Исторический роман - [4]

Жизнь народа связана с массовой армией совсем иначе, чем с армией профессиональной. Рядовой состав во Франции теперь уже не отделен, как прежде, глухой стеной от офицерства, кадры которого образуют дворяне. Преграды к неограниченной военной карьере разрушены революцией — и это знают все! Даже в странах, враждебных революции, пришлось под ее давлением допустить, по крайней мере, некоторое смягчение прежних запретов. Прочтите сочинения Гнейзенау и вы поймете, насколько осознавалась связь этих социально-военных реформ с новым историческим положением, созданным французской революцией.

Вследствие тех же причин должны были пасть и преграды между армией и народом во время самой войны. Массовые армии не могут снабжаться старым способом, т. е. из военных запасов и поставок.

Они прокармливают себя посредством реквизиций и неизбежно входят поэтому в непосредственные и постоянные сношения с населением той территории, где ведется война. Правда, отношения эти очень часто принимают форму грабежа и вымогательства, но все же это не всегда так. И, кроме того, никак нельзя забывать, что революционные, а отчасти и наполеоновские войны сознательно ставили себе пропагандистские цели.

Наконец, огромное количественное разрастание армий и областей, захваченных войнами, дает войне и качественно новую роль: оно приносит с собой чрезвычайное расширение горизонта. Военные операции, которые вели абсолютистские наемные армии, состояли по преимуществу в ограниченных маневрах вокруг крепостей и т. п.; теперь же театром военных действий становится вся Европа. Французские крестьяне сражаются сначала в Египте, затем в Италии и России: немецкие и итальянские вспомогательные отряды участвуют в русской кампании; русские и немецкие войска, низложив Наполеона, вступают в Париж. То, что прежде доводилось испытать только немногим людям, большей частью, людям с авантюристическими склонностями — объездить и узнать всю Европу или, по крайней мере, значительную ее часть — стало теперь доступным и даже необходимым для сотен тысяч и миллионов людей из различных слоев населения почти всех европейских стран.

Так возникает для масс конкретная возможность понять, что все их существование исторически обусловлено, увидеть в истории нечто такое, что вторгается в повседневный быт — и, следовательно, то, до чего есть дело каждому человеку.

Решительные и быстро следующие друг за другом перевороты изменили в этот период всю экономическую и культурную жизнь всего французского народа. Но революционные и наполеоновские войны в корне или частично уничтожали пережитки феодализма и в очень многих побежденных странах и областях, — например, на Рейне или в Северной Италии. Социальное и культурное отличие Рейнской области от остальной Германии, сильно сказавшееся еще в революции 1848 года, — это наследие наполеоновского периода. И широкие массы побежденных стран понимали связь таких общественных сдвигов с революцией во Франции. Сошлемся, хотя бы на некоторые литературные образцы, в которых отразилось это явление. Сопоставьте с юношескими воспоминаниями Гейне первые главы "Пармской обители" Стендаля и вы увидите, какое неизгладимое впечатление оставило в Северной Италии недолгое французское господство.

Одну из существенных сторон буржуазной революции, проведенной серьезно и более или менее последовательно, составляет широкое распространение национального мышления в народных массах. Лишь как следствие революции 1789 года и наполеоновского режима национальное чувство вошло в сознание крестьянства, низших слоев мелкой буржуазии и т. д.; они признали новую Францию своей страной, своим отечеством, созданным их усилиями.

Однако, национальное чувство — а, вместе с тем, чувство и понимание истории своей нации, — пробудилось не только в самой Франции. Наполеоновские войны подняли повсюду высокую волну национального чувства, национального сопротивления завоеваниям Наполеона, волну воодушевленного стремления к национальной независимости. Правда, такого рода движение почти везде, как сказал Маркс, представляет собой смесь "возрождения и реакций": так было в Испании, в Германии, России и т. д. Но, например, борьба за независимость Польши, вспышка польского национального чувства, по своей основной тенденции была прогрессивной, Во всяком случае, сколько бы ни примешивалось реакционности к борьбе за национальное возрождение в отдельных странах, это было все-таки подлинно массовое движение, и оно не могло не пробудить в массах интерес к истории. Апелляция к национальной самостоятельности, к национальному своеобразию неизбежно связывается с воскрешением национальной истории, с воспоминаниями о великом прошлом, с протестом против унижения национальной гордости.

Таким образом, с одной стороны, в этом обращении к истории, получившем массовый характер, национальный элемент связывается с проблемами общественного преобразования, а, с другой стороны, все в более и более широких кругах распространяется сознание, что история каждого народа есть только часть всемирной истории. Это возрастающее понимание исторической преемственности, исторического происхождения современного общества начинает проявляться и в отношении к экономическим условиям, к историческим формам классовой борьбы.