Исповедь якудзы - [69]

В юности я обучался в коммерческой школе и имел неплохие практические навыки бухгалтерского учета. Это мне здорово помогло выбиться в старшие по мастерской. Я помогал начальнику охраны вести учетные записи. На каждого заключенного начальник охраны заводил специальный блокнот и делал в нем заметки — кто и сколько продукции изготовил, за кем замечены какие нарушения. Это очень ответственная работа! Я хочу сказать, что теперь только от меня зависело, кого из заключенных сочтут хорошим работником, а кого — разгильдяем и лодырем. Я в одночасье превратился в авторитетного человека. Но мое собственное положение было довольно сложным, поскольку мне приходилось заботиться о том, чтобы никто из ребят зря не пострадал, и в то же время соблюдать некоторый баланс — чтобы меня самого не заподозрили в шельмовстве и не турнули с должности.

Сейчас объясню, как мне это удавалось. Ежемесячно из тюрьмы освобождались, как минимум, один-два заключенных, а иногда на волю отправлялись сразу пять-шесть человек. Они редко выходили в самом начале месяца — чаще всего где-то в десятых числах, а иногда в середине месяца. Все время до самого дня освобождения заключенные продолжали работать, и вся изготовленная ими продукция поступала и учитывалась на складе. Но с момента освобождения записи о производственных показателях в их маленьких книжечках переставали интересовать охрану, как и все, что не касалось заключенных непосредственно. Иными словами, у меня имелась возможность в учетных записях разделить продукцию, фактически произведенную людьми, которые вышли на свободу, между собой и своими приятелями, улучшив тем самым наши производственные показатели. Конечно, я не давал таких поблажек кому попало, а поступал по справедливости и держался в рамках разумного. То есть не приписывал всю дополнительную продукцию кому-то одному, а распределял это общее количество излишков на всех — и каждому приписывал понемножку.

Разумеется, охрана знала про мои маленькие хитрости, но никто даже не пытался делать мне замечаний. Такова специфика тюремных взаимоотношений, охрана вынуждена давать поблажки тем, кто пользуется значительным авторитетом среди заключенных.

Я приписывал дополнительную продукцию большей частью Кан-тяну из клана Кирю и боссу Мураока, который попал в тюрьму, когда я уже отбыл в заключении некоторое время. Хотя помогал я не только им, иногда я приписывал дополнительную продукцию также Цунэгоро и Намидзи, людям, которых можно назвать членами моей команды. Я был поражен, какое глубокое впечатление производили на ребят приписки в учетной книге о дополнительной выработке, — они просто в восторг приходили, когда читали, что наклепали за месяц целых две тысячи конвертов, но при этом прекрасно знали, что фактически изготовили не более девятисот! Конечно, если бы остальные заключенные пронюхали, что я приписываю чужую работу своим приятелям, они бы устроили вселенский переполох, но такого просто не могло случиться. Дело в том, что у каждого заключенного был доступ исключительно к записям о его собственной выработке, он понятия не имел, лучше или хуже других работает, и следил только за тем, чтобы цифры его выработки совпадали с тем количеством, которое он фактически изготовил, а остальное его мало волновало. Так что никакого повода скандалить или жаловаться на меня у остальных заключенных не было.

К тому же ради возможности разными способами помогать товарищам по несчастью мне приходилось оказывать всякие мелкие услуги охране, ведь они были такими же обычными людьми и так же, как и все остальные, уставали, болели и скучали. А ведь им приходилось без передышки вышагивать по тюремным коридорам и мастерским и не сводить глаз с заключенных. А иногда на охрану сваливалось слишком много бумажной работы, и они мечтали покончить с этой волокитой за время дежурства. Поэтому, если я замечал, что кому-то из охранников надо отвлечься, то окликал его и предлагал:

— Эй, господин охранник, займитесь своими делами, а я подежурю здесь за вас…

А потом подзывал одного из своих ребят — например Цунэгоро или Намидзи, и просил их проследить за входом и дать мне знак, если поблизости появится комендант тюрьмы. Так что я всегда знал о приближении начальства прежде, чем оно откроет двери. Ребята у меня были хваткие, любой намек хватали на лету, старательно исполняли мои приказы, смотрели во все глаза и успевали дать сигнал раньше, чем комендант тюрьмы войдет в коридор. Подбегали и шепотом сообщали:

— Босс, приближается господин комендант… — Я давал знак дежурному охраннику, и он сразу же подхватывался со стула и начинал деловито расхаживать по коридору или мастерской.

Комендант входил и спрашивал у дежурного:

— Ну, что у тебя? Все ли в порядке?

А охранник салютовал ему в ответ и бодро рапортовал:

— Все в порядке, без происшествий, господин комендант!

Вот так и обстояли мои дела — я стал отрадой и гордостью тюремной охраны.

3. Капитан Хасиба

Я освободился в мае 1936 года, как раз во время “истории Абэ Сада”[23], и отчетливо помню эти слова, выделенные крупными буквами в газетных заголовках. К тому моменту мне исполнился тридцать один год.