Истории из века джаза - [300]

Стар подъехал к дому; на крыльце зажегся свет, слуга-филиппинец спустился вниз, чтобы поставить машину в гараж. В библиотеке обнаружился список звонков:

Ла Борвиц

Маркус

Харлоу

Рейнмунд

Фэрбенкс

Брейди

Колман

Скурас

Флайшекер и так далее.

Вдруг вошел филиппинец с письмом.

— Выпало из машины, — сообщил он.

— Благодарю. Я его искал.

— Будете ли сегодня смотреть фильмы, мистер Стар?

— Нет, спасибо. Можете ложиться.

К его удивлению, письмо было адресовано Монро Стару, эсквайру. Он потянулся было его распечатать — но ему пришло в голову, что Кэтлин хотела взять письмо обратно и, может быть, вовсе уничтожить. Будь у нее телефон, Стар позвонил бы спросить разрешения.

Со странным чувством он повертел письмо в руках. Написанное прежде сегодняшней встречи, оно явно утеряло всякую силу — стало пустым напоминанием о настрое, канувшем в прошлое.

И все же ему не хотелось читать письмо без позволения. Положив конверт на стол, Стар взял из стопки сценариев верхний и уселся с ним в кресло. То, что он не поддался порыву вскрыть письмо, его порадовало — это означало, что он пока не теряет голову. Он не терял ее и с Минной: их брак был величественным и в высшей степени достойным. Минна любила его всегда, и перед самой ее кончиной, чуть ли не против воли охваченный внезапным приливом нежности, он почувствовал такую же любовь — к самой Минне и к тому миру смерти, в котором она казалась настолько покинутой и одинокой, что он готов был не оставлять ее и там.

Его никогда не тянуло влюбляться — в отличие от брата, то и дело терзавшегося по поводу очередной красотки или, вернее, очередной преемницы очередной красотки. Стар же в юные годы сходился с женщинами лишь по разу и не более: так некоторые пьют виски лишь по бокалу за вечер. Подобно многим гениям, он обладал трезвым холодным умом, ценившим развлечения более захватывающие, чем череда эмоциональных всплесков. Его первый опыт, лет в двенадцать, сопровождался обычной для таких людей брезгливостью, настроем «запомни, это отвратительно и гадко, лживо и фальшиво» — и, подобно другим мужчинам своего склада, Стар отнесся к нему с пренебрежением. Правда, в отличие от большинства прочих, он не сделался стервецом и мерзавцем: окинув взглядом опустошенное пространство вокруг, он понял, что дальше так нельзя — и выучился терпимости, доброте, такту и даже нежности, как школьник выучивается арифметике.

Слуга-филиппинец, поставив на стол графин воды и вазы с орехами и фруктами, пожелал хозяину спокойной ночи и удалился. Стар раскрыл первый сценарий и начал читать.

Он работал три часа, временами останавливаясь, чтобы мысленно выправить текст без всяких карандашных пометок. Порой он отрывался от страниц, охваченный смутным ощущением счастья, никак не связанного со сценарием, и каждый раз, на миг запнувшись в поисках причины, вспоминал о Кэтлин и бросал взгляд на письмо. Приятная штука — письмо…

В три часа начала вздуваться вена на руке — пора было отдыхать. Посреди тающей ночи все образы Кэтлин словно отодвинулись, стали воспоминанием о трепетной незнакомке, появившейся в его жизни на несколько скудных часов. Теперь вскрыть конверт казалось уместным.

«Дорогой мистер Стар!

Через полчаса мы встретимся, как условлено. При прощании я вручу вам это письмо — оно сообщит вам, что я скоро выхожу замуж и не смогу с вами видеться после нынешней встречи.

Мне следовало все сказать вчера вечером, но вас, кажется, это не занимало. А признаться сегодня — значит весь день наблюдать, как постепенно тает ваш интерес. Пусть же он исчезнет сразу — сейчас. Наверняка вы уже убедились, что я звезд с неба не хватаю (только что услыхала это выражение от моей вчерашней соседки по столу, она заходила в гости и просидела не меньше часа. По ее мнению, никому, кроме вас, до звездного неба даже не дотянуться. Думаю, она рассчитывала, что я вам это передам, поэтому возьмите ее в какой-нибудь фильм, если можно).

Мне очень лестно, что человек, вокруг которого толпится столько красавиц… не могу закончить фразу, впрочем, вам и так понятно. Пора запечатывать письмо, иначе опоздаю на нашу встречу.

С наилучшими пожеланиями,

Кэтлин Мур».

Первое ощущение Стара было сродни испугу; затем пришла мысль, что письмо недействительно: ведь Кэтлин пыталась найти и забрать конверт. Однако затем он припомнил и слова «мистер Стар», и попытку выспросить его адрес. Наверняка у нее уже наготове следующее письмо — тоже прощальное. Забыв о порядке событий, он поразился тому, что Кэтлин ни словом не упомянула о случившемся позже, и вновь перечел письмо: она явно не предполагала того, что между ними произойдет. И все же, возвращаясь домой, Кэтлин решила оставить письмо в силе, несмотря на их близость. Несмотря на то, что весь день никто, кроме Стара, не занимал ее мысли. Впрочем, в последнее уже не верилось, и по мере того, как Стар вспоминал сегодняшнюю поездку, все представало в ином свете. Машина, холм, шляпка, музыка, само письмо — все распадалось в клочья, как листы толя, обрываемые ветром с каменной кладки его дома. Кэтлин на глазах обращалась в ничто, унося с собой багаж из памятных жестов, покачиваний головы, жадного сильного тела, босых ног на кипящем от прибоя песке. Мутнело бледное небо, тоскливый дождь сгонял серебристых рыб обратно в море. Очередной ничем не примечательный день уходил в прошлое, оставляя после себя лишь стопку непрочитанных сценариев.