Истоки - [224]

«Мир Беранека качнулся, словно хмельной», — пишет Кратохвил в начале романа, и в этой фразе заключен большой обобщающий смысл того, что произошло в эти дни войны в судьбах многих его героев; в самом деле, привычные представления, устоявшийся уклад — все это ушло, люди были поставлены перед яйцом новой, суровой действительности, и каждому предстоит самому определить свое место в ней.

Рассказ о жизни военнопленных, о расколе в их среде и духовном рождении людей ведется не только на фоне широкой картины жизни России того времени. В романе есть образы русских людей, которые воплощают идеи нового мира. Решительный и умный рабочий Куцевола и на фронте и в тылу борется за мир, за пролетарскую революцию. Его друг интеллигент Ширяев организует прогрессивные силы в своем городе. Смел и решителен крестьянин Качар, дезертировавший с фронта и приехавший домой в деревню отбирать землю у помещиков. В этих главах романа ощущается сила восставшего народа, правда, еще недостаточно организованного. В стихийных диспутах, беседах и спорах, в новых лозунгах Кратохвил сумел отразить самый процесс рождения революционных идей, овладевающих массами. Это определило необычайный стиль романа, где публицистическое начало сливается с глубоким психологизмом, проникновение в индивидуальный мир человека — с живой передачей настроения масс и биения пульса революционной России.

Значительное место занимает в романе и «Русь уходящая». Она тоже многолика. Мельник Мартьянов, агроном Зуевский и его жена, учитель Посохин и многие другие — представители мечущегося провинциального дворянства и буржуазии. Ироническое, отношение к ним автора сквозит в подаче их мыслей, рассуждений и споров, в портретных зарисовках.

Интересен в романе образ старого полковника помещика Петра Александровича Обухова, по-своему понимающего долг перед Россией. Но и он смешон и жалок в упорном желании не сдаваться, не принимать новое. Автор обнажил беспомощность перед силами революции этого по-своему сильного духом человека старого мира. Особенно характерны сцены во второй книге, где Петр Александрович негодует. «Никакой революции, — кричит он, — никакого греха не может быть, не должно быть!» Такая категоричность смешна и свидетельствует о растерянности, обреченности.

Кратохвил понял и с участием изобразил и таких людей, как Соня, незаконнорожденная дочь помещика, девушка интеллигентная, с волнением наблюдающая изменения в стране. Она пока не знает пути к революции, но проявляет решительность и мужество в сложных жизненных ситуациях. Ей симпатичен большевик Ширяев, она всем своим существом потянулась к поручику Томану, почувствовав в нем натуру близкую, человека, тоже ищущего новый жизненный путь. Большой драматической напряженностью отмечены последние, написанные Кратохвилом, страницы третьей, неоконченной книги, где встреча Сони и Томана так и не состоялась, хотя оба они решили наконец соединиться навсегда.

Лирическая струя в романе связана со многими образами, сквозит в картинах русской природы, в восприятии героев, пораженных величием просторов нашей земли. Лиризм в книгах Кратохвила порожден ощущением приближающейся революции, ее размахом, поэтому историческая хроника событий смогла здесь сочетаться с увлеченностью и романтикой.

Роман стал одним из самых значительных произведений чешской литературы. Можно только сожалеть о том, что автору не довелось продолжить повествование…

Р. Кузнецова

Примечания

Первая мировая война до предела обострила социально-экономические и национально-политические противоречия, раздирающие Австро-Венгрию, одну из самых отсталых из национально пестрых стран тогдашней Европы. Она положила начало подъему освободительного движения угнетенных славянских народов, в том числе чехов и словаков, населявших «лоскутную монархию» Габсбургов.

В чешских землях и Словакии война, развязанная ненавистной монархией, была с самого начала крайне непопулярной. По мере роста стихийного сопротивления чешского и словацкого народов военно-полицейскому режиму, политике голода и национального угнетения в подполье и в эмиграции активизируются чехословацкие политические организации, делавшие ставку на победу держав Антанты и рассчитывавшие с их помощью в той или иной форме добиться воссоздания национальной государственности. При этом одна часть чехословацких политических деятелей ориентировалась на царскую Россию, а другая главным образом на ее западных союзников.

Западные державы Антанты и США, стремясь ослабить, а затем и оторвать Австро-Венгрию от Германии, всемерно использовали чехословацкое национальное движение. Не связывая себя никакими конкретными обещаниями, ибо расчленение монархии Габсбургов не входило первоначально в их намерения, правящие круги Франции, Англии и США поддерживали антиавстрийскую деятельность чехословацких эмигрантских организаций.

В 1915 году в Париже возник Чешский заграничный комитет, который вскоре стал именоваться Чехословацким национальным советом. Во главе его стоял один из политических лидеров чехословацкой либеральной буржуазии Т. Г. Масарик (1850–1937).