Истории замка Айюэбао - [93]

Этой ночью Чуньюй Баоцэ спал мало, но встал вовремя. Приведя перед зеркалом в порядок лицо и аккуратно одевшись, он отправился на завтрак. Он выпил двойной кофе и пораньше двинулся в мансарду, в штаб-квартиру. Всюду стояла тишина. Он медленно подошёл к полкам с книгами в переплётах из воловьей кожи, при взгляде на них ощутив внутри тяжесть, будто только что съел целый говяжий стейк. Он проворно разделся и, голышом прыгнув в гигантское джакузи, томно распластался на поверхности воды. В этот момент ему вспомнился тот фрагмент про песочные ванны в Цзитаньцзяо. Ругнувшись, он вылез из джакузи, небрежно набросил на себя халат и с сигарой в зубах уселся на стул. Секретарь Платина постучал по ширме и, высунув голову, доложил о приходе Колодкина. Получив позволение войти, Колодкин, подобострастно согнувшись, обогнул ширму. Спина его блестела, словно от влаги. Присесть было некуда, и он остался стоять — согнувшись, акая и хмыкая.

— Что ты там бормочешь? — обратился к нему Чуньюй Баоцэ.

— Я пришёл за вашими указаниями, председатель.

Чуньюй Баоцэ расставил ноги, и стул под ним заскрипел.

— Нет у меня никаких указаний. Я хотел рассказать тебе о своих впечатлениях после прочтения.

Зачарованно глядя на нижнюю часть туловища хозяина, Колодкин откликнулся:

— Я готов почтительно внимать.

— Помнится, однажды в конце года я задумал устроить конкурс и выбрать среди работников корпорации главного умельца пускать ветры.

— Угу-угу, помню, было такое. — Колодкин перевёл взгляд на лицо хозяина, едва не задев лбом сигару во рту Чуньюй Баоцэ.

— Так вот, я думаю, мне действительно стоит этим заняться, и победителем я объявляю тебя.

У Колодкина задрожали губы, он попятился. Чуньюй Баоцэ стукнул по подлокотникам:

— То, что произошло на пляже между У Шаюанем и Оу Толань, — ты это своими глазами видел? Если не видел и у тебя нет свидетелей, то это наглая клевета, и она тебе даром не пройдёт! Пора бы уже понимать, что клевета — это тяжкое преступление! — Грудь его вздымалась и опускалась, он тяжело дышал, халат на нём распахнулся, обнажив мокрое тело. От внезапной вспышки хозяйского гнева Колодкин выпрямился и едва не опрокинулся на пол.

— Дело… дело вот как было, председатель. Гендиректор велел мне описать всё как можно детальнее…

— Искажать факты тоже он вам велел?

— Нет, такого не было. Это всё Очкастый, это он писал, он сказал, что фантазия в разумных пределах только на пользу.

— Ну и наглец! Что угодно испохабит! Ступай и высеки его по голой заднице! Пошёл вон!

Колодкин заковылял к выходу, а Чуньюй Баоцэ всё ещё кипел от негодования. Он испытывал самый настоящий стыд перед Оу Толань.

— Это в корне противоречит правилам игры, — забормотал он. — Что до вас, господин У, то перед вами с вашей фальшивой интеллигентностью мне ни капельки не стыдно. Остаётся надеяться, что вы хотя бы будете следить за своим поведением. Вымахал в тощего дылду, и самомнения выше крыши, страдалец-горемыка. Бросить бы камень в крысу, да боюсь перебить посуду, но и ты не переборщи.

Подняв глаза, он увидел, как откуда-то с северо-востока выплыло разноцветное облако тумана. Оно сразу же привлекло его внимание. Он нажал на красную кнопку, и к нему поднялся пыхтящий в одышке Платина.

— Что это там такое? — Чуньюй Баоцэ указал на окно.

Секретарь приставил к глазам руку козырьком и пригляделся:

— Да вряд ли что-то интересное, наверное, какая-нибудь контора салют устроила.

Чуньюй Баоцэ больше ничего не сказал. Он вспомнил происшествие шестилетней давности на принадлежавшем корпорации химзаводе, когда многие погибли или получили отравление вследствие утечки ядовитого газа.

Он снова заговорил, но очень тихо, так как до этого уже сорвался, выплеснув гнев на Колодкина:

— Свяжись с теми двумя секретарями в городе, скажи, что мы приглашаем их на банкет.

— Когда?

— Сегодня вечером.

Платина уже отошёл на несколько шагов, когда хозяин снова его позвал:

— Не Чуньюй Фэньфан, а я приглашаю.

— Понял.

2

— Я должен был стать крупным писателем или страстным сердцеедом. Но, к сожалению, жизнь моя полна забот, и я не добился ни того, ни другого. В конечном счёте я стал только «исследователем-любителем» в области чувств, — говорил Чуньюй Баоцэ сидящей рядом Куколке, сжимая руль своего старенького джипа.

Едва выехав на дорогу, ведущую вниз по склону, машина отчаянно затряслась. Он выбрал небольшую тропу, так как это был кратчайший путь. Куколка изумлённо воскликнула:

— Да на всём свете не найдётся автора, у которого было бы больше сочинений, чем у вас! Бывает, как начну читать, так аж дышать забываю.

— Дышать — это важно, — заметил он.

Куколка улыбнулась. Им предстояло провести вдвоём несколько дней: они отправлялись на остров. Когда он предложил эту идею, у Куколки засияли глаза: не в силах скрыть радость, она нарочито удивлённо спросила:

— Зачем нам туда?

— Там, на острове, есть кое-что.

Она не стала уточнять, какое такое «кое-что», ей это было не нужно. Внезапный энтузиазм председателя совета директоров ничуть её не насторожил, их редкие совместные вылазки стали дорогими сердцу воспоминаниями. Усадив лишь её одну в свой потрёпанный, но послушный джип, он сел за руль; они делали остановки там, где желала душа, устраивали пикники, лакомились деликатесами, болтали о том о сём, шутили, высмеивая весь мир. Она наконец открыла для себя весёлого и непринуждённого Чуньюй Баоцэ, который изумляет и дарит удовольствие от общения с ним. Настроение этого человека, то пасмурное, то приподнятое, его неожиданные искренние излияния на многое открыли ей глаза, словно она непрерывно любовалась сменяющими друг друга живописными пейзажами. В пути она расширяла свои познания о сидящем рядом мужчине. Чтобы поездка прошла как по маслу, она заранее в короткий срок произвела сборы и сложила в дорожную сумку всё необходимое: противозудные мази и дезинфицирующие средства, лёгкие закуски, настольные игры, книги и вино, надувной матрац. Сумку погрузили в багажник, и мужчине достаточно было протянуть руку, чтобы извлечь оттуда всё что угодно.