Историческая этнология - [210]

Впрочем метод эмпатии в этнографии (как и в истории) следует рассматривать как вспомогательный. Так антрополог Пол Рабинов писал: “когда мы оканчиваем университет, мы знаем, что антропология — это опыт включения в культуру и мы не станем антропологами, пока не приобретем этот опыт. Но когда мы возвращаемся после полевых исследований, мы понимаем, что антропология — это вовсе не тот опыт, который мы приобрели, а те объективные данные, которые мы получили благодаря включению в культуру.”[736]

Это заключение можно в целом отнести и к исследованию историческому материалу. Элементы эмпатии, что практически общепризнано, являются необходимым элементом работы этнографа. Вряд ли можно сомневаться, что метод эмпатии, в качестве вспомогательного, был бы полезен и для историка, и для социолога. Поскольку интерпретативный метод в этнологии предполагает рассмотрение культуры в качестве культурного текста, в этом случае нет принципиальной разницы, рассматривается ли так какая-либо современная исследователю культура или культура прошлых веков.

И в том, и в другом случае наработанный исследователем материал присутствует в его сознании вовсе не в форме готовых информационных блоков и даже далеко не весь осознается. Проблема здесь совсем в другом. Стремясь объяснить “странности” в изучаемой культуре, этнолог постепенно приобретает навык воспроизводить логику, присущую представителям изучаемого этноса по любому конкретному поводу.

То, что исследователь делает, фиксируя результаты своей работы на бумаге, оказывается в конечном счете интроспекцией. Он наблюдает за своими реакциями, научившись сам реагировать так же, как и члены данного этноса.

Практически работу можно считать законченной, когда исследователь может угадывать реакцию этноса на те или иные внешние обстоятельства: предположить тип институций, возникающих в тех или иных условиях, охарактеризовать кризисные реакции (чем они провоцируются и как протекают), определить чувства и действия, вызванные теми или иными внешними событиями (например, угадать какие аргументы будут приводиться для объяснения и оправдания своих действий перед такой-то аудиторией, в таких-то обстоятельствах, то есть каков будет "образ для других" у данного этноса в тот или иной период его существования). Такие эксперименты трудны тем, что исследователь не имеет ответа, известного заранее; представители данного этноса сами не знают своей будущей реакции.

Таким образом, проверяется не знание предмета, а умение мыслить в данной логике, и отсутствие серьезных ошибок в "предсказаниях" дает, на наш взгляд, исследователю право браться за объяснение фактов из прошлой жизни этноса.

Опыт, приобретенный с помощью эмпатии, практически никогда не становится предметом фиксации и специального научного исследования. Во-первых, по причинам этического характера: ведь антрополог имеет дело не с отвлеченной схемой, а с живым содержанием этнического сознания, которое, будучи выставленным на всеобщее обозрение, может причинить представителям данного этноса боль или быть воспринято ими как оскорбление. Во-вторых, потому что, говоря словами Э. Холла, "почти невозможно передать свое понимание [содержания культуры] тому, кто не пережил того же опыта".[737]

Однако этот опыт помогает понимать тот материал, который является непосредственным объектом исследования (главным образом письменные источники), и придает уверенности при их интерпретации.

Надо заметить, что подобный метод необходимо применять и при изучении собственной истории. Причем это возможно только после определенного опыта изучения чужих культур, иначе исследователь видеть собственную культуру со стороны, наблюдать за своими соотечественниками (да и за собой) как за "туземцами", так же поражаясь "нелогичности" их (и своих) реакций, которые раньше казались единственно возможными, и, таким образом, выделять их (и свои) этнокультурные комплексы.

Впрочем, очевидно, что метод эмпатии приемлем не для каждого исследователя. Поэтому мы должны поставить следующий вопрос: нет ли более формализованного способа описания этнических констант. Вряд ли мы можем утверждать, что способны представить читателям подобный метод в готовом виде, но поразмышлять над его теоретическими основами было бы плодотворно. Если мы сами пользовались главным образом теми приемами, которые описаны в начале этой книги, то есть методами эмпатии, когда исследователь, по существу, использует самого себя в качестве рабочего инструмента, то из этого не следует, что мы считаем данный подход наилучшим и единственно возможным.

О формализованных подходах к исследованию этнических констант

В этом подразделе мы попытаемся сформулировать некоторые посылки, которые могли бы лечь в основание формализованных подходов к изучению этнических констант — хотя мы не можем предложить каких-либо готовых методик.

Итак, мы описали этническую картину мира как производную от этнических констант, с одной стороны, и ценностей ориентации, с другой. Она представляет собой их наложение: этнические константы являются парадигматическими формами традиционного сознания, которые получают конкретное наполнение посредством процесса трансфера, направленность которого определяется ценностной ориентацией. Этнические константы и ценностная ориентация соотносятся как условие действия и цель действия. Этнические константы неизменны на протяжении всей жизни этноса, а ценностная ориентация может меняться, она является результатом свободного выбора людей.