Испытательный пробег - [156]
Потом, много раз возвращаясь к своей этой неожиданной встрече с Яковлевым в светлый день московской осени, такой щедрой на краски, на запахи, на неожиданную, почти застывшую тишину в старинных переулках, по которым шли они к Патриаршим, Булыков вспоминал, что Яковлев рассказывал о своей работе, о своих конструкциях, ничего не скрывая. Он доверял. И это доверие должно было стать главным в их отношениях.
Сели на лавочку. Яковлев расстегнул портфель, дал Булыкову копии чертежей своего дозатора.
— Я его испытывал, мне, вот тут, я пишу в записке, модельные топлива требовались, я их сам изготовлял, марганцовку в аптеке покупал, она годится, так сосед-таксист все допытывался — зачем? И легенды по Апрелевке пошли — мужик-де живет, из семьдесят шестого сам девяносто третий делает. Колонка во дворе.
А потом наступил вечер, и опять они где-то ходили, где-то сидели. Над ними горели окна. Тихо шумели осенние деревья. Проезжали мимо машины, потом они оказались вдруг на трамвайном перекрестке, выяснилось, что они шагают к Марьиной роще, оба этому поудивлялись. Расстались они совсем поздно, расцеловались, это уже на Киевском вокзале, на платформе перед совсем пустой электричкой с окнами, горящими вполнакала.
— Значит, ты дашь знать?
— Все спокойно, старичок. Дыши носом.
— Бумаги мои не потерял?
— С какой стати? Мы это все у тебя слямзим, — неловко пошутил Булыков, и как-то даже гнусно ему стало, но сам виноват. Развел руками.
— Это невозможно. Все со мной, Олежек, — сказал Яковлев.
— Договорильник! Сейчас порядок наведу, и вместе этим самым делом и займемся. Всю лабораторию на твою тему посажу.
Электричка тронулась. Красные кольцевые огни отплыли в темноту, электрический свет ударил на рельсы, на которых только что стоял состав. Булыкова обдало теплым ветром. Ладонью он провел по лицу, и какое-то мерзкое чувство зависти возникло. Засосало. Вот Витаська тихо, спокойно, без суеты настоящую золотую жилу открыл, хорошо ему: живет сам по себе и ни в какие игры не играет, но Олег Николаевич это чувство тогда переборол. Отбросил решительно. Сказал себе — молчать! — и зашагал к выходу в город, где у ступенек на освещенном пятачке у пригородных касс продавали цветы.
На следующий день состоялся разговор с Кауровым. Дядя Толя слушал молча, сопел, при этом на его лице не отразилось никакой тени поспешности, или сомнения, или просто заинтересованности. Он сказал: «Хорошо. Надо посмотреть». И забрал с собой все бумаги, которые передал ему Булыков.
Каурова никак нельзя было назвать торопливым. Он хранил молчание неделю. Затем вдруг его словно прорвало. Это утром случилось. Он поднялся к Булыкову, тяжело опустился в кресло.
— Если мы не возьмем этого парня к себе, оправдания нам не будет! — сказал Кауров, и его всегда спокойное лицо дрогнуло. — Олег Николаевич, вы меня знаете, я просто так слов не кидаю. Так вот, я его расчеты, как мог, проверил, так у него допуски мне не всегда ясные, можно согласиться, можно поспорить, но конструкция его дозатора изумительна! Это ж надо, хитрец какой: хочешь бензин, хочешь газ, система питания одна, и только этот прибор… Немыслимо! Возможны разве что технологические трудности.
— Причем автомобиль запросто работает на бензине, на газе, на любом топливе! И переключение с режима на режим элементарно!
— Все понял. Понял, но не сразу, вначале сомневался. Надо тему через ученый совет провести.
— Тяжелехонько. Предварительно все уже утверждено. Пустых позиций нет.
— А если?
— Вот я тоже думаю: «А если?» Вы меня поддержите?
— Да, — сказал Кауров и пожал Булыкову руку, что показалось им обоим старомодным, но соответствовало величию момента. Они и приблизительно даже не представляли, какие неожиданные трудности, и совсем не технологического характера, возникнут перед ними.
Кауров ушел в лабораторный корпус, а Булыков долго ходил по кабинету, наконец решительно поднял трубку своего кнопочного телефона с памятью на сто номеров, позвонил Самому. Вот так вот сразу!
— Арнольд Суренович, вы бы могли принять меня по весьма важному вопросу?
— Вам немедленно или чуть погодя?
— Немедленно! — сказал Булыков. Конечно, немедленно! Он ничего не хотел откладывать. Он боялся растерять запал. Только немедленно, и никак не иначе! Нельзя терять времени. Он мечтал быть счастливым, как был счастлив инженер Ципулин. Такое бывает раз в жизни, это он чувствовал.
— Хорошо. Очень рад буду вас видеть у себя сегодня ровно в три часа пополудни, — устало сказал Сам и мягко повесил трубку.
6
— Да здравствует товарищ Ципулин! — неслось со всех сторон.
— Ура! Ура…
— Подсади, братва, героя труда!
— Да что вы, что вы, товарищи, — смущенно отнекивался Ципулин, и розовая краска заливала его прекрасное лицо. — Я, я, право… Я понимаю… Но не я один машины строил.
Парень в морском бушлате, шумный, веселый по поводу пролетарского праздника, ударил чечеткой: «Эх, яблочко, да на тарелочке, два матроса подрались за одной девочки…» Ему замахали: «Давай другую».
А в столовой на только что сколоченной деревянной сцене синеблузники маршировали, размахивая красным флагом.
Война — не женская работа, но с некоторых пор старший батальонный комиссар ловил себя на том, что ни один мужчина не сможет так вести себя за телеграфным аппаратом, как эти девчонки, когда стоит рядом командир штаба, нервничает, говорит быстро, а то и словцо русское крылатое ввернет поэнергичней, которое пропустить следует, а все остальное надо передать быстро, без искажений, понимая военную терминологию, это тебе не «жду, целую, встречай!» — это война, судьба миллионов…
В основу романа положены реальные события. Прототипами героев автору послужили члены одной рабочей династии. Родоначальник ее был шофером купцов Рябушинских, а его сын, коммунист, активный участник строительства первого советского автогиганта, красного АМО, стал заместителем генерального директора ЗИЛа. В жизни семьи Кузяевых отразилась история страны. На их глазах начиналась индустриализация. Они работали с «великим автомобильным директором» Иваном Алексеевичем Лихачевым, сидели за рулем первых советских автомобилей, встречались с Генри Фордом-старшим, строили и мечтали о том, чтобы АМО превратился в крупнейший завод.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
Всего за сорок дней до победы погиб старший лейтенант Владимир Коркин. Пуля, оборвавшая его жизнь, и сегодня несет горе в дом солдата Великой Отечественной войны. Не сбылись его планы, не родился его сын и никогда не родятся его внуки… Тема нравственного долга выживших, вернувшихся с войны перед павшими товарищами лежит в основе романа.
В поисках разгадки своей семейной тайны московский таксист Игорь Коробов направляется в небольшой приморский городок, где его ждут драматические столкновения с нечестными людьми, любовь и ненависть, потери и обретения. Приподнимая завесу над прошлым, герой книги начинает лучше видеть и свой путь в настоящем.
В романе «Варианты Морозова» автор исследует нравственные искания своих героев на широком жизненном материале. Действие романа разворачивается в наши дни. Главный герой книги С. Рыбаса — тридцатилетний горный инженер Константин Морозов, представитель шахтерской династии, человек, в котором воплощены лучшие черты его поколения.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.