Истоки контркультуры - [59]

Эллис и Джеймс строили гипотезы, Уоттс и Хаксли пробовали опытным путем; это всегда казалось мне абсолютно разумным даже со строго научной точки зрения. Если задачей науки является рациональный анализ человеческого опыта, тогда аномальные (или транснормальные) состояния сознания тоже должны стать предметом научного исследования. Как утверждал Джеймс, мистиков, которые соотносят свои догадки с непосредственным личным опытом, нужно квалифицировать как строгих эмпиристов. Отчего же их опыт и знания, исходящие из этого опыта, были отсеяны наукой как нелегитимные? Возможно, это тот случай, когда мистики, ассимилировав полноту человеческого опыта, стали больше учеными, чем традиционные ученые, настаивающие – лишь то, что очевидно для произвольно ограниченного спектра сознания, заслуживает внимания? Этот предрассудок кажется несостоятельным теперь, когда уже созданы искусственные химические вещества, дающие доступ любому к этим транснормальным формам сознания. Почему не использовать их как своего рода психическую глубинную бомбу, чтобы открыть пути восприятия, плотно забитые из-за глубоко укоренившихся традиций мышления нашей западной интеллигенции?

Как интеллектуальное предположение такой эксперимент мог оказаться состоятельным, но экспериментам Уоттса и Хаксли было суждено выйти за рамки экстравагантного психологического исследования. Их затянуло в глубинное течение главного общественного движения – и в этом контексте их влияние далеко от полезного.

Оглядываясь назад, мы понимаем, что пошло не так. И Хаксли, и Уоттс проводили аналогию между наркотическим воздействием и исследовательским прибором вроде микроскопа. Галлюциногены функционируют как линза, через которую можно заглянуть в затемненные слои сознания. Но в руках ребенка или уборщика лаборатории микроскоп станет игрушкой, не дающей ничего, кроме варварского и поверхностного интереса. Допускаю, что опыт применения наркотиков может дать существенные плоды, если его опробует человек зрелого, просвещенного ума, но эту практику неожиданно подхватило поколение трогательно акультурных юнцов, которые ничем не обогатили этот опыт, кроме как праздным желанием. В подростковом бунте они отбросили коррумпированную культуру своих предков, выплеснув с грязной водой и все западное наследие – в лучшем случае в пользу экзотических традиций, которые понимают лишь маргинально, в худшем – ради интроспективного хаоса, в котором их несформировавшаяся жизнь на семнадцатом-восемнадцатом году мечется, как атом в пустоте.

Я считаю, нужно занять очень сильную позицию по этому вопросу и заявить, что есть умы слишком слабые и юные для таких психических опытов; неспособность признать этот факт станет началом катастрофы. Нет ничего общего между человеком с опытом Хаксли, сознательно выбирающим мескалин, и пятнадцатилетним наркоманом, который нюхает авиационный клей, пока его мозг не превратится в кашу. В одном случае одаренный ум, сложными путями идущий к культурному синтезу; с другой стороны, ветреный ребенок, которому взбрело в голову «взорвать» свой мозг и завороженно смотреть, как поднимаются красивые шарики. Но когда все шары поднимутся и разлетятся, что останется, кроме желания увидеть еще более красивые шары? И юнец снова тянется к маленькой волшебной ампуле… и снова, и снова.

Употребление психоделиков диссидентской молодежью с целью расширения сознания не даст ожидаемых результатов. На аморфные, отстраненные личности психоделики оказывают как раз обратный эффект: они сужают сознание, фиксируя его. Вся жизнь жестко сосредотачивается на одном опыте, на одном действии. Вызывают ли зависимость марихуана, ЛСД или амфетамины, вопрос спорный, в основном из-за расплывчатости термина «зависимость». Ногти на руках вызывают зависимость? У всех нас есть знакомые, которые постоянно грызут ногти. Шахматы вызывают зависимость? Есть игроки, готовые обходиться без еды и воды, лишь бы не отрываться от шахматной доски. Где заканчивается затягивающая привычка и начинается зависимость?

Однако очевидно, что психоделики являются мощным навязчивым состоянием, пересилить которое многие молодые люди не могут. Для них психическая химия перестает быть средством исследования вечной мудрости; она становится самоцелью, источником неограниченного знания, изучения и эстетического формирования. Она сама становится творчеством. Не то чтобы молодежь поголовно превратилась в наркоманов; скорее, это богемная часть усиленно раздувает употребление психоделиков до размеров всей молодежной культуры. По иронии судьбы, это типично американский коммерческий подход – начать с рекламного трюка, а закончить Weltanschauung[165]. Основа основ стратегии Мэдисон-авеню[166]: продавай не консервный нож, а образ жизни.

Вот пример того, как «расширенное сознание» измеряется в самой «хипповой» андеграундной прессе (в нашем случае это октябрьский номер «Оракула Южной Калифорнии» за 1967 год, но можно взять любой выпуск любого авангардного журнала). Эстетика издания формально психоделична: все размягченное, с размытыми границами, усыпанное блестящими камушками… не хорошо, но формально. Передовица – короткое интервью с Тимоти Лири, предмет обсуждения, разумеется, исключительно ЛСД. Содержание неглубоко и подтасовано, но с претензией на истину в последней инстанции, с надерганными нужными лозунгами.