Истории, рассказанные вчера - [11]

Одну такую историю я от бывшего одноклассника Васи Мирошниченко знаю.

Я только восемь классов закончила, дальше меня мама в школу не пустила, домашним хозяйством заниматься заставила. Я и в кино в первый раз в семнадцать лет пошла, а до этого ничего, кроме ухода за скотом и кухни, не знала.

У Васи иначе сложилось: он среднюю школу закончил, потом в армию уехал.

Жил он вместе с бабушкой: родители его во время «ежовщины» исчезли — они крупные посты в Москве занимали, — а Вася как раз у бабушки в Крыму отдыхал, о нем забыли.

Васина бабушка ворожеей слыла, — к ней однажды моя мама за помощью обращалась, чтобы отца у Элины отнять. Врачей тогда почти не было, у знахарей и ворожей лечились, поэтому у Пелагеи Максимовны — так Васину бабушку звали — посетители ежедневно толпились, и каждый подарок приносил, так что Вася в достатке жил, не жаловался.

Еще в школе Вася с Ниной Петровой подружился. И на вечера, и в кино — везде они вместе ходили. Нинины родители этой дружбе не радовались — они в райисполкоме служили, и для их репутации знакомство с неблагополучной семьей ни к чему было, — так что Нина или к Васе в гости приходила, или они на Дорткуле в лесу встречались. Там у них даже место свое имелось: пень возле старой сосны.

Вася на севере в армии служил, на подводной лодке. Нина ему письма писала, он отвечал ей, и так у них дело к свадьбе шло. А потом Васе сообщили, что его бабушка умирает и Васю видеть хочет; начальство его отпустило, и успел он Пелагею Максимовну живой застать. Побеседовали, попрощались; Пелагея Максимовна завещала своему внуку крест заговоренный — «оберег» от злых сил — и скончалась. Похоронили ее, и Вася вновь в армию уехал. А перед отъездом весь вечер с Ниной Петровой у старой сосны сидел, в любви объяснялся. И договорились они, что через год, в вечер праздника Ивана Купала — 23 июня — вновь у старой сосны встретятся: Вася как раз демобилизоваться должен.

В молодости время быстро летит; это в старости оно ковыляет и каждая минута — как капля воды в пустыне: вот-вот кончится, последней окажется. Через год распрощался Василий со своим флотским экипажем и домой направился.

Последний месяц писем от Нины он почему-то не получал: тревожился очень, на свидание опоздать боялся, но все сложилось удачно и вечером двадцать третьего июня автобус привез Васю в Карасувбазар. Забежав в опустевший после бабушкиной смерти дом, оставил чемодан, поужинал и на Дорткуль отправился.

Нашел старую сосну, сел на пенок и ждет. Темнеть начинает, волнуется Вася: неужели не явится? Когда слышит: сучья затрещали, а потом и Нина между соснами показалась — красивая, в белом платье, коса на голове кругом уложена.

Вася навстречу поднялся, обнял ее, целует. «Ой, Нина! — говорит. — Какая ты холодная, и лицо белое. Замерзла?». «Да, немножко», — Нина улыбается. Сели они рядом, разговаривают, новостями делятся. Вася о будущей свадьбе заговорил, Нина со всем соглашается: «Ты — мужчина, как скажешь, так и будет». Вася вспомнил, что у него кулек с вишнями есть: купил, когда на свидание шел.

Угостил Нину; сидят, косточки сплевывают. Вдруг Нина говорит: «Вася, совсем я замерзла: можно, тебе на колени сяду и обниму?» — и на Васины колени усаживается. Растерялся Вася от неожиданности: никогда Нина такой смелой не была, — И по неловкости кулек с вишнями на Нинино платье уронил, все выпачкал: «Ох, что наделал!» — испугался. Нина вишни сбросила: «Не волнуйся!».

Обняла Васю за шею и губами тянется, но что-то ее словно оттолкнуло. «Что у тебя на шее висит?» — спрашивает. «Бабушкин подарок, — Вася объясняет. — «Оберег» от злых сил, по се словам, только я ни в какие силы не верю: ни в божественные, ни в нечистые». «Правильно! — поддакивает Нина. — Давай его снимем: атеисту с крестом ходить некрасиво». «Конечно!» — соглашается Вася и начинает крест снимать. Уже совсем снял, а потом вздохнул и обратно повесил:

«Не могу: бабушке обещал даже спать с ним — все-таки это ее предсмертная воля».

«Ну и дурак! — Нина разъярилась. — Сними крест или я уйду». Вскочила и так зло на Васю глазами сверкнула, что тому не по себе стало. «Нина, не сердись! — просит. — У тебя даже глаза красные стали. Ты что, простудилась?» «Да, простудилась! — Нина отвечает и руками к нему тянется. — Сейчас сама крест сниму».

Вася в сторону отшатнулся, смотрит на Нинины глаза, а они все краснее и краснее. Темно вокруг, луна сквозь облака просвечивает. Глянул на часы: время к полночи близится.

«Нина, домой пора, — говорит. — Твои родители сердиться будут: поздно уже».

«Еще часик побеседуем — и пойдем, — упрашивает Нина. — Ты что, не рад меня видеть?»

«Рад, конечно», — Вася отвечает, а самому муторно на душе, беспокойно.

Уселись рядом на траву, и кажется Васе, что от Нины прямо-таки ледяным холодом веет. Наступила полночь, и все в лесу словно преобразилось: потемнело, жутким стало. Нина захохотала вдруг, на ноги поднялась; Вася тоже вскочил, смотрит на Нинино лицо, а на нем глаза, как два красных факела, сверкают. И тут Нина что-то выкрикивать начала — страшное, непонятное, — потом руки подняла и попыталась Васю обхватить. Испугался он, оттолкнул Нину, да так сильно, что та упала, но даже не ойкнула, встала на ноги и опять к Васе направилась, и все время какие-то заклинания произносит. Схватил Вася Нину за руки — вновь ее оттолкнуть, а Нинины руки как железные стали, ничего им сделать не может и чувствует, как они к его горлу подбираются. Закричал он от ужаса, отпрыгнул и бежать бросился. Мчится он по лесу и кажется, что деревья ему ветками дорогу преграждают. Оглянулся: Нина сзади настигает, за одежду схватить старается; Вася еще быстрее помчался. Выскочил из леса на шоссе и через мост к своему дому несется. Вскочил в сени, дверь на засов закрыл и слышит, как Нина открыть их пытается. В комнату бросился: вспомнил, что форточка настежь, — а с той стороны Нина уже стоит, норовит через форточку окно отпереть, — и рука у нее все длиннее и длиннее становится. Ахнул Вася, схватил икону и по Нининой руке ударил; зашипела она, словно ее обожгли, и руку одернула: Вася форточку сразу и закрыл. Нина перед окном маячит, кулаком грозит и опять заклинания произносит. Потемнело все, как перед грозой, и через забор черная собака перепрыгнула, передними лапами на подоконник оперлась и хохочет, а Нина в двери бьется и начинает их выламывать. У Васи от страха волосы на голове зашевелились; схватил он бабушкину тетрадь с заговорами и стал их вслух читать: Нина и черный пес взвыли и от дома отпрянули. Нина на запад обернулась, начала звать кого-то, — и возле нее огромная жаба появилась.