Истории замка Айюэбао - [22]

— Вам лучше отсюда уйти, тут даже раздумывать не о чем. Что скажете?

— Я ни в коем случае не могу уйти из этого офиса и расстаться со своими книгами.

Это был её окончательный выбор. Сероглазый вздохнул, но настаивать не стал. Какая жалость, сказал он, тогда остаётся только развод.

— Прошу вас внимательно ознакомиться с этим документом и подписать его, чтобы он вступил в законную силу.

Разложив перед ней несколько страниц, он стал водить пальцем по строчкам, показывая важные для неё пункты. Она обнаружила, что, если они разведутся, этот магазин станет её собственностью и между ними не возникнет никаких экономических споров. Её удивила столь счастливая развязка. Сероглазый же добавил:

— Он уверен, что это «закатная» отрасль, которая вскоре перестанет приносить доход, и беспокоится, что в будущем вы лишитесь средств к существованию, поэтому он решил выделять вам пять тысяч юаней ежемесячно и трижды в неделю навещать вас, но теперь уже просто как друга.

Она вскочила как ужаленная:

— Нет, мне не нужны его деньги, и я не хочу, чтобы он приходил ко мне.

— Вы хорошо подумали?

— Хорошо.

— Тогда подпишите здесь и поставьте оттиск пальца.

Глава 3 Неожиданный поворот

1

Впоследствии, под глубоким впечатлением от наставлений поэтов, она всерьёз задумалась о вопросах пола и телесного здоровья, о гормонах и о молодости, а также обо всём, что с этим связано. Ей стало казаться, что она и сама превратилась в мыслителя. Она беспокоилась, не окажется ли пресловутое либидо разрушительным для этого небольшого заведения. Несколько событий, произошедших одно за другим после разрыва с Тощим, лишь усилили и без того нарастающее беспокойство. Разумеется, она понимала, что проистекало оно из повседневной рутины: большую часть времени она проводила одна, а тишина и уединённость неизбежно побуждают человека много размышлять. Увлечённость чтением тоже стимулировала мыслительный процесс: все эти слова и выражения сначала вызывали просто умиление, а затем приклеивались так, что уже не стряхнёшь. Осознав, что книжный магазин теперь её собственность, она ощутила тяжесть на душе. Перед ней теперь стоял конкретный насущный вопрос: как, поддерживая баланс доходов и расходов, получать чистую прибыль. Её беспокоил напор покупателей, но она более или менее научилась его выдерживать. Как раз в эти дни в магазине появились какие-то странные молодые люди. В отличие от большинства покупателей, они придирчиво рассматривали книги на полках и критиковали их в пух и прах, но так ничего и не купили. Их вердикт был таков: столь изысканное место более всего подходит для проведения регулярных поэтических вечеров. Эта необычная инициатива побудила её спуститься на первый этаж. Все, кто находился в торговом зале, замерли и обратились в слух. Один из молодых людей, откинув длинную, как у женщины, шевелюру, вперил в неё свой пронзительный взгляд.

Поэтический вечер решили начать попозже, так как считается, что чтение стихов идеально сочетается со светом ламп. Участники и участницы мероприятия в основном стояли. Длинноволосый юноша с раскрасневшимся, как после выпитого вина, лицом словно по волшебству, всего за десять минут сумел воодушевить собравшуюся публику. Одну за другой он нанизывал восхитительные стихотворные строфы, в которых не было понятно ни строчки. Поэты по очереди представали перед аудиторией. В самый разгар вечера длинноволосый протиснулся к хозяйке магазина и громко произнёс ей на ухо:

— «Ты удивительное создание, ты сводишь с ума, ты — благоухание этого города».

Она ничего не поняла.

— Эти стихи я посвятил тебе, — пояснил он, крепко сжав её руку.

С трудом высвободившись, она заметила, что в глазах юноши стоят слёзы. Дело принимало непредвиденный оборот, и она могла уже различить грохот мотора, запущенного желанием.

— Меня волнуешь только ты, всё остальное мне не важно! — воскликнул он.

Она инстинктивно попятилась. Он снова шагнул к ней и с пафосом добавил:

— Время ступает семимильными шагами, а ты понапрасну тратишь свою молодость!

Протискиваясь через толпу, она попыталась уйти от него, но он следовал за ней по пятам; тогда она хотела улизнуть к себе на второй этаж, но он её опередил и первым взбежал по ступеням. В панике она забилась в угол, но тут увидела туалет и заперлась изнутри. Преследователь принялся колотить в дверь и кричать:

— Впусти же меня скорее, я не могу больше ждать!

Стиснув зубы, она открыла кран, чтобы шум воды заглушил этот срывающийся от нетерпения голос. То была поистине страшная ночь. В царившей неразберихе было утеряно много книг, разбилась кое-какая посуда, а нескольких сотрудниц магазина в суматохе кто-то расцарапал. Но это было только начало. После того вечера обитатели магазина надолго лишились покоя: в магазинчик непрерывно подсовывали эксцентричные любовные послания и убогие подарки, а между стеллажами по полу валялись какие-то пьяные субъекты. Полиция со временем к этому привыкла и перестала реагировать; впрочем, полицейские всё равно со всем этим не управились бы. Потерпев неудачу, Длинноволосый целых полгода непрерывно подбрасывал ей стихи непристойного содержания, причём лексика в них становилась всё грубее. Прочитав один такой стишок среди ночи, она затрепетала от страха. Больше всего на свете её пугали навязчивость и упрямство, а этот парень был очень упрям. Помимо самовосхвалений, он также сопровождал свои стихи иллюстрациями, подчёркивая, что их встреча, предначертанная судьбой, была неизбежна и что в его лице она встретила «человека уникального, какого история ещё не знала». Вечерами она нервничала и кипела негодованием, а иногда, погрузившись в ванну, проводила ночь в слезах в ожидании рассвета. Она вспоминала свои ученические годы в средней школе и студенчество, свою совместную жизнь с Хромым и Тощим и с удивлением убеждалась в том, что нынешние нравы действительно стали крайне распутны — настолько, что она уже не может выдерживать их напора. Она задавалась вопросом, куда катится мир, и была глубоко обеспокоена будущим. Этот Длинноволосый пробудил в ней давно забытое чувство смятения: она знала, что мужчины будут непрерывно вторгаться в её жизнь, и беспокоилась, что с возрастом её станет некому защищать.