Испытание - [15]

– Прости за этот бедлам, – повинился Теодор, когда мы возвращались домой. – И надо ж мне было связаться с этим напыщенным болваном! Вайтакер вояка до мозга костей, законодательные новации для него – как для барана новые ворота.

– Он не один такой, – заметила я.

Если Теодор надеялся, что сегодня вечером воодушевит элиту дворянства не только начать считаться с простолюдинами, но и воспринимать их как равных, то, боюсь, он потерпит сокрушительное поражение.

– Не только реформы встают ему поперек горла, – вздохнула я и отвернулась к окну.

Генерал Вайтакер не допускал и мысли, что я и подобные мне являются во всем ему равными. Хорошо, что я сидела у окна кареты, которое выходило на залив и реку, а не на дома-громадины, заполонившие противоположную сторону улицы.

Теодор склонился ко мне, и наши пальцы сплелись.

– Такие люди, как он, могут метать громы и молнии, но не могут разрушить наш союз. Не могут выступить против законной власти. Они призна́ют нашу правоту.

– А если… если не призна́ют?

Я припомнила фразу, вычитанную из книжки Кристоса, которую, как я полагала, он позаимствовал у Пьорда Венко. Несмотря на сомнительное происхождение, фраза врезалась мне в память.

– Бездействовать – много проще, чем меняться, однако и в бездействии таится движущая сила, укрепляющая и поддерживающая самое себя, – процитировала я. – Что, если они не изменятся?

– Если Билль пройдет, у них не останется выбора. Им придется измениться, хотят они того или нет.

– Ты так думаешь? – спросила я еле слышно.

Слова, брошенные Вайтакером, поколебали зародившиеся во мне надежды, и червь сомнения вполз ко мне в душу. Я должна была поговорить с Теодором начистоту.

– Воспротивиться законной власти для них равносильно измене. Они не пойдут ни на политическое убийство, ни на раскол, ни на что-либо подобное. – Колесо кареты попало в глубокую выбоину, и Теодора качнуло на меня. – Не в их силах остановить реформы.

– Но у них полно денег, они властвуют в большинстве провинций. Как их принудить к чему-либо?

– Они подчинятся законной власти, – повторил он.

– Теодор, – несмело начала я. – Не хотелось бы тебя огорчать, но все эти сильные мира сего находятся у кормила власти, которое столетиями позволяло им править и повелевать. Не витаешь ли ты в облаках, полагая, что они склонят головы перед новыми законами?

– А по-твоему – что? В одночасье все дворяне станут преступниками?

– Нет, – удрученно вздохнула я. – Но для тебя они – ровня. А для меня – цари горы по воле случая, которые слишком долго никого не пускали на вершину. Они понятия не имеют, что творится у подножья горы, они на все смотрят свысока.

– Ты хочешь сказать, что я ни в грош тебя не ставлю? Смотрю на тебя сверху вниз?

– Нет! – Я вцепилась в шелковые юбки. – То есть смотришь иногда, но неумышленно. Что поделать, ты родился на вершине горы, а я – у ее подошвы. Но неужели ты не понимаешь, что в твоих руках власть, которой у нас нет?

Я тяжело дышала, но, наконец-то высказав все, что во мне накипело, почувствовала себя легко и свободно.

– Но я пытаюсь помочь! Стараюсь поступать по справедливости с тобой и с кем бы то ни было в Галатии, лишь бы эта чертова страна не развалилась на части!

– Знаю! Но, черт побери, Теодор, неужели ты не понимаешь, что твои благие намерения – это дорога в ад? Складывается ощущение, что нам могут вначале что-то дать, а потом, – я втянула воздух, – взять и отнять!

Он внимательно оглядел меня: заметил смятый шелк, сжатый в моих кулаках, отчаянную решимость на моем лице.

– Я подумаю над твоими словами, – сказал он.

– Спасибо.

– На данный момент я более чем уверен – даже если они не захотят меняться, они не захотят вызывать и открытый бунт, так что Билль одобрят.

– Полагаю, – осторожно улыбнулась я, – как только Билль войдет в законную силу, они не будут возражать против реформ, дабы не раздуть пожар гражданской войны.

– Конечно, нет! – завопил Теодор в притворном негодовании. – Этому отребью только волю дай, они такого наворотят! Анархисты!

Я расхохоталась – настолько ловко Теодор спародировал генерала Вайтакера.

– А теперь – за работу. Впереди у нас великие дела и долгие вечера. – Теодор взял меня за руку. – И я так рад, что мы проведем их вдвоем.

7

Когда я открыла глаза, солнечный луч уже проторил золотую дорожку на одеяле. Теодор спал, волосы его рассыпались, закрыв лицо. Я тихонько высвободила руку из-под его головы, выскользнула из постели, накинула на плечи розовый шелковый пеньюар, который Теодор держал для меня в своей спальне, и на цыпочках подкралась к окну. За окном пышным цветом расцветал летний день: облачко студеного ночного тумана золотистой дымкой таяло над водной гладью порта.

Стук в дверь пробудил Теодора и заставил меня вздрогнуть.

– Входите, – сонно пробормотал мой нареченный.

Краска стыда выступила на моем лице – никак не могла свыкнуться с мыслью, что слугам известно, когда я провожу ночь с их хозяином. Я представляла, как они сплетничают обо мне на кухне или в кругу семьи.

Лакей величественно распахнул дверь и, избегая смотреть на меня в неглиже, провозгласил:

– Ваше высочество, пожаловала леди Виола Сноумонт.