Испытание на верность - [50]

С этого дня самолеты не оставляли укрепрайон в покое. Ночами они летали бомбить Ржев. Над городом не угасало зарево пожаров, висли осветительные ракеты, мерцали вспышки разрывов, и цепочки светлячков — зенитных снарядов — тянулись в темное небо.

Так же неожиданно, как пришел, пулеметно-артиллерийский батальон покинул укрепрайон: его перебрасывали на другой участок. Со стороны фронта колоннами пошла угрюмая пехота. Усталые, небритые бойцы в захлестанных с подпалинами шинелях вслух завидовали спокойной жизни в укрепрайоне и многозначительно обещали: «Подождите…»

Связные, ходившие в, штаб полка, застали там тревожную суету сборов. Фронт надвигается, вот-вот противник покажется перед укреплениями. Жестокий, неравный бой идет уже два дня на левом фланге дивизии. Противник стремится прорваться по дороге на Сычевку. Туда, на помощь левофланговому полку, выходят первый и третий батальоны. В обороне пока остается второй батальон, но и то неизвестно, надолго ли.

Пулеметчики, вновь забравшиеся в дзот, поглядывали на опустевшую дорогу через амбразуру и гадали, что делать, если покажется противник. Никакого определенного приказа нет. Их уже не радовало укрытие: от сырости, нависшей над головами тяжести бревен и земли становилось не по себе.

Газин ходил к командиру роты, чтобы разузнать как быть дальше, но вернулся и сказал, что Турова не застал — тот ушел на командный пункт батальона. Надо ждать.

Глава одиннадцатая

В эти сентябрьские дни одна из действующих армий держала фронт у Андреаполя, среди сырых лесов, болот, холмов, и в ее составе воевали сибирские дивизии. Сюда, за боевым опытом и выехал генерал Горелов с группой старших своих командиров.

Четверть века назад Горелов, в должности командира роты, отбивал немецкие атаки, сиживал в окопах под вражеским артиллерийским огнем, поднимал своих солдат в штыки, когда эта мера являлась последней, крайней, чтоб удержать позиции. Место ротного командира всегда впереди, и русское офицерство считало, что иначе и быть не может. Он познал «прелести» окопной жизни, был дважды ранен, а в третий раз контужен и списан с военной службы по состоянию здоровья.

Но не поэтому он вспоминал сейчас прошлое, чтоб посмотреть на себя, на молодого, словно бы со стороны. Его беспокоило другое: фронт проходил тогда много западнее, ближе к границе. Тех немцев он знал неплохо, знал, на что они способны, умел им противостоять, когда они нажимали. А эти, нынешние? Почему этим удалось так быстро захватить Прибалтику, Белоруссию, Украину? Чем они сильнее? Что движет ими вопреки логике, здравому смыслу, который говорит, что простому народу война не сулит ничего, кроме бедствий и уничтожения? Эти рвутся вперед, словно Москва их встретит пирогами. Чем их околдовал Гитлер, этих немецких крестьянских парней и рабочих, что они готовы разбиться за него в лепешку?

Такие вопросы не давали Горелову покоя, и он надеялся найти на них ответы в действующей армии. Ответ был необходим не только ему лично, а всей дивизии, чтоб люди могли тверже смотреть в будущее, чтоб вместе с ним вникали в существо управления боями начальник артиллерии дивизии, оперативник и разведчик, работники политотдела и тыла, каждый в своей сфере.

Хозяева приняли их радушно, — как ни говори, а земляки! — ничего от них не скрывали, ни своих скромных успехов, ни просчетов, без которых пока почти ни один бой не обходился. Провожая, пожелали боевых успехов и гвардейского звания. Первые гвардейские дивизии появились после разгрома гитлеровцев под Ельней, и теперь к этому стремились многие, потому что служба в прославленных войсках сулила и материальные выгоды и более успешное продвижение по службе. Это была большая радость для всех. Правда, Горелов слышал, что там здорово помогли «катюши» — новое секретное оружие. Будто одним залпом накрывали сразу до батальона пехоты и начисто сжигали… Первая проба, и толком пока никто ничего не знает. Но это и не важно.

Главное, что такое оружие есть и держать под спудом его не станут…

Впечатления от поездки цепко держали Горелова в плену. Он ехал в черной «эмке», смотрел на кустарники по обочинам, на кудлатые сосны, а в мыслях стояло другое: как странно устроена жизнь! Человек стремится к новому, а судьба кидает его на прежний след. Воевать-то пришлось в этих же местах, только чуть дальше — за Свенцянами, Даугавой, и может, в числе тех, кто сейчас рвется к Москве, есть его бывшие противники. Кто знает. Только теперь они уже в другом качестве, как и он. И что их кидает на восток всякий раз, как только подрастает новое поколение? Жажда богатства? Едва ли. Тысячи тысяч ничего не получат от этой войны, как и от прошлых. Лишь маленькая группа наживется на прибылях от поставок, достигнет высоких постов и званий, и столько же прогорит, сорвется вниз. Но честолюбие толкает человека вперед, заставляет пренебречь опытом истории: авось мне удастся то, что другим оказалось не по силам! Авось…

Неприятная мысль больно кольнула Горелова: а вдруг немцы одержат на этот раз верх? Такой перевес в силах…

— Нет, не должно. Хоть и много у них спеси, да и сил стало куда против прежнего, но не поставить им русский народ на колени. С нашим народом шутки плохи, и это факт…