Истории Темной Стороны - [41]

— Здесь нет ничего ужасного, — раздражённо ответил он. — Вы здесь, чтобы увидеть нечто замечательное.

И наконец, мы увидели то, к чему так долго добирались. Одинокий пучок света вонзался вниз, мерцая и сверкая, будто прожектор с Небес, словно проявлял интерес сам Бог. Это освещение падало на одну определённую машину, окружённую рядами и рядами роботов. Они танцевали вокруг машины, широкими взаимосвязанными кругами, каждое их движение было невероятно плавным, изящным и совершенно нечеловеческим. Они двигались под слышимую лишь им музыку, вероятно, музыку, которую только они понимали, но в их танце не было никаких человеческих эмоций или чувственности. Это мог быть танец почитания, триумфа, восторга, или чего-то, что только робот мог знать и чувствовать. Роботы танцевали и звук их металлических ног, стучащих по хрустальному полу, был почти невыносимо ужасен.

Копек осторожно провёл нас через ряды роботов и сразу же они начали петь высокими звенящими голосами, словно хор металлических птиц, с совершенной гармонией и модуляциями, которые граничили с мелодией, но никогда не переходили в неё. Словно машины прикидывались людьми, делая то же, что и люди, не понимая, зачем это делать. Мы миновали последних роботов и наконец… там был Фрэнк, любимый муж Лайзы, занимающийся сексом с компьютером.

Компьютер был размером с дом, покрытый всяческими экранами и индикаторами, но без явных средств управления, с огромными деталями, постоянно поворачивающимися и скользящими друг по другу. Он состоял из металла, хрусталя и других вещей, которые я даже не распознал. У его подножия имелась вытянутая полость, словно большой вертикальный гроб и в этой полости находился Фрэнк Барклай, подвешенный в медленно пульсирующей паутине труб, проводов и кабелей, обнажённый, впавший в экстаз, восхищённый. Лайза издала низкий, болезненный звук, словно от удара.

Пах Фрэнка скрывался за скоплением машинных деталей, беспрерывно двигающихся, скользящих над и вокруг него, словно рой металлических пчёл, карабкающихся друг по другу в стремлении добраться до него. Словно металлические личинки в нанесённой самому себе ране. Толстые полупрозрачные трубы входили в его брюшную полость и странные жидкости втекали и вытекали из него. Тут и там части его обнажённого тела удалялись, показывая кости и органы, постепенно заменяемые новыми механическими аналогами. Не было ни кровотечений, ни ран. Одна бедренная кость была открыта сверху донизу, оканчиваясь с одной стороны костью, а с другой — металлом и уже было невозможно сказать, где кончается одно и начинается другое. Металлические прутья входили и выходили из плоти Фрэнка, скользя взад и вперёд, никогда не останавливаясь. Снаружи и внутри его мигали огоньки, ненадолго просвечивая его кожу насквозь и в этой коже проводов виднелось не меньше, чем кровеносных сосудов.

Компьютер поднимался и опускался, и постанывал в ритме с вещами, входящими и выходящими из обнажённого тела Фрэнка, стальная поверхность машины раскраснелась и была усеяна бисеринками пота. Оно издавало… оргазмические звуки. Лицо Фрэнка было искажённым и сморщенным, кожа туго обтянула кости, но его глаза ярко светились счастьем, а улыбка полнилась ужасающим удовольствием. Кабели пронизывали его кожу, а металлические детали — тело и он наслаждался этим. Один кабель углубился в его левую глазницу, заменив глазное яблоко, прокладывая себе путь по доле дюйма за один приём. Фрэнка это не волновало. Он дрожал и трясся в конвульсиях, когда эти штуки скользили внутрь и наружу, навсегда изменяя его и он любил каждую часть этого, до последней крупицы.

Лайза стояла перед ним, слёзы тихо и незаметно катились вниз по её опустошённому лицу.

Я обратился к Барри Копеку. — Он умирает?

— И да, и нет, — ответил Копек. — Он становится чем-то другим. Чем-то чудесным. Мы возвышаем его, трансформируем его в живой элемент, способный стать хозяином машинного сознания. Живое и неживое тело, для Искусственного Интеллекта из будущей временной линии. Он прибыл в Тёмную Сторону через Временной Сдвиг, скрываясь от могущественных врагов. Он хочет познать грех, а, особенно, жаркие и потные плотские ощущения. Он хочет узнать то, что знаем мы, люди и считаем само собой разумеющимся — всё многообразие радостей секса. Вместе Фрэнк и компьютер научат друг друга совершенно иным формам наслаждения. Он научит машину всем оттенкам эмоций, чувственности и тончайших удовольствий упадка. В свою очередь, машина научит его совершенно иным областям восприятия и понимания. Человек станет машиной, станет больше, чем машина, станет живым бессмертным компьютером. Металлический мессия новой Эры…

Лицо Копека наполнилось предвосхищением фанатика своей идеологии. — Почему люди ограничены быть только людьми, а машины — только машинами? Человеческое и нечеловеческое объединятся вместе, чтобы стать чем-то, намного превосходящим их обоих. Но, как и вся новая жизнь, это начинается с секса.

— Сколько было других? — спросил Мёртвый Мальчик. — До Фрэнка?

— Сто семнадцать, — ответил Копек. — Но Фрэнк — другое дело. Он не просто верит. Он жаждет этого.