Исток - [39]

Веки дрогнули, глаза открылись. И он сразу же пожалел об этом >>>>>

Охваченный ужасом, он наблюдал, как из женского естества Сениды изливается темный зловещий туман. Он обнимал ее всю, этот черный туман — обретал очертания и форму свирепого Демона ночи. Тело Демона корчилось и выгибалось, как будто сведенное судорогой. Он, а вернее, она, ибо Демон был женщиной, приподняла свою бледно-молочную кожу, как покрывало из тонкого шелка, вырвала целую пригоршню вен и артерий и слепила из них свое собственное подобие.

Эта вторая Сенида, порождение черного тумана, прильнула к телу Линиума, как будто разъятому на части. Ее рука легла на его возбужденное естество, и он излил свое семя в бездну — такую громадную, что она поглотила его сознание.

Ее глаза закатились… она облизнулась…

На секунду Сенида позволила своей жертве прикоснуться к информационному полю, и он узнал все, что способно вместить человеческое сознание. Это был просто каприз, продиктованный не милосердием, а извращенной жестокостью — ей хотелось увидеть, хотелось прочувствовать каждую микросекунду его распада.

Его глаза вновь открылись. Отчаянный взгляд устремился к жестокой любовнице. Понимание обрушилось, как молот. Но искренний ужас в глазах Линиума только усугубил удовольствие Сениды. Они вместе исполнили гимн кошмара и боли. Линиум чувствовал, как прикосновения Сениды проникают в него, точно живой поток тьмы. Ее губы прижались к его губам; ее рот — как открытая рана, которая скоро затянется коркой запекшейся крови.

Мгновение застыло… весь мир обратился в скользкую ледяную плоскость, без стремлений, желаний и целей… приглушенная взрывная волна. Разрушительное видение билось, как пульс, в двух реальностях сразу.

Расторжение становится единством.

Неживое преобразует свое естество.

— ААААААААААААААААААААА… — закричал Линиум, загоняя себя в беспамятство этим криком…

15

Сновидец открыл глаза. Заглянул в безбрежную зыбкую синеву.

Чувства вернулись со следующей волной мыслей. Небо подернулось легкой облачной дымкой. Дымка сгущалось, и вот весь небосклон стал цвета охры. Облака прижимались телами к песчаным складкам. Небо билось, как сердце, в обольщающем ритме. Тук, тук, тук… а потом была вспышка слепящего света…

Он сел, морщась от боли. Стряхнул с себя пепел кустарника. Текучее марево жара прогнало сладострастные облака — солнце поднялось над миром. Пока Сновидец спал, ему в рот заползли какие-то мелкие насекомые и утонули в слюне. Он выплюнул на песок их потускневшие трупики. Ничего себе завтрак, подумал он.

Боль в голове билась, как сердце гонца, пробежавшего многие мили. Лицо было как древний папирус. Но он все же нашел в себе силы подняться. Колени и плечи пронзила боль — ему показалось, что кости сейчас прорвут кожу, обожженную горячим песком. Ветер оттер его дочиста, отшелушил все детали, истончил связи духа и плоти.

Однако пустыня приберегла и другие сюрпризы. Когда Сновидец поднялся и оглянулся вокруг, он едва вновь не упал на песок — от потрясения.

Прямо перед ним был невысокий холмик — чрево пустыни в родовых схватках, готовое исторгнуть на свет некое тело. Не задумываясь о том, что он делает и зачем, Сновидец приблизился к тому месту, где, по логике, должна была быть голова, и принялся разгребать пелену пепла. Окаменелые гранулы ссыпались вниз, открыв два глаза, намертво запаянные слоем кварца, увлажненного слезами.

Кварц пошел трещинами…

Глаза открылись…

Сновидец отпрянул.

— Линиум, — сказал он со злобой. — Линиум.

Линиум медленно поднялся из своего мягкого саркофага и взглянул на Сновидца. Его суровое, сумрачное лицо, лицо ожившего автомата, казалось каким-то ввалившимся и раскрошенным.

У него изо рта полезли крошечные тараканы — словно струйка живой слюны. Он отплевался, ни на миг не отрывая взгляда от пораженного Сновидца. Теперь, когда черное одеяние Линиума превратилось в лохмотья, Сновидец увидел, что тело его врага почти целиком состоит из сложных протезов. Разрывы на арматуре плоти сочились бледно-зеленой жидкостью с приторно-сладким запахом. Ноги и низ живота представляли собой замысловатые механизмы, которые дергались в извращенной пародии на движение. Иллюзия биологической жизни рассеялась.

— Да, — сказал Линиум, — смотри, Сказитель. Смотри внимательно. Я тебя предупреждал: не отыгрывай эту сцену. Я тебя предупреждал!!!

Сновидец просто стоял и смотрел на поврежденного человека-машину.

— Прости, Линиум, — сказал он. — Я не хотел…

— Твои извинения мне не нужны, — проговорил Линиум хриплым, металлическим голосом. — Теперь все закончится.

У него не было времени на ностальгию. Он угасал, уходил — и забвение уже запечатало его губы, как поцелуй возлюбленной. Его глаза в обрамлении спекшейся пыли горели сосредоточенным пониманием.

Он поднял руку, и с кончиков пальцев потек раскаленный металл, мгновенно застывавший на воздухе. Очень быстро, буквально за считанные секунды, этот нарост приобрел форму грубого подобия пистолета. Линиум нацелил руку в голову Сновидца.

Сновидец закрыл глаза. Хорошего понемножку, подумал он.

Киборг-палец Линиума надавил на курок. Почти ласково, почти нежно.