческим образцам) церковно-богослужебных книг.

Двуперстное (а не трехперстное) крестное знамение. Сугубая, то есть двойная (а не тройная) "Аллилуия". Имя Христа Исус, а не Иисус. Литургия должна совершаться на 7 (а не на 5) просфорах. Во 2-м члене Символа веры: "…Иисуса Христа, Сына Божия, рожденна, а не сотворенна", союз "а" выпущен. В 7-м члене Символа веры о Сыне Божием: "…Его же царствию несть конца" (по исправлении"…не будет конца"). В 8-м члене Символа веры: "…в Духа Святаго, Господа истиннаго и животворящаго" (слово "истиннаго" выпущено). В пасхальной молитве: "…смертию на смерть наступи" ("…смертию смерть поправ"). В молитве о водосвятии: "…освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем" (слова "и огнем" выпущены).

Богослужение должно совершаться только по старым (дониконовским) книгам. При хождении крестного хода вокруг церкви надлежит идти "посолонь", по солнцу, то есть с востока на запад, а не наоборот.

Были еще некоторые отличия в числе поклонов при богослужении, в церковных облачениях, в иконописании. В области бытовой старообрядцы отрицали и порицали подражание западным обычаям и одежде — брадобритие, курение табаку и т. д. В области церковно-общественной жизни старообрядцы считали пороком господствующей Церкви назначение приходских священников епархиальной властью в отмену прежнего обычая выбора кандидатов во священство прихожанами.

Для современного читателя может казаться странным: как могли столь незначительные различия в текстах и обрядах породить непримиримый раскол и вековую междоусобную вражду и борьбу в Российской Церкви и государстве? Здесь надо прежде всего указать на две особенности национально-религиозной психологии московского общества ХVI-ХVII веков.

Русское благочестие этого времени, по признанию и церковных, и светских историков, носило более внешнеобрядовый, чем религиозно-нравственный характер.

По выражению популярного историка середины XIX века Н. И. Костомарова, "Православие действовало на русского человека не в качестве учения, а в качестве обычая", и его бережно сохраняли как обычай, унаследованный от предков и неизменяемый ("во веки веков"). Или, по выражению выдающегося историка Русской Церкви Е. Е. Голубинского, "раскол старообрядчества возник у нас из-за того, что предки наши приравняли обряды и обычаи церковные к догматам веры", и на это "обрядоверие" как на характерную черту древнерусской религиозности постоянно указывают историки [1].

Кроме обрядоверия весьма важной чертой религиозно-национальной психологии московского церковного общества в XVI и в первой половине XVII века было убеждение в величии и святости Русской земли. С середины XV века Русская Церковь, бывшая дотоле формально одной из митрополий под властью Константинопольского Патриарха, стала независимой от Церкви Греческой, а государство Московское переживало в ХV-ХVI веках полосу огромных внешнеполитических успехов: свержение татарского ига, объединение всех территорий Великороссии под властью Московского государя, завоевание огромной территории трех татарских царств — Казанского, Астраханского и Сибирского. Авторитет Церкви Греческой значительно упал в глазах Москвы после присоединения ее к Флорентийской унии (1439), а взятие Константинополя турками (1453) рассматривалось в Москве как Божие наказание Византии, впавшей в "латинскую ересь". Ныне все православные царства на Балканах стали провинциями Турецкой империи, а Восточные Патриархи — рабами турецкого султана. Тогда на Руси возникает гордая теория: после падения Второго Рима — Византии — Москва становится Третьим и Вечным Римом ("а четвертому не быть"), становится главою и покровителем всего Православия, а Русь признается и характеризуется как Святая Русь, как избранный Богом "новый Израиль" и как единственная хранительница истинного Православия во всей его непорочной чистоте (совокупность этих идей ярко выражена в писаниях основателя и апостола старообрядчества протопопа Аввакума).

Связь Москвы с Православным Востоком не прекращается, но она получает совершенно иной характер: греческие иерархи и другие духовные лица часто приезжают в Москву, но не как наставники и учители, а как просители и получатели "государевой милостыни". Мало того, в Москве подозревают, что греческое Православие, и в частности богослужебная практика, "испорчены" под влиянием "латинской ереси" и турецкого порабощения. Естественно, пишет Н. Ф. Каптерев, что церковная реформа Никона (то есть исправление текстов и обрядов по греческим образцам) "должна была нанести смертельный удар исторически сложившимся представлениям русских о своем религиозном превосходстве над всеми другими народами, и в частности над греками", и "вызвала в приверженцах и поклонниках русской церковной старины сильный протест".