Исторический материализм - [3]
Таким образом в Голландии, — как и в России, как и в Болгарии, — еще до войны произошло решительное размежевание революционных марксистов и соглашателей; между тем в других странах, к великому вреду для погибшего второго Интернационала, его пришлось производить только во время войны, когда соглашатели явным образом превратились в социал–патриотов и заставили рабочий класс нести за дело своих классовых врагов такие великие жертвы, каких он еще никогда не нес за дело своего класса.
В то время Каутский словесно мог еще настолько искусно лавировать между двумя сторонами, что фактический разрыв его с революционным марксизмом оставался мало заметным. Он не высказал прямого порицания Гортеру и Паннекуку за создание самостоятельной организации наряду с голландской социалистической партией, — он только как будто поставил вопрос, не целесообразнее ли было бы, оставаясь в этой партии, критиковать ее изнутри. Точно так же он не выразил осуждения предлагаемой теперь русским читателям книжке Гортера, многие идеи которой в настоящее время должен был бы отвергнуть самым решительным образом: нет, он снабдил ее самым сочувственным предисловием, которое мы перепечатываем в нашем издании.
Теперь несколько слов о самой книжке Гортера.
В русской литературе так много писалось вымученного, нудного, запутанного или подцензурно–туманного и прикровенного об историческом материализме, что самое название книжки способно отпугнуть от нее многих читателей. Заниматься таким предметом в наше боевое время — непозволительная роскошь. И в особенности рабочему, — ему вовсе не до того, чтобы разбираться в таких сложных предметах. Да и ни к чему это. Сам не подозревая этого, пролетарий мыслит, действует и творит на практике, как самый последовательный сторонник исторического материализма.
Было бы жаль, если бы по таким предвзятым соображениям читатель обошел своим вниманием работу Гортера. В области популярной литературы научного социализма лишь немногие работы могли бы равняться с нею по ясности, прозрачности, общедоступности изложения. Гортер писал ее не для себя, не для того, чтобы самому, засев за письменный стол, разобраться в своих собственных мыслях, и не для узкого интеллигентского круга, как писались многие русские работы об историческом материализме, — он писал ее для рабочих. И потому немецкий ее перевод был выпущен, между прочим, и в удешевленном издании — для рабочих–организаций («Vereinsausgabe»). Русский рабочий, обладающий хотя бы некоторой привычкой к серьезному чтению, тоже не встретит в ней никаких затруднений. Познакомившись с книжкой Гортера, он, может быть, испытает досадливое чувство: зачем же другие писали так трудно, когда можно очень просто выяснить все наиболее и действительно необходимое в этой области. С другой стороны, вся книга проникнута предчувствием на двигающейся мировой бури, последних, решительных схваток труда с капиталом. Она стремится идейно вооружить рабочий класс для этой борьбы, которая, однако, как совершенно ясно видит автор, будет вестись не только идейным и даже не в первую очередь идейным оружием.
Еще и теперь, когда мы пережили огромный опыт мировой захватнической войны, замечательно свежее впечатление производят рассуждения Гортера об отношении рабочего класса к войне, о патриотизме и т. д. Из них видно, что еще до войны Гортер был решительным интернационалистом, решительным «спартаковцем», решительным коммунистом, как мы сказали бы в настоящее время.
Такой же огромный интерес представляют соображения Гортера о классовой нравственности, о нравственности классовой борьбы. Они становятся положительно злободневными в настоящее время, в период, когда классовой диктатуре эксплуататоров предстоит во всем мире смениться классовой диктатурой эксплуатируемых.
Для русского читателя страницы Гортера, посвященные классовой нравственности, представляют и свой особенный интерес. Растрепанные во всех отношениях остатки нашего народничества все еще болтают об «этическом обосновании» социализма, о Бесклассовой и внеклассовой нравственности, о вечных моральных идеях. Их политическая практика, построенная на основе «вечных принципов правды и справедливости», целиком свелась к предательским по отношению к мировой революции авантюрам, к изменам рабочему классу и массам крестьянства, то к открытой, то к плохо замаскированной поддержке Колчака, Деникина, прибалтийских баронов, эстляндских и финляндских белогвардейцев и стоящих за ними вождей мировой контр–революции, наймитов озлобленно защищающегося от близкой гибели мирового капитала. Гортер с неумолимой ясностью ставит вопрос перед читателем. Внеклассовых и надклассовых позиций никогда не было, и теперь каждый должен твердо решить вопрос, с кем он: с рабочим классом или против рабочего класса.
Впрочем, нет возможности исчерпать богатое содержание маленькой книжки Гортера. Да в этом нет и необходимости. Сам читатель быстро даст ей надлежащую оценку.
Существеннее будет отметить, что Гортер когда писал свою работу, уже предвидел надвигающуюся мировую бурю, ясно представлял многие из условий, в которых она будет развертываться, но сам еще не переживал этой бури. Отсюда вытекает ошибочность и недостаточная решительность некоторых его рассуждений.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.