Испытание - [52]

Мурат вскочил со стула, быстрыми шагами обогнул стол, положил руки на плечи старика, заглянул ему в лицо:

— Я нарком, да? Мне народ доверил деньги, сказал: «У страны мало средств. Война много разрушений принесла. Что есть — расходуй бережно!» А я должен пенсии давать. За что? Вот тебе — за ЧТО? Сочувствовать тебе — можем. А деньги давать… Почему страна должна быть такой щедрой? — Нарком с надеждой спросил: — Теперь понял, что стыдно тебе у народа пенсию просить?

— Понял, — пригорюнившись, произнес посетитель. — Не повезло мне… Всю жизнь одно знал: работу да работу.

— Глаша! — закричал нарком и, когда в кабинет вошла секретарша, кивнул ей на посетителя и торжественно, точно продолжая давний спор, заявил: — Ему стыдно. Он от пенсии отказывается. Добровольно!

Когда дородный мужчина в пенсне и с галстуком-бабочкой, опережая очередь, нырнул в дверь, из кабинета послышался крик — яростный, непримиримый. Нарком метал громы и молнии:

— Не годится так! Не могу так! Денег на больницы не хвастает! На школы не хватает! На мосты не хватает! На электро станцию — НЕТ! А пенсию даем буржуям! Нет! — показал он кулак чужаку. — И нет!

Стоя возле непомерно большой скульптуры вздыбившегося коня с отбитым копытом, Глаша, старательно не замечая негодующего взгляда дородного посетителя, терпеливо ждала, пока Мурат выговорится. Потом беспристрастно сказала: — У этого гражданина все документы в порядке.

— У таких справки всегда есть! — вскипел Мурат. — Сделать такой в жизни ничего не сделает, а бумажку прихватит! Пусть мне начальство голову рубит, а я не дам ему пенсии. Так и знай: не дам! — и вдруг коротко, едва слышно, почти без зла и ненависти произнес: — Уходи…

И дородный мужчина испугался. Только сейчас. Этот тихий, почти дружеский голос пронзил его страхом, и он торопливо выскочил из кабинета.

Нарком поднял глаза на Глашу. Она посмотрела на него с укором. И нарком, наконец, сдался:

— Позови того старика, что всю жизнь знал одно — работу…

Глаша не удивилась. С привычной неторопливостью распахнула массивную дверь, отыскав глазами старика, кивком головы подозвала его.

— Звал, будто? — озадаченный молчанием наркома, старик в растерянности оглянулся на секретаршу.

— Звал, — согласился нарком и, избегая взгляда Глаши, примирительно произнес: — У каждого человека наступает день, когда он назад оглядывается. О том, что бывает такой день, надо знать. Тебе. Мне. Всем! Твои дети должны знать об этом и твои внуки! Будут знать — станут заранее думать, как жить, чтоб было, что ответить совести. А не молчать, как ты! — Вдруг озорная улыбка осветила его лицо, ион, лукаво поглядел на старика, сказал: — Бери его бумаги, Глаша, давай пенсию. Советская власть о старости заботится. Умереть с голоду не дадим никому!

Выходя из кабинета, старик бережно закрыл за собой дверь…

— И мужчину в пенсне позвать? — спросила Глаша. Мурат подскочил с места, так велико было его негодование:

— Нет! Нет! Нет!!!

Глаша подождала, пока крик, продребезжав стеклами окон, заглох у потолка, напомнила:

— В обком вызовут. Скажут, что в мирной жизни нельзя действовать, как на войне.

— Нужно, как на войне! — эхом отозвался Мурат.

— Советская власть заботится о старости, — повторила она только что произнесенные им слова.

— Не буду подписывать.

— Заставят.

Нарком, тяжко вздохнув, вспомнил, что так бывало не раз — заставляли, и, примирившись с неизбежностью, сказал:

— Сама подпиши.

— Не имею права.

— А меня в обком вызовут, докажут, что документы у этого типа в порядке, ругать станут, — напомнил Мурат. — Тебе станет жаль меня, плакать будешь, — и нежно попросил: — Подпиши. Сам — не могу! — он кивнул на стол, где в траурной рамке стояла фотокарточка улыбающегося чубатого Федьки, точь-в-точь такая же, как та, что находилась рядом с пишущей машинкой; Глаши, и с болью промолвил: — Он не позволяет мне подписать. Все, кто не вернулись, не позволяют! — и увидев, как мгновенно осунулось лицо Глаши, попытался пошутить: — Тебе — подпишу. Хочешь, доченька, сейчас подпишу? Раз десять подпишу!

— Рано мне, — растроганно произнесла Глаша.

* * *

…Савелий Сергеевич умолк и озадаченно поглядел на весело засмеявшегося Дзамболата. Не над сценарием ли?

— Что-то не так? — осторожно спросил режиссер.

Не переставая хохотать, Дзамболат потыкал пальцем в сценарий.

— А что произошло дальше, у тебя там написано? Про то, как Мурат просил деньги на электростанцию? Нет?.. Так слушай же…

… В кабинете Всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина шло заседание. Члены ВЦИКа обсуждали проект будущей высокогорной электростанции. Выступал известный ученый в области гидростроительства:

— …Подводя резюме, я вынужден признать, что в мировой практике такой дерзкий и технически острый замысел еще не встречался. Пробить в жестких горах Кавказа трехкилометровый тоннель кирками — это проблематично. И хотя предвари тельные изыскания, проведенные по вашему указанию, Михаил Иванович, Ростовским трестом «Энергострой», подтверждают возможность, — я подчеркиваю это слово — возможность проведения эксперимента, — я считаю, что скудные средства, которыми сегодня располагает страна, более целесообразно направить на реализацию другого, уже апробированного проекта.