Испытание - [21]

– Да я еще иголку толком в руках держать не умею, – зарделась Эмми. Голос ее слегка дрожал.

Первые попытки Эмми наложить заклинания при помощи иглы и нити провалились, и мы пока не возвращались к вопросу, следует ли ей учиться этому дальше, только более систематически. А уж после того как меня саму постигла неудача в колдовстве, я и думать забыла об ее обучении.

– Эмми все понимает с полуслова. Думаю, ей стоит немного попрактиковаться в художественном шитье и декоративной вышивке. Когда ткань послушна твоим рукам, наложить чары не составит никакого труда, – сказала я.

Меня терзали сомнения. Мои подруги – единственные, кто может помочь, но я боялась открыться им: если начну говорить о своих проблемах, придется признаться и в том, что я накладывала проклятие.

– А еще мне нужно поработать над подрубочным швом, – вздохнула Эмми.

– Звучит жутковато, – хихикнула Парит. – И довольно болезненно.

– С отстрочкой по краю… Вышивкой гладью… – перечисляла Эмми, заалев как маков цвет.

– А у кого-нибудь из вас, – решилась я наконец, – когда-нибудь возникали сложности в наведении чар?

– Да постоянно, – замахала руками Вения. – Когда я только начинала, не могла ни сконцентрироваться толком, ни таблички глиняные слепить, ни чары наложить… – вторя своим словам, она загибала пальцы. – Я была неважной чародейкой.

– Думаю, мы все такими были, – мягко сказала Лиета.

– Я хочу сказать… сейчас, – запнулась я, – то есть уже после того, как вы научились. Кто-нибудь из вас терял сноровку?.. Я никогда никого не учила прежде, мне надо все знать, – добавила я поспешно, чтобы никто ни о чем не догадался.

– Я о таком не слышала, – поджала Парит накрашенные кармином губы. Когда она раскрывала рот, краска придавала ее лицу уморительное выражение. – Со мной такого ни разу не случалось.

– Со мной тоже, – добавила Эмми. – Но я ничему особо и не обучалась. Только самым азам колдовства.

– А я на время покончила с чародейством, – вздохнула Лиета. Я навострила уши. – Это случилось, когда умер мой муж. Из меня будто… будто высосали все силы.

Слегка разочарованная, я откинулась на спинку стула. О черной магии, проникавшей в работы чародеек, Лиета не промолвила ни слова.

– Несколько раз я пыталась вернуть свое мастерство, – продолжала она, – но никак не могла сосредоточиться. Свет постоянно ускользал прочь. Так продолжалось несколько месяцев. Наверное, не стоило приниматься за работу, пока я носила траур.

– Потому-то у нас и приняты недели безмолвия, – кивнула Вения, намекая на пеллианскую традицию, согласно которой люди, терявшие кого-нибудь из близких, обычно уединялись вдали ото всех недели на две, а то и больше. Друзья и родственники приносили им еду, занимались их делами и делали за них любую работу.

– Галатинцы о подобном и не слыхали, – сказала Эмми.

– Галатинцы и слышать ни о чем не хотят, если это пришло не из Галатии, – дернула плечом Парит. – Но как соблюдать недели безмолвия, если тебе надо зарабатывать на жизнь?

– Вот-вот, – согласилась Лиета. – Я слишком быстро вернулась к работе. Вела себя как галатинка, а не пеллианка.

Я прикусила губу. Все, что они обсуждали, не имело к моей проблеме никакого отношения.

– Послушай, Эмми, – проговорила Парит. – Ты как-то обмолвилась, что твоя мама наносила сакральные надписи на таблички разными способами?

Дальнейшую беседу я пропустила мимо ушей: они погрузились в обсуждение глиняных табличек и тайных надписей, передававшихся от матери к дочери, от бабушки – к праправнучке.

– Тебя что-то тревожит? – шепнула Лиета и тепло, по-матерински, хоть и не являлась мне даже дальней родственницей, накрыла ладонью мою руку.

Я затрясла головой. Парит как раз начала рассказывать про базарный день, проходивший в пеллианском квартале. Она так смешно гримасничала, передразнивая пеллианскую торговку, шикавшую на не в меру расшалившихся детей, что все покатывались со смеху.

– Жизнь продолжается, – не подумав, ляпнула я. – И что ни делается, все к лучшему.

– Это после зимы-то? – Лиета плотно сжала губы. – Не все, мне кажется.

«Ее сын», – мелькнуло у меня в голове.

– Простите, я сболтнула глупость.

– Нет, ты права. Лето как лето – такое же, как и все предыдущие, – она подавила вздох. – Моя мирита, она не сдается. И для меня это – словно нож в сердце.

Мирита – «обретенная дочь», «дочь дарованная» – так в Пеллии сердечно называли жену сына. По сравнению с ней обычная галатинская «невестка» звучала сухо и чересчур казенно.

– Она работает?

– Да, шьет, по правде говоря. Хорошая рукодельница, быстро штопает. Она пробовала устроиться прачкой, да хозяйка ее невзлюбила.

«Интересно почему, – шевельнулась мысль в моей голове. – Потому что поддерживала Красных колпаков или потому что пеллианка? Или совсем по иным причинам?»

Я задумалась. Алиса уже разместила объявление в газете и даже получила несколько откликов. Я вполне полагалась на нее, она подыскала бы нам отличную новую швею, но мне захотелось помочь невестке Лиеты.

– Передайте ей, пусть поговорит с моей помощницей.

Лиета изумленно вытаращилась на меня.

– Но она… Она не белошвейка и никогда не шила для знатных дам!

– Если она любит учиться, то станет настоящей белошвейкой. – Я с улыбкой покосилась на Эмми. – Ну, а если не любит… – пожала я плечами. – Бизнес есть бизнес. Я дам ей выходное пособие, и она ничего не потеряет. Как ее зовут?