Исповедь якудзы - [45]

— Отдать честь командиру полка! — взревел командир первой роты и снова рассек воздух парадным мечом, салютуя господину полковнику.

— Равнение направо! — Голос звучал впечатляюще, я никак не ожидал такого голоса от тщедушного командира роты.

— Не туда! Слышали команду — “Равнение направо!”, значит, надо смотреть вправо, — завопил где-то рядом сержант, я оглянулся и увидал парня, который скосил глаза влево. В армии все время так — тебе будут указывать даже куда смотреть!

Первая рота поприветствовала полковника, а потом наступила наша очередь вытягиваться во фронт под команду “Смирно!”. Когда все роты отдали честь, полковник, который сидел в седле, выпрямившись, словно шомпол проглотил, отсалютовал и порысил на своей лошаденке с плаца. Я по глупости вздохнул с облегчением, думал, что нас тут же распустят по казармам.

Но вместо команды “Разойдись!” раздалось привычное:

— Отдать честь командиру батальона! Равнение направо!

И весь ритуал приветствия командиров начался заново, рота за ротой вытягивалась в струнку, поочередно приветствуя своих офицеров. Еще минута-другая, и команда “Разойдись!” нам бы уже не потребовалась, мы бы попросту все замерзли до смерти.

Зато на следующий день, на том же парадном плацу, вместо патриотических речей нас ждали занятия строевой подготовкой.

— Налево! Направо! На плечо! Направо! Налево! — разносилось над плацем десятки раз, и мы безропотно вскидывали винтовки на плечо, поворачивались то вправо, то влево, армейские ранцы больно врезались в наши спины, а офицеры понукали нас как лошадей:

— Не сутулиться! Спину ровнее! Держите голову, не позволяйте фуражке сползать на брови! — Офицеры муштровали нас день за днем, без малейшего снисхождения.

Прошло дня три-четыре, и занятия по строевой подготовке неожиданно прервались. Двадцать пятого декабря скончался император Японии Тайсё[19]. Я хорошо запомнил суету, которую устроили из-за этого траурного события — чтобы отдать почившему императору последние почести, наши командиры устроили настоящий церемониал, который провели точно в тоже самое время, когда останки монарха выносили из императорского дворца в Токио.

Сержант подробно проинструктировал нас:

— Наденьте свежее белье, выберите самые чистые носки, почистите зубы, побрейтесь, аккуратно причешитесь и начистите ботинки, чтоб сияли даже ночью! Можно надеть перчатки, но придется обойтись без тулупов. Разговаривать можно только в случае крайней необходимости, но даже тогда следует понизить голос. По коридорам не бегать, не шуметь. Обед сегодня будет рано, во время приема пищи ведите себя тихо и сдержанно…

Мы были готовы и весь вечер ждали команды.

В одиннадцатом часу нас построили на плацу во внутреннем дворе. Мы стояли навытяжку в полной темноте и дрожали от холода, надо сказать, погода стояла такая, что мороз пробирал даже в тулупе. Каждое отделение получило приказ зажечь сигнальный костер. Дрова закупили у окрестных поставщиков, заранее сложили высокие поленницы, закрепив их в специальных бамбуковых рамах. Костры полыхнули одновременно и осветили весь плац, огонь отражался от снежной поверхности, сверкал в каждой льдинке как в зеркале! Яркий свет залил весь плац, но там, куда лучи света не смогли дотянуться, по-прежнему царил беспросветный мрак. Поленницы потрескивали, пламя разгоралось, его языки взлетали вверх, рассекая черноту ночного неба.

Прозвучала команда:

— Равнение направо! — На плацу появился полковник, вооруженный набором подобающих случаю патриотических фраз:

— С чувством глубокой скорби я вынужден сообщить вам горестную новость — Его величество император Японии покинул этот мир сегодня в час двадцать пять минут утра. — Полковник тоже был в одном кителе, без тулупа. Он подавал пример своим солдатам, как и подобает образцовому командиру. Наконец траурная речь завершилась, все развернулись лицом к востоку и низко поклонились. Часы начали отбивать полночь, и по этому сигналу горнисты затрубили прощальную песнь. Траурная мелодия лилась бесконечно долго — в носу у меня все заиндевело, при каждом вздохе мелкие льдинки щекотали кожу. Но вот звук горна наконец затих, и замерзшее воинство, выказав свою полную лояльность почившему императору, отмаршировало обратно в казармы.

Несмотря ни на что, армия все же была лучше тюрьмы хотя бы по одному показателю. В армии прилично кормили! После многочисленных конференций по разоружению численность армии сократилась, а объем продовольственных поставок остался прежним. Солдат кормили три раза в день, и еще разок можно было перекусить между сном и ужином. Меню менялось почти каждый день, и блюда отличались большим разнообразием. Был случай, каждому выдали за раз по пять булочек со сладкой начинкой. Кроме того, нам частенько перепадал суп из бобов и бататам — блюдо из свинины, тушенной с бобами. Представьте, нам всегда накладывали по полной тарелке!

По воскресеньям мы получали увольнительную и могли покинуть территорию части. В городке тоже было приличное количество торговых лавок и много ресторанчиков, в которых можно было перекусить. В основном в этих забегаловках готовили корейцы, и только два или три заведения принадлежали японцам.