Истории замка Айюэбао - [48]

Она встала и подошла к узкому и длинному деревянному столику напротив большого стола. На столике стояла маленькая звуковая колонка. Склонившись над колонкой с мобильником, она предложила:

— Давайте послушаем одну запевку.

В тот момент, когда Оу Толань уселась на прежнее место, из колонки зазвучала запевка, громкость которой нарастала. Все присутствующие сосредоточились и воодушевились. Запевка исполнялась большим количеством голосов, поэтому звучала внушительно. Председателю Чуньюю это сильно напоминало сценическое выступление: тональность становилась то выше, то ниже, в исполнении смешивались декламация и пение — сначала громкое, даже разнузданное, оно переходило в крик, а потом сменялось тихим речитативом, низкие интонации чередовались с высокими, медленный темп — с быстрым, затем вновь поднималась волна, и голоса становились выше, переходя в громкие завывания. Запевки исполнялись, конечно же, грубыми голосами тех молодцев, что круглый год промышляют на побережье, голосами пропахших рыбой мужчин, постоянно вступающих в борьбу с ветром и волнами. Этот клич словно перенёс его в юность; ему казалось, будто он снова очутился в каменоломне и слышит вопли и крики рабочих…

«Вторая Барышня, ах ты пташка, но и не пташка… Увы и ах! Увы и ах!» — то и дело выводил хор, а за этой фразой следовали аккорды и вздохи. Первую часть, судя по грубому голосу, проревел какой-то здоровяк, вторую часть подхватил хор. «Увы и ах» пропели все вместе с усиленным ритмом, будто кто-то бросал камни на влажный песчаный берег. «Раз-два — взяли! Снова взяли! Снова взяли! Снова взяли!» — выкрикивали из колонки снова и снова, настойчиво, возбуждённо, изо всех сил, всё в том же порядке: один запевал, остальные подхватывали. «Вперёд, вперёд, к устью пойдём! Ай-цзай! Ай-цзай!» Уже сменилось несколько запевок, но ритм выкриков и тональность оставались прежними, только содержание немного менялось. Но вот выкрики на время стихли, и началась запись, явно отличающаяся от предыдущих. В ней также упоминалась Вторая Барышня, но тональность была совсем другая. Это ключевое обращение в первой фразе запевалы звучало намного пронзительнее и протяжнее, а голос был в разы звонче, в нём были слышны шутливые интонации; в предыдущих же запевках грубый голос звучал жёстко, неистово и дерзко, и так вплоть до последнего аккорда. Запевки делились на категории в зависимости от того действия, которое они сопровождали, — «забрасывание сетей», «вытаскивание сетей», «сворачивание сетей», «переноска сетей», и различались они не только содержанием, но и ритмом, манерой запевать и подхватывать.

Все присутствующие погрузились в звучащие выкрики, и даже когда колонка замолчала, они ещё долго не могли прийти в себя. У Шаюань, который, конечно, уже слышал их раньше, пояснил гостям:

— У Оу Толань полно таких записей, за весь день не переслушать.

Старый Сом, раскрыв рот, глубоко вдохнул и с победоносным видом обратился к Чуньюй Баоцэ:

— Теперь поняли, что к чему? Глаза-то раскройте!

Чуньюй Баоцэ молчал. Он поднял голову и встретил тёплый взгляд Оу Толань.

— Вот это да! До чего же величественные запевки! — воскликнул он. — Я впервые такое слышу! Как вы это записывали? Прямо здесь, в деревне?

Оу Толань кивнула:

— Да, в здешних рыбацких деревнях. Та, которая самая длинная, записана в Цзитаньцзяо, этим я обязана главе У, он обратился к старикам, которые раньше занимались рыболовством, попросил их найти какую-нибудь ненужную большую сеть и показать, как они в своё время ловили рыбу. Сколько хлопот я ему доставила…

Старый Сом мельком взглянул на Чуньюй Баоцэ:

— Поди, пришлось уйму денег заплатить, без денег-то старики не стали бы ничего показывать.

— Одни деньги у тебя на уме! — скривил губы У Шаюань.

Оу Толань улыбнулась:

— Конечно же, я хотела отблагодарить их деньгами, но господин У не разрешил, он потом сам угостил стариков вином.

Старый Сом расхохотался.

— Я бы хотел попросить вас, как учёного-фольклориста, рассказать мне о Второй Барышне… — обратился Чуньюй Баоцэ к Оу Толань.

Та перестала улыбаться:

— Я так же, как и вы, в своё время задалась вопросом, кто стоит за этим постоянно упоминаемым именем. В здешних краях без неё не обходится ни одна запевка, но никто не может ничего точно сказать — ни кто она, ни откуда взялась, так что я оставила поиски.

— Вы… я бы на вашем месте обязательно докопался до истины. — Чуньюй Баоцэ взглянул ей прямо в глаза.

В её взгляде блеснуло одобрение, и она посмотрела на сидевшего рядом У Шаюаня:

— А может, и правда стоило это сделать! Как думаешь?

Глаза У Шаюаня за стёклами очков казались преувеличенно большими и в то же время далёкими. Он покачал головой:

— Это сложнее, чем археологические раскопки!

— Это и есть археологические раскопки, — заметила Оу Толань.

Она повернулась к Чуньюй Баоцэ:

— Я знаю, что эта женщина не стареет, ей всегда восемнадцать-девятнадцать лет, не больше. Она живёт у моря уже как минимум тысячу лет, но рыбаки в своих запевках описывают её очень скупо, всё время одной и той же фразой. Удивительно то, что благодаря смене тональностей и интонаций в этих повторах можно вообразить себе гораздо больше, чем говорится в легендах…