Исповедь жертв - [42]

На позолоченных часах Алекса, стрелка медленно подбиралась к трем часам дня.

— Рассматривал вариант, что он мог покидать место преступления? И точно-ли это был он? — поинтересовался Фитцжеральд, аккуратно разделывая яблочный пирог.

— На видео все подробно видно. В течение пяти часов он находился в зоне видимости, — рассматривая свой бухгалтерский блокнот, произнес Курт.

— Только подумай — два часа ему вставлял негр. Просто жееееесть, — объявил Митч.

— Ты видео изъял?

— Я что похож на извращенца, мать твою.

— Проводя анализ, можно опять вернуться к фактам. У нас 10 трупов. Из ни 9 трупов объединяет криминальное прошлое, — размышлял в слух Курт.

— Один, мать его, бармен.

— Спасибо, Митч.

— Плюс ко всему их объединяет судебное производство. Все они были подзащитными Мориса и были освобождены, — добавил Алекс.

— Кроме бармена.

— Спасибо, Митч, — уже хором сказали напарники.

— У всех покойников найдены игральные карты… Даже у бармена. Эксперты сообщили, что 99 % из ста — действовал один и тот же персонаж. Подчерк похож, а именно убивал ножом, точным попаданием в артериальные вены. Жертвы умирали от потери крови. Причем по нашим предположениям у нас есть портрет убийцы: физически сложенный мужчина, военный, прошедший подготовку либо в морских котиках, либо в рейнджерах, имеет четкую цель. Перед убийством играет с жертвой. Убийства всегда происходят около леса, затем он их оставляет на пустыре. Вроде, как все, — Курт захлопнул блокнот. — По крайней мере, что есть у меня. Есть кому, что дополнить?

— Видения… Ко мне по очереди приходили четыре жертвы. Поньо, Линтер, один из мексиканцев и одного не рассмотрел. Все призраки обращались ко мне. Вид у них был явно недружелюбный. После того, как они произносили пару слов, они садились за стол и играли в карты.

Курт задумался от сказанных слов. Минутное молчание прервал лейтенант:

— Не обращай внимания на последние показания. Он же псих. Не забывай откуда мы его забрали час назад.

В этот момент телефон Курта завибрировал.

— Есть контакт, — спокойно произнес, Курт. — Мы знаем, где еще работал этот бармен. Айтишники взломали почту и прислали адрес.

— Не томи, не будь Фитцжеральдом вторым, — буркнул Митч.

— 72 авеню.

— Погнали.

* * *

Пламя ада рано или поздно поджарит наши задницы. Но больше я боюсь за испепеленную душу… Как же часто на одни и те же вещи мы смотрим разными глазами, и почему-то мне вспоминается книжная лавка на углу Бродвея. Я помню ее с самого детства, в то время она мне казалась кладезю никому ненужной бумаги, даже не понятной для чего. Когда стал повзрослее начал думать о количестве сказок, мифов и легенд, исписанных узорчатыми шрифтами и яркими картинками. А сейчас думаю о продавце, который за столько лет ни разу не сменился, а просто старел. Каждый новый взгляд предавал мне очередную порцию для размышления.

Так и сейчас. Это была маленькая деревушка на юге Кореи. Я с детства любил пальмы. Для меня они были символами чего-то теплого, чего-то неизведанного, знаки отдыха и южных побережий. Однако, за время военных действий, проведенных мной в Африке и Азии я возненавидел пальмы. Сейчас они были для меня предвестниками войны. Причем бессмысленной. Я как Форест Гамп во время Вьетнамской войны искал какого-то Чарли, а зачем и для чего не знал. Однако, в отличие от главного героя художественного фильма я умел убивать. Причем самые профессиональные киллеры могли курить в стороне над моими методами ликвидации абсолютно различного количества противников. Но что-то в этом задании мне не нравилось. Все чувства говорили мне: «Жди беды». Возможно из-за того, что операция была моей последней перед уходом на покой, возможно потому что мне бросила писать сестра, а может что-то внутри меня научилось определять опасность. Не знаю, что, но у меня даже руки начинали трястись, хотя такого у меня не было уже лет пять, еще с военной академии. Опыт все-таки дает о себе знать. Все делалось на автомате. Даже вспарывание брюха человеку может стать автоматическим действием, если это специфика каждодневной рутинной работы. Говорю ужасные вещи на деловом языке. Этому, кстати, тоже учат. Нас учат всему. Как нужно правильно дышать, когда бежишь, как правильно дышать, когда стреляешь, как правильно дышать, когда маскируешься. И это только простое действие дышать. А человек помимо того, что дышит выполняет сотни других действий.

Можно очень много об этом мусолить, но если уже удосужились читать мысли психопата, то могу погрузить вас в свой мирок. Обещаю описывать только самые запоминающиеся мелочи. Например, бревно. Обожаю это упражнение. Стоишь по шее в воде, а тут дождь хлещет на твою лысую макушку, и ты думаешь о бревне, которое держишь над собой. Веселое упражнение, но кто-нибудь именно после простого упражнения льет слезы и уезжает обратно в свой штат. Слезы могут быть разными. Слезы победы, когда мы только выпускались из этого ада, называемого начальной школой подготовки военной воздушных сил США. Или слезы слабости, когда не прошел какое-нибудь испытание и сломался. А тут ломались все. Просто кто-то слишком явно, а кто-то тихо внутри себя. И это считалось нормальным. Чем больше мы ломались, тем полезнее для нас были те или иные испытания.