Испытание временем - [32]

Шимшон сидит в своем углу и читает жирные заголовки на обоях. Он не догадывается о перемене, происшедшей с фруктовщиком, и жадно вычитывает новости с потолка и стен…

Вечереет. В соседней комнате зажигают огонь. Сквозь закрытую дверь слышно, как дружно стучат ложки и вилки и звучно сморкается маленький музыкант…

Неужели его не позовут? Он весь день ничего не ел. Крошки во рту не было… Никто его не обязан кормить, спасибо за приют и внимание… Прекрасный угол, отсюда виден весь двор… С ширмочкой это уже комната, совершенно отдельная квартира. Можно растянуться на кровати и обсуждать планы, размышлять…

Стены как будто прочные, толстые, щелей нет, а из соседней комнаты все слышно… Фруктовщик разрезает мясо, высасывает из костей мозг, и хлеб хрустит под его зубами… Еще не поздно, его могут еще позвать… Ему не много нужно: ломтик хлеба и пару картофелин… Ничего больше, ни крупинки… Мяса он не любит, пусть на здоровье сами едят…

Удивительная комната! Заголовки на обоях видны в темноте. «Капитан Дрейфус освобожден!» — сообщается над платяным шкафом. «Ложь торжествует!» — вторит косо срезанный угол «Московских ведомостей» на потолке. «Эстергази — провокатор», — гнутой строкой запечатлено на подоконнике… Вся комната сочувствует капитану и клянет его врагов.

Мысль Шимшона переносится в Кайенну и оседает на Чертовом острове. Бедный Дрейфус, ему не повезло!.. Тысячи раз он ложился спать без ужина, никто не слышал от него ни стона, ни жалобы… Бедняга переносил испытания, как Самсон…

Будь здесь кровать, Шимшон разделся бы и лег спать. Пусть без ужина, надо привыкать к лишениям… Прекрасно бы дня два так не есть, спать, не раздеваясь, под чужим забором… О страданиях его рано или поздно узнают и скажут, как о Дрейфусе: «Вот у него надо учиться терпеть и надеяться. Никто не слышал от него ни стона, ни жалобы…» Только бы его не позвали к столу… Он откажется, поблагодарит и скажет, что сыт по горло. Его тошнит при мысли о еде…

В соседней комнате не слышно стука ножей и вилок, фруктовщик бормочет молитву, и маленький музыкант вторит ему… Теперь Шимшона уже не позовут, эти эгоисты не отличаются чрезмерным гостеприимством… Икают от пресыщения, поют, смеются и в ус себе не дуют, что рядом сидит голодный человек. Хоть бы из вежливости пригласили… Он отсчитает до ста, и если эти свиньи не перестанут икать и зевать, пусть пеняют на себя… Один… два… пять… семь… десять… двенадцать… «Вчера на углу Ришельевской и Троицкой с целью самоубийства бросился под трамвай юноша лет шестнадцати…» Пятнадцать, двадцать… тридцать… «В подворотне дома № 22 по Большой Арнаутской цианистым калием отравился неизвестный. Несчастный доставлен каретой скорой помощи в бессознательном состоянии…» Сорок… сорок пять… пятьдесят… Эти люди не знали испытаний. Кто хоть раз уснул без ужина, провел ночь на голой земле под забором, никогда этого не сделает… Пятьдесят восемь… шестьдесят. «Двойное самоубийство на почве голода…» Противный дом, глаза девать некуда. Какая глупость оклеивать стены газетами!.. «Несчастный случай с прохожим…» «Смерть от удушения…» Шестьдесят пять, шестьдесят восемь… Семьдесят три…

В дверях показывается фруктовщик. Яркая полоса света врывается вместе с ним, и Шимшону становится светло и радостно…

— Вы не легли еще? Пора… Занимайте свой угол, молодой патриот, и спите.

Дверь закрывается, и слышно, как щелкает крючок.

«Мсье Броун, Исухер Броун, — чуть не кричит ему вслед Шимшон — где ваша кровать и ширмочка?»

Он растягивается на полу, кладет под голову крошечный сверток с багажом и думает, что испытания наступили… Луна освещает оклеенную газетами комнату. Аршинными буквами глядят на Шимшона жирные и полужирные заголовки: «Эстергази сознался в подлоге…» «Полковник Анри, автор подложных документов, покончил с собой…»

Острый запах яблок ударяет Шимшону в нос. Он глубоко вдыхает аромат и открывает глаза. Над ним висит пиджак и заплатанные штаны Броуна. Они пахнут сосновой стружкой и фруктами.

«Вставайте, молодой человек, — напоминают они ему, — пора! Собирайтесь, молодой патриот, идите искать счастья… Город большой, может быть, вам повезет…»

Шимшон протирает глаза и спросонья улыбается. Он бесшумно одевается и на цыпочках уходит.

Трудная задача искать свое счастье. Он выбрался из улиц, изрезанных переулками, и вышел к сверкающему потоку шума и красок. Волосы его были приглажены, картуз набекрень, и на щеке клеймом алел оттиск «подушки» — маленького свертка багажа.

Для начала надо осмотреть город, взглянуть на море, волнорез, на памятник Дюку… Еще рано, солнце едва коснулось земли, и улицы безобразны и серы. Порт медленно пробуждается. Трамвай суровым скрежетом будоражит его покой и мчится дальше. На рейде дремлют корабли, и пестрыми заплатами ложатся на бухту флажки и флаги…

Нужно наметить план, принять твердое решение, и счастье само полезет в руки. Сотни и тысячи людей таким образом находили его… Прежде всего выбирают направление. Это самое важное… Идти ли направо, налево или шагать, не спрашивая себя, куда?..

Солнце затопило улицы, и везде стало одинаково людно, всюду ослепительные витрины и нависающие этажи. Греческая, Дерибасовская, Екатерининская, Ришельевская, Пушкинская, Садовая, — какую из них выбрать? Или пересечь город зигзагами, пройти десятки улиц в одном направлении до городских ворот?.. А потом? Вернуться сюда, к морю?.. Нет, нет! О выборе направления не может быть и речи… Судьба сама ведет человека, ее не перехитришь… Другой вопрос — каким путем добраться до счастья. Это уж дело его. Вон Биржа, кафе Фанкони и Робина. Смахнуть с костюма пыль, зачесать пятерней волосы и поправить фуражку — дело одной минуты… В таком виде можно куда угодно войти… Что такое? Нельзя? Его выталкивают вон? Почему? Порядок?.. Что ж, порядок прежде всего…