Исследования о самовольной смерти - [24]

Известный французский юрист Барбейрак (Jean Barbeyrac) в 1744 г. в примечаниях к переводу сочинения Пуфендорфа de jurae naturae et gentium [55]) очень сдержано говорит о самоубийстве. Сам же Пуфендорф допускает законность и естественность самоубийства в некоторых случаях как-то во избежание смерти от руки врагов, когда такая смерть не может послужить на общее благо; в 2-х во избежание позора, который уважает девушке, чувствующей себя не в силе противиться соблазнителю (II с. 3 § 18)[56]).

Знаменитый филолог XVII стол. Липсиус в одном из своих писем задается вопросом о том, позволительно ли мудрому человеку лишить себя жизни. Разбирая воззрения древних философов, как стоящих за самоубийство, так и осуждающих самоубийство, Липсиус сам, по-видимому, склоняется на сторону противников самоубийства, так что нас даже удивляет, нечему Ингофер в своем сочинении Der Selbstmord поместил его среди защитников этого деяния [57]). Впрочем он действительно в одном месте своего письма говорит: «казалось бы, что земная жизнь подобна найму дома. Если наниматель, заплатив за дом, выедет из него раньше срока, то этим он не грешит».

К числу замечательных людей, окончивших жизнь самоубийством, причисляют обыкновенно Жан Жака-Руссо. Однако самоубийство его подлежит сомнению, не смотря на то, что в сочинении Г-жи Сталь «Lestres sur l’ouvrage et caractère de J. J. Rousseau» собраны факты, дающие право думать, что великий французский писатель XVIII века действительно отравился.

В своим сочинении «Emile» (tome 3) Руссо осуждает самоубийство, но позднее он изменил свои взгляды на самоубийство, когда говорит: «так как мое тело только обуза, мешающая мне успокоиться, надо постараться поскорее от него освободиться». В день своей смерти в 1778 г. Руссо, встав с постели, сказал, что видит солнце в последний раз. Потом он сам сварил себе кофе и, выпив его, пошел погулять. Вернувшись часа через три домой, он почувствовал страшные мучения и тем не менее не позволил звать доктора. Через несколько часов его не стало. Госпожа Стааль полагает, что Руссо отравился вследствие того, что заметил, что женщина, с которою он жил на честное слово, изменила ему. В своем романе «Новая Элоиза», изданном в первый раз в 1761 году, Руссо собрал всё аргументы за самоубийство. Герой романа Сен-Прё, огорченный тем, что Юлия отдала другому свою руку, хочет лишить себя жизни и в письме к своему другу Лорду Бомстону[58]) излагает свои воззрения на самоубийство. Ответ Лорда на это письмо содержит в себе возражения против самоубийства. В первом письме излагаются доводы и мысли, которые Руссо почерпнул у Доне, Монтенья и Робека. Поэтому мы не будем повторять их здесь, а приведем лишь такие соображения, которые по-видимому принадлежат самому Руссо. Жизнь не мы сами создали, но она нам дана; именно поэтому она нам и принадлежит, что она нам подарена. Разве не Бог дал нам руки и ноги? и однако, когда нашу руку поражает гангрена, мы отсекаем ее, чтобы спасти остальное тело. Тоже самое явление имеет место, когда человек, верующий в загробную жизнь, приносит в жертву свое земное существование ради того, чтобы скорее достигнуть благополучия.

Сократ спрашивал: «разве ты не накажешь своего раба, который, лишив себя жизни, отнял у тебя твое имущество»? Но Сократу следовало бы спросить: «разве ты накажешь своего раба, который переоденется в другое платье, чтобы удобнее тебе служить, потому что прежнее платье, которое ты ему подарил, стесняло его движения»? С точки зрения верующего смерть ничто иное, как только перемена формы и после смерти мы по прежнему будем принадлежать Богу.

Мудрец должен уже при жизни сосредоточиться в самом себе и стремиться к бестелесным духовным наслаждениям. Но если всё наши мучения и страдания кроются в несовершенстве нашего физического существования, то как легко должны мы вздохнуть, когда освободимся от телесных оков. Человек не создан для вечного покоя; ему дана свобода, чтобы стремиться к благу; ему дана совесть, что бы избегать зла; ему дан разум, чтобы различать, что хорошо и что дурно. И если человек сознает, что ему лучше умереть, тогда ему не за чем противиться голосу рассудка. История подтверждает, что люди, величайшие по уму, храбрости и бескорыстию, окончили свою жизнь самоубийством. Не служит ли это опровержением мнения, будто избегают страданий посредством добровольной смерти только трусы и люди слабохарактерные.

В ответ на это письмо Лорд Бомстон стремится убедить своего друга в изменчивости чувств; если сегодня человек наскучила жизнью, то это не значит, что через несколько времени он будет так же мрачно смотреть на жизнь. Сегодня человек страдает; но время утоляет горе; изменяются обстоятельства, мысли принимают другой оборот и человек, безнадежно скучавший и грустивший, снова находит цель в земном своем существовании. Вечных неутолимых душевных страданий на земле не существует. Время всё сглаживает и изменяет. Между тем самовольно покидая жизнь, даже одинокий человек непременно кого нибудь огорчает своею преждевременною смертью. Если у него нет родных, друзей нет любимой женщины, то всё же трудно предположить, чтобы ни одно живое существо не опечалилось его смертью. А если наша смерть причиняет хоть кому нибудь печаль, то, умирая мы совершаем несправедливость. Нельзя себе говорить: «я лишний человек на земле», потому что от нас самих зависит не быть лишним, а полезным членом общества. Каждый раз, когда мысль о самоубийстве особенно сильно овладевает человеком ему следует сказать самому себе: «постараюсь сделать еще одно доброе дело прежде чем наложить на себя руки». Эта решимость сделать добро, утешить страждущего, помочь бедному способна остановить от самоубийства сегодня, завтра, а там и самая мысль о смерти изменится под влиянием изменившихся обстоятельств.