Истина стоит жизни - [48]

И, скрывшись за дубовой дверью, Тонни Крофт поспешил к своей кузине, которая приходилась свояченицей сэру Родерику Мерчисону, президенту Королевского географического общества.

* * *

Зал заседаний в доме на площади Уайтхолл был заполнен до отказа. У стола президиума толпился народ. Среди заслуженных путешественников и ученых, украшенных орденскими звездами и золотыми медалями Королевского географического общества, обращала на себя внимание внушительная фигура пожилого джентльмена с красивым мужественным лицом в седеющих бакенбардах; вокруг него группировались все остальные, как вокруг естественного центра. Это был сэр Родерик Мерчисон.

В молодости известный всей Англии спортсмен-охотник, затем неутомимый путешественник, исследователь геологии России и Урала, Альп и Средиземноморья, Уэллса и Корнуолла, в зрелом возрасте крупный теоретик, один из основоположников исторической геологии с ее делением на эпохи и периоды, открывший и описавший силурийскую, девонскую и пермскую системы, глава английской геологической школы и руководитель географических исследований, проводимых англичанами на всех материках и океанах, дальновидный политик, умеющий направлять эти исследования именно туда, куда обращены или обратятся в недалеком будущем имперские интересы, человек, близкий к Форейн Оффис и личный друг премьер-министра лорда Пальмерстона — таков был сэр Родерик, президент Королевского географического общества. Джон Спик, отважный следопыт, покоритель африканских дебрей, стоя перед Мерчисоном в парадной форме капитана индийской армии, чувствовал себя перед ним мальчишкой-школьником.

Положив на эполет Спика свою холеную, но еще не утратившую твердости ладонь, сэр Родерик говорил:

— …и отбросьте все ваши наивные угрызения по поводу юго обещания, к которому вас вынудил капитан Бертон. Я как президент Королевского географического общества, на службе которого вы состоите, — не так ли? — требую от вас полного отчета, этого вам достаточно? А кроме того, вы должны понимать, насколько важно сейчас для успеха нашей политики в районе северо-восточной Африки привлечь внимание публики к вопросу об истоках Нила. Кое-что я вам об этом уже говорил, остальное вы, как я надеюсь, услышите на сегодняшнем заседании. Итак, джентльмены, — заключил Мерчисон, обращаясь к окружившим его и Спика светилам британской географии, — время начинать! Прошу усаживаться.

Светила расположились в первом ряду, Мерчисон и секретарь Общества заняли свои места за столом президиума, ('пик присел нерешительно с краю стола, и президент открыл заседание…

Спик впервые пробовал свои силы в ораторском искусстве и поначалу робел. Голос у него был густой и звучный, но южный соммерсетский акцент, от которого он никак не мог избавиться, хотя и давно покинул родные места, выдавал в нем провинциала, и это смущало его. Однако весомость сообщений, которые ему предстояло сделать от своего собственного имени как первооткрывателю важных географических истин, наполняла его особым чувством торжества: вот он, недавно еще никому неведомый офицер из Соммерсетшира, стоит на кафедре перед собранием столичных ученых и посвящает их в тайны, которые до него никто не сумел им открыть…

Спик говорил с увлечением, зал отвечал ему напряженным вниманием, и с каждой фразой его речь становилась все более стройной, выразительной, плавной. Он очень кратко доложил о походе к озеру Танганьика — об этом в свое время сможет дать более полный отчет капитан Бертон — и затем перешел к описанию своего рейда к озеру Укереве, или Ньянца. Он охарактеризовал страну между Уньямвези и озером Ньянца, отметив богатство ресурсов, плодородие земель, обилие скота и невиданную нигде ранее густоту населения. Имея в своем распоряжении строго ограниченное время, Спик нещадно подгонял носильщиков. И ему удалось пройти свой путь втрое быстрее, чем двигался караван под командой Бертона.

— Третьего августа, — продолжал Спик, — мой караван ранним утром покинул очередную стоянку и стал подниматься извилистой тропой по пологому холму, который за отсутствием для него местного наименования я позволю себе назвать «Соммерсет». — Послышался негромкий гул одобрения. — И когда я достиг вершины, вдруг перед моими глазами засверкал широкий простор бледно-голубых вод озера Ньянца. Стоя лицом на северо-запад, я увидел в прозрачном и спокойном утреннем воздухе четко очерченную линию водного горизонта. Слова арабов полностью подтвердились: озеро оказалось огромным, противоположного берега не было видно.

Слева от моего наблюдательного пункта я увидел на расстоянии нескольких миль архипелаг островов, поднимающихся из воды на двести-триста футов. Впереди справа тянулся западный отрог большого острова Укереве, скрывавший продолжение озера на северо-восток. А у подножия продолговатого гребня высот, на котором я стоял, между берегом и островом Укереве простирался широкий залив, уходящий далеко на восток, где я заметил смутные очертания пологих холмов. Подо мной, совсем близко, в озеро впадал с юга узкий лиман, вдоль берега которого лежал мой путь в последние три дня. Это был вид, который и в знакомой, хорошо изученной стране привлек бы внимание путника своей красотой. Острова, одетые зеленым лесом, усеянные угловатыми глыбами гранита, отражались в зеркале неподвижных вод, на которых там и здесь мой взор различал маленькие черные точки — утлые челны рыбаков. А в долине, расстилавшейся у подножия холма, на котором я стоял, над темно-зелеными рощами, где притаились села и деревушки, поднимались сизые дымки, и тростниковые крыши пестрели как бурые крапинки на изумрудной зелени молочаевого кустарника, разросшегося вокруг опрятных хижин, и аллеи живых изгородей расчерчивали границы полей и селений не менее живописно, чем любой садовый кустарник в нашей милой Англии. Но наслаждение от самого вида не шло ни в какое сравнение с теми более сильными и волнующими чувствами, что поднимались во мне при мысли о географическом значении района, простиравшегося подо мной.