Истории замка Айюэбао - [31]

Куколка наблюдала за ним в тусклом свете ламп, но не хотела беспокоить в такую минуту, поэтому продолжала оставаться в тени. Ей не слышно было, что он говорил, но она знала, что он изливал своей любимице душу — как давнему близкому другу. Постояв немного, Куколка развернулась и вошла в примыкающую к стойлу библиотеку. Через десять-пятнадцать минут вошёл и он, видимо, привлечённый светом. Она подняла голову и сразу же заметила в его глазах красные прожилки.

— Когда дует сильный ветер, мне тоже не спится, — она встала.

Он взял у неё из рук книгу, посмотрел и вернул:

— Кое-какие фразы отсюда я помню наизусть, — в доказательство он действительно процитировал несколько строчек.

Хозяин сел, взъерошил волосы и уставился в темноту. Глядя сбоку на его плечи и грудь, она заметила, что ещё несколько дней назад он не был таким худым.

— Осень скоро пройдёт, и старуха — богиня ветра — готовит всё к приходу зимы. — Он горько усмехнулся и продолжил: — Я знаю, что тебя беспокоит. Не волнуйся, этой осенью всё будет нормально.

Он сидел неподвижно, глядя в темноту, и вдруг резко повернулся прямо к ней:

— Послушай, скажи честно, что ты думаешь о тех двоих, которые приезжали из Цзитаньцзяо…

У неё ёкнуло сердце. Она не была готова к такому разговору, однако понимала, что от неё ждут правдивого ответа, и не нужно ничего приукрашивать.

— Один — деревенщина, только вспомните, как он был одет. Да и эта Оу Толань тоже учёностью не блещет.

Он снова горько усмехнулся.

— Они мне очень не понравились, — подчеркнула она.

Он поднялся и стал прохаживаться среди стеллажей, как бы беседуя с самим собой:

— Этот У Шаюань вообще на мужчину не похож!

— Почему?

Подняв голову, он взглянул на неё, но ничего не ответил. Его голос звучал сердито: он был зол то ли из-за уязвлённого в тот вечер самолюбия, то ли из-за какой-то неудачи. Да, он столкнулся с непреодолимой преградой и не знал, как её устранить. Раньше он, подобно мощному дорожному катку, легко разбивал все препятствия вдребезги. Но сейчас этот каток был вынужден остановиться и, хоть и не заглох, всё же с трудом переводил дух. Её так и подмывало сказать без обиняков: в Оу Толань нет ничего привлекательного, а вы просто в каком-то странном замешательстве. Но она побоялась это произнести. Она готова была отдать всё, чтобы спасти этого человека, помочь ему: свои чувства, душу и даже молодость, от которой у неё и так уже мало что осталось. Иногда ей хотелось воспользоваться самым примитивным, но действенным методом: оклеветать эту так называемую фольклористку, но, к сожалению, она ничего не знала об этой женщине. Она представила себе Оу Толань анфас, мысленно оглядела её с головы до ног и попыталась отыскать в ней какие-нибудь изъяны. Лицо, глаза и рот этой женщины складывались в нечто, напоминающее овечью морду. У неё были необычные губы: гладкие, необычайно нежные и чуть полноватые. Да, такие губы способны были увлечь мужчину в мир грёз. Она сбежала из столицы в далёкую деревеньку Цзитаньцзяо для проведения полевых исследований и направляла свои усилия далеко не в нужное русло. Узкий таз и тощий зад не бросались в глаза, но таили страшный соблазн. Работай этот зад в замке Айюэбао — точно не избежал бы хорошей порки.

Куколка не считала, что её отвращение к гостье происходит из ревности, так как поводов для ревности не было. Она думала, что Чуньюй Баоцэ испытывает к этой внезапно объявившейся женщине не более чем простое любопытство, ведь новое и необычное всегда необъяснимо волнует. Образно говоря, он просто увлёкся. Однако за три года жизни в замке она сроднилась с этим мужчиной: ей казалось, что они проживали одну жизнь на двоих, и это была уже не просто жизнь бок о бок, это было всё — и физическая, и душевная близость. А значит, ей не нужно было ни к кому его ревновать — впрочем, она бы и не смогла. По ночам ей думалось, что за эти три года, в тесном сплетении холода, страданий и изнурительных усилий, она своими глазами созерцала это покрытое ранами и славой тело властелина, познала его несчастье и отчаяние. Да, она спокойно могла гнать от себя чувство ревности и как следует взвесить все последствия и риски. Она несколько раз за ночь порывалась спросить у него: что, по-вашему, представляет собой самую большую преграду? Это У Шаюань? И если бы получила утвердительный ответ, то сразу же сказала бы: «Что я могу для вас сделать? Вам стоит только распорядиться, я вас не разочарую». Она изнемогала от нетерпения, повторяя про себя: «Стоит вам лишь отдать приказ, и я отправлюсь в Цзитаньцзяо и убью его».

2

Чуньюй Баоцэ хотел придумать прозвища и для этой парочки, но не смог. Раньше ему это удавалось легко: достаточно было взглянуть на человека, и в течение нескольких минут возникало подходящее прозвище, которое было настолько точным и выразительным, что настоящее имя со временем забывалось. Так, например, случилось с генеральным директором по прозвищу Подтяжкин. Он приходился председателю Чуньюю родственником, но на два поколения младше, хотя разница в возрасте составляла у них всего год. Гендиректор отрастил такое внушительное брюхо, что его приходилось поддерживать очень широким ремнём, да и тот с трудом выдерживал, поэтому при первой же встрече хозяин и дал ему прозвище Подтяжкин, позабыв даже, сколь благозвучным было у того настоящее имя — Чуньюй Фэньфан. Пять лет назад для замка подыскали двух стенографисток. Одна, чуть полноватая, белокожая, с небольшой головой и в очках, напоминала жучка — вот за ней и закрепилось прозвище Жучок. Вторая была худощавая, крепкого телосложения, с капельками пота на переносице, и пока хозяин раздумывал, какое бы прозвище ей дать, она, помахивая влажными руками, выбежала из туалета, за что и получила прозвище Писунья.