Испытания - [15]

— Вас вызывает завкафедрой, — сказала она и собрала в папку бумажки с расчетами.

Яковлев хмуро кивнул и стал отмывать руки в керосине.

По широкой старинной лестнице он поднимался намеренно медленно, чтобы хоть как-то освободиться от этой суматошливой замороченности, которая кружила весь день. Был перерыв между лекциями, вверх и вниз сновали студенты, курили, стоя у окон на лестничных площадках, девичьи лица попадались на этом факультете редко, да и были почти все малопривлекательны. Яковлев прошел в конец коридора третьего этажа, толкнул высокую дверь с забеленными стеклами.

В просторной комнате, заставленной обшарпанными письменными столами и дубовыми стеллажами с пыльными папками проектов, сидел в одиночестве пожилой доцент. Он устало поздоровался и снова зашелестел бумагами и синьками на своем столе. Яковлев пересек комнату и постучал в дверь кабинета завкафедрой, открыл ее и застыл на пороге.

Прямо против двери в кресле с высокой прямой спинкой сидела давешняя девушка и внимательно, строго смотрела ему в лицо. И снова он почуял прозрачный и чистый запах ее духов — будто бы так пахли после дождя озерные отмели, заросшие камышами, или вчерашняя белая ночь в очищенном балтийским ветром засыпающем городе.

Он стоял на пороге светлого квадратного кабинета заведующего кафедрой, испытывая стеснение и в то же время будто видя себя со стороны — взъерошенного, хмурого, в серой мешковатой спецовке, с темными пахнущими керосином руками. Яковлев почувствовал острое раздражение от ее внимательного взгляда, от своего вида — вообще от всего этого рассеянного, суматошного и пустого дня.

— Зачем звали? — намеренно резко и грубо, инстинктивно входя в роль, соответствующую внешности, спросил он.

— Проходите, садитесь, Григорий Иванович, — подчеркнуто вежливо ответил Владимиров и расправил ладонью чертеж на письменном столе. Яковлев с каким-то злорадством отметил, что правая бровь Игоря Владимировича удивленно поднялась от его грубого вопроса. Он прихлопнул дверь и сел тут же, на стул возле стены.

— Нет, сюда, пожалуйста, — сказал Владимиров и подмигнул ему заговорщицки и ободряюще.

Яковлев молча встал, подошел и сел в кресло у стола, кинул взгляд исподлобья на девушку, сидевшую прямо напротив, и, поразившись ярко-густой синеве ее глаз, сразу же потупился.

— Вы не знакомы? Алла Синцова — наша студентка, — в голосе Владимирова слышались насмешливые нотки. Яковлев почувствовал, как горячеют скулы, и кивнул, не поднимая глаз.

— Вот взгляните, Гриша, какую Алла предлагает подвеску передних колес. Может, построим, опробуем, а если пойдет, то испытаем на осенних гонках. — Владимиров пошуршал хрусткой бумагой чертежа, пододвинул его к краю стола.

Яковлев положил локоть на дубовую столешницу, другой рукой подтянул чертеж поближе, пробежал взглядом сразу весь лист. Ничего особенного в этой конструкции не было: обычные качающиеся рычаги, спиральная пружина с телескопическим амортизатором. Он чувствовал на себе выжидательные взгляды Владимирова и этой студентки. Это настораживало, заставляло детальнее вникать в чертеж.

«Вот в чем соль — нет шкворней! — подумал он, заметив необычное сочленение верхнего рычага с поворотной цапфой. — Шаровая опора!»

— Ну, можно это сделать в нашей мастерской? — нетерпеливо спросил Владимиров.

Яковлев медлил с ответом, раздумывая, что дает это усовершенствование. Он уже читал где-то о таких сочленениях, и то, что здесь есть некоторый выигрыш в весе, было ясно сразу. Жесткости тоже должно было хватить, но вот надежность этой опоры вызывала сомнения, особенно при кустарном изготовлении в мастерских.

— Сделать-то можно, — медленно, еще раздумывая, ответил он. — А вот будет ли она стоять — это вопрос.

— Запас прочности рассчитан, — сказала Алла.

Яковлев на миг поднял глаза от чертежа, увидел, что ее лицо зарделось и от этого стало еще красивее, и снова опустил взгляд, почувствовав какой-то странный стыд, будто он подглядывал исподтишка за этой девушкой.

— Я в расчетах не понимаю. Хватит, наверное, прочности, раз вы говорите… — Он почувствовал на себе иронический взгляд Владимирова и умолк, с досадой подумав: «Чего я выкобениваюсь?»

— Так что же вас смущает, Григорий Иванович? — интонация Владимирова была мягкой, вкрадчивой.

Яковлев рассеянно оглядел кабинет — кульман с закнопленным бумагой чертежом, книжный шкаф с толстыми стеклами в дверцах, за которыми чернели пузатые тома «Справочника инженера» Хютте, красные и желтые, блестящие под солнцем модели гоночных машин на узком приставном столике, потом посмотрел на Владимирова, заметил странный блеск в его темных глазах и сдержанную улыбку на узком худощавом лице, и внезапно Яковлева осенило: «Он и она!» От этой мысли даже бросило в жар и сбилось дыхание, но рассеянность прошла. Он сжал губы, потом глубоко вздохнул и, стараясь, чтобы голос звучал ровно, заговорил:

— Тут сферическая поверхность должна быть очень чистая — четыре угла, минимум, да еще износоустойчивая, а как я это на одном токарном станке сделаю? — он вопросительно посмотрел на Аллу. — Допустим, можно это как-нибудь выгладить, шаблон сделать, если шаровой, чтобы точность выдержать, но все равно материала такого нет, а наша цементация не поможет — только на полкилометра и хватит этих опор… И сухарики эти полукруглые сделать — тоже задача, — он отодвинул от себя чертеж.